Любовь бывает лишь одна 1

Виталий Овчинников
                или
       
 ЖЕНСКИЕ  МЫСЛИ  ВСЛУХ  О  СОКРОВЕННОМ

(Эта повесть является заключительной частью романа "Заклятие любви", в которой события любви главных героев романа, Зины и Андрея, рассматриваются  с точки зрения Зины, многого тогда о трагических событиях в жизни Андрея не знавшей и потому не являющейся объективной).

 
      
«Я извиняюсь перед всеми женщинами, прочитавшими мою эту повесть, за то, что осмелился говорить от их имени. Просто, я неравнодушен к женщинам и потому, как мне кажется, порой их понимаю лучше, чем они сами себя»
Автор
               
«Человечество существует в двух, взаимно непримиримых мирах, мира мужчин и мира женщин,  между которыми идет постоянная, незримая  и никогда не затихающая война. Война в прямом и переносном смысле слова».
Заумная фраза из неизвестного источника.

«Не возвращайтесь на пустые пепелища, Зачем вам память прошлых лет? Свою судьбу ты в прошлом не отыщешь. Что потерял, того давно уж нет. И не топчите старые могилы: река времен уходит сквозь песок. И где возьмешь ты мужество и силы, когда  тоска  ударит под висок»
Стихи неизвестного поэта



  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


«Любовь бывает лишь одна. Все остальное только мифы. Испей судьбу свою до дна и пусть потом пируют грифы»
Стихи неизвестного поэта.


                Судьбу свою она уже  испила. Полностью и окончательно. Потому что ей было уже под  шестьдесят. Пенсионерка. Страшное это слово для женщины, пенсионерка! Страшное не возрастом своим, а смыслом. Ибо слово это для женщины не возрастное, а психологическое.  Словно некий твой приговор о приближающимся конце. Конце чего? Да всего того, что составляет смысл жизни женщины на этой земле. И интересов семьи, которая существует больше по инерции, чем на самом деле. И интересов детей, которые выросли и жили уже самостоятельной, совершенно не зависящей от них жизни. И интересов работы, которой у тебя  уже нет и никогда больше не будет.  Нет, работа у нее была! Была! Она еще работала. На кафедре в Университете. Но вот смысла в этой работе уже не стало совершенно. Поэтому можно было со спокойно совестью посчитать, что работы у нее уже не было.

               И никакого будущего впереди у нее уже  теперь не просматривалось совершенно. Пустота! Причем, мертвая пустота. Однако до грифов дело не дошло.  Зачем они, если дело идет о людях?  А они были с мужем, все таки,  людьми.  Хорошими или плохими – это другой вопрос. Но, все же – людьми. И жить друг с другом  они всегда пытались по «людски», по человечески.  Хотя и не всегда и получалось. Причем, чаще по ее вине, а не по его.

               Так вот, день был  выходной, субботний  и Зина хотела  было поспать подольше  или  же просто поваляться в постели и элементарно «побалдеть» одной, наедине с самой собой.  Муж уехал в пятницу к своему брату по каким-то их семейным делам, дети жили в своих квартирах, и она была одна.  Совершенно одна. Но  полежать у нее  не получилось. Она проснулась  в семь часов утра и сна не оказалось ни в одном глазу. Она полежала, полежала в постели, сначала на спине, закинув руки за голову, потом повернулась на один бок, потом опять на спину, потом на другой бок и очень скоро почувствовала, что лежать больше не сможет. Не в состоянии. Не было уже  сил для лежания.

                Она вздохнула и села на раскладной семейный диван, служащий ей с мужем супружеской постелью. Сколько они на нем уже спят? Да, наверное, лет десять. Как купили тогда с мужем эту современную квартиру, состоящую из двух,  размещенных на одной  лестничной площадке квартир в сталинском солидном пятиэтажном доме в центре Воронежа, и соединенных затем ими вместе. Квартиру  с большим двумя  кухнями,   шикарными двумя прихожими, где они так и живут до сих пор. И  как въехали они тогда в новую свою квартиру, лишь чуть-чуть перепланированную,  с новой мебелью, новыми вещами и новыми желаниями,  словно начинали свою новую жизнь,  так и живут здесь с тех пор, ничего не меняя.

                Муж  тогда, в девяностые годы, работал в  отделе рабочего снабжение  на знаменитом Воронежском авиационном заводе, в, так называемом, ОРСе,  одним из замов и, пользуясь всеобщей неразберихой девяностых, они с другом тогда быстро сориентировались  и  приобрели практически  за бесценок  в свои руки мощнейшие склады ОРСа завода, напичканные холодильниками,  холодильными камерами и объемными холодильными установками.

                Они занялись тогда  простым хранением  на своих складах по контрактам и по простым договоренностям продовольственных товаров для бесчисленных фирм и «фирмочек»  города,  возникающих вокруг в несчетном  количестве. Ну, а  потом, освоившись и «заматерев», они  начали  потихонечку   прибирать к своим рукам эти самые городские фирмы и «фирмочки», создав самую крупную в городе торговую фирму по снабжению города  импортными и отечественными скоропортящимися продовольственными товарами.

                Вот тогда они и приобрели эту самую квартиру в центре города,  в шикарном районе,  рядом с городским парком, на втором этаже большого сталинского дома, соединив две квартиры, трешку и «двушку»,  в  одну превосходнейшую по тем временам многокомнатную квартиру. Но это тогда она им казалась и была действительно  превосходнейшей, но сейчас, когда дети поразбежались и жили в своих собственных квартирах, в ней  было громоздко,  пустынно и тоскливо.

                И она подумала,  не пора ли здесь что-нибудь сменить из мебели. Или полностью все обновить в модном ныне стиле евроремонта.  Ведь надо же хоть что-то делать в этой жизни? Мысль эта показалась ей интересной и она даже загорелась желанием пройтись по мебельным магазинам  и посмотреть на нынешние  образцы мебели. Больше ей делать было нечего, да  и   думать было совершенно не о чем. Так почему бы и не сделать этого, раз появилось такое желание?

                Но, чтобы пройтись по магазинам, ей надо было сначала полностью встать,  затем  сотворить себе  утренний марафет, позавтракать и потом выйти из дома, завести  машину и поехать.  А ей сейчас  ничего не хотелось делать. Даже одеваться не хотелось, даже  завтрак себе приготовить не хотелось. Она так и зашла на кухню в одной лишь своей «ночнушке».  Дома никого не было и кого же  ей было  тогда стесняться? Мужа своего она уже давно не стеснялась. А ведь в народе  говорят, что, если ты, женщина,  не стесняешься своего мужчины, то ты  не любишь его.

                Любила ли она своего мужа? Она твердо знала, что нет. Даже обыкновенно женской симпатии к нему у нее  не было. Было простое, элементарное  равнодушие, когда абсолютно все равно,   есть ли он, или же нет его. С самого дня свадьбы она его не любила. И она догадывалась, что муж знает об этом ее «нет». Хотя она  и дала согласие на его бесконечные предложения о замужестве, но она его не любила. И не смогла полюбить несмотря на все свои усилия, на все свои старания и  на все свои  желания. А ведь она очень даже хотела его полюбить. Пусть лишь вначале их совместной жизни, пусть! Но старалась. Но не все в нашей жизни делается по нашему желанию. Далеко не все. А полюбить по желанию ни у кого на этой земле еще не получалось.
 
                Он, ее будущий муж, всегда был рядом с ней. Сколько она себя помнит. С самого ее десятого класса. А может даже и с девятого. Куда  бы она не пошла с подругами или друзьями,  чтобы она ни делала, он всегда был   рядом с ними, а точнее, рядом с ней, шел за ней,  как иголка за  ниткой, хотя и долго держался от нее на расстоянии.

                Он был старше ее на три года и учился  заочно в Московском пищевом институте.  Отец его был начальником местного Горторга города Лебедяни,  и он работал у отца  в отделе   технического управления  специалистом  по продовольственным товарам. Жених он был не просто завидный, а сверх завидный, и девицы к нему клеились во всю.  Однако   он почему-то никого вокруг себя, кроме Зины,   не видел и не хотел замечать Он  сразу же  намертво прилип к Зине. Хотя  Зина держалась с ним очень сдержанно, близко к себе не допускала и ни на какие отношения с ним не шла, а лишь только иногда  позволяла ему   быть с собой рядом.  Хотя и это было для нее чисто по девически приятно. Как ни говори, но все-таки – поклонник! А ведь далеко не у каждой девчонки в те времена  к окончанию школы были такие неотвязные поклонники.

                Он даже на выпускном оказался вместе с ней.  Так, как парня тогда у нее не было никакого, то она позволила поцеловать себя именно ему. Это был ее первый в жизни поцелуй и ничего, кроме элементарного отвращения, он у нее не вызвал. Она еще не знала, что поцелуй доставляет девушке или  женщине высшие психологические и  физиологические наслаждения только лишь тогда, когда  ты целуешь своего любимого парня или мужчину. Или же он целует тебя.  В противном случае это получается элементарным «пососать» чужие губы. Но ведь  далеко не к  каждым губам тебе хотелось бы прикоснуться своими губами, не то, чтобы поцеловать.

                Зина села за стол, взяла из стоящей на столе вазы яблоко, и начала его есть. На душе было грустно «прегрустно». Даже слезы на глазах навернулись. В этот момент зазвонил ее мобильник. Она взяла его и глянула на экран. Звонила ее младшая сестра Валя. С ней они всегда были в хороших и доверительно близких отношениях. Еще с тех самых пор, когда у нее началась ее первая и, как ни странно это признавать взрослой женщине, последняя ее настоящая любовь.

                Она нажала кнопку приема и услышала знакомый, взволнованный и чуть ли не плачущий голос сестры:
               -- Привет Зинуль! Я тебя не разбудила? Твой разлюбезный рядом? Нет? А где он? Уехал к своим? Как здорово! Слушай, Зин, я на ногах с пяти часов утра. Мой разлюбезный укатил  на рыбалку с друзьями до  понедельника Я хожу по квартире, как набитая дура,  и не знаю, куда себя деть!

                -- Чем набитая? - рассмеялась Зина. Она по настоящему любила свою младшую сестру и это был единственный на свете человек, который знал всю подноготную личных проблем  ее  жизни  и  которой она при нужде,  единственной,  всерьез и от души,  могла поплакаться, если ее подпирало основательно и ей было уже совсем   не «вмоготу»!

                -- Как чем? – вскрикнула Валя, - Свободным временем и плохим своим  настроением! А когда у меня плохое настроение, я хочу с ним поделиться с тобой, моей любимой сестрой! Ведь, когда двоим плохо, это же лучше, чем плохо одной!
               
                Зина рассмеялась:
              -- Ладно, приезжай ко мне! У меня есть бутылочка превосходного  Кипрского рислинга. Прелесть, а не вино.

             -- Во-о, - поддержала ее Валентина, - а у меня имеется бутылка Португальского портвейна. Тоже классное вино! Давай напьемся! И торт я по дороге куплю.

                Где-то через час Валентина была у Зины. Зина сварганила к этому времени   салатик из того, что было в холодильнике. Холодное  вареное мясо из говядины и курицы, порезанное кусочками;  холодная картошка,  порезанная ломтиками,  порезанные  огурчики, помидорчики, перец красный болгарский, два вареных  яйца вкрутую, тоже мелко порезанные. Все  уложено  в салатницу, все густо  полито майонезом и тщательно перемешанное. А сверху брошены несколько листиков петрушки и порезанного зеленого лука.  Чем тебе не оливье?

                А дальше больше!  Две миловидных  женщины за пятьдесят лет, делают себе праздничные прически,  одеваются в праздничные брючные костюмы. Валентина для себя  привезла с собой. А Зина, естественно, оделась у себя дома.

                Потом они накрывают большой круглый  стол в гостиной праздничной скатертью.   Ставят  на стол салатницу с салатом,  ставятся два  бокала грушевидной формы из богемского стекла для вина, два фужера под минеральную воду, тарелочки, вилки,  ваза с  яблоками, бананами и мандаринами,   раскупоривается бутылка Кипрского рислинга, наливаются два полных бокала вина и два фужера минералки, немножко чокаются и выпивают по половинке, закусывают. Им спешить некуда. У них теперь вся жизнь впереди.

                Они пили, ели и разговаривали. Пили, ели  и разговаривали. А о чем могут разговаривать две подвыпившие женщины в годах? О жизни своей, о детях, о мужьях, и, конечно же, о любви. А если разговор идет о жизни, то  как тут обойтись без семейных альбомов? Да никак не обойтись! И здесь совершенно не нужен   компьютерный твердый диск с фотками, сделанными  современным цифровым или зеркальным фотоаппаратом или же мобильником и потом перенесенные на диск. Эти фото смотрятся на компьютере.

                Но фото на компьютере – это совершенно не то, что фото в альбоме. Совсем не то! Другие ощущения! Когда ты смотришь старые фотографии в семейном альбоме, то ты слово бы заново переносишься в те  былые,  давние  времена и вновь начинаешь переживать те самые  события, что произошли с тобой когда-то.

                И вот, перевернув очередной лист  старого альбома они увидели фотографии молодого  человека лет двадцати, довольно симпатичного, с пышной, зачесанной назад шевелюрой, и  с удивительно грустными,  широко раскрытыми глазами, смотрящими даже не на тебя, а  как бы сквозь тебя, в никуда, или  в свое не слишком понятное будущее.  Их было пять  таких фотографий. Всего пять. А, может, целых пять? Целых  пять  страничек чьей-то прошлой жизни? Вопрос – чьей?  Ее жизни и конечно же его!

               Валя вынула одну фотографию, перевернула ее. В углу фото наискосок было написано мелким четким подчерком:  «Любимой Зине на добрую память. Твой навеки Андрей. г. Лебедянь 1965 год»

              Валя глянула на Зину:
            -- Сохранила? А ведь хотела порвать и выкинуть!
              Зина вздохнула и как –то  виновато, словно оправдываясь перед Валей или перед собой, ответила:
             -- Хотела. Да.  Очень хотела. Но не смогла. Руки меня не слушались. Выкинуть, это ведь как бы  часть  себя самой от себя   отрезать. По живому отрезать. Ведь не умерло же ничего!  Болит! До сих пор его во сне вижу. Такое  разве отрежешь? Да и не хочется что-то отрезать.
 
                Она  плеснула себе  немного минералки, залпом выпила. Посидела молча, углубившись в вои мысли. Затем продолжила.
            -- Ведь, Валь, как тут ни крути, но  кроме плохого, было у нас с ним и много хорошего. Ведь мы любили друг друга. По настоящему любили. Да и плохое у нас с ним  было какое-то странное и  не слишком понятое.  Логики нет в нашем с ним плохом. Случайное оно какое-то.  Не наше. Чужое. Потому, наверное,  таким незавершенным у нас с ним все получилось, незаконченным.   На  взлете  все оборвалось и рухнуло. А почему, зачем,  я так и не поняла?  И кому  в этом мире нужно было, чтобы два любящих сердца, причем, по настоящему любящих  друг друга, разошлись навсегда и навеки? А  потом  были лишь  судорожные попытки вернуться к прошлому.   Но и они не получились.

                -- Ты знаешь, где он сейчас? - спросила Валя.
                --  Да, знаю. В Подмосковье. Город там есть такой, в часе езды  от Москвы. Электросталь называется. Он там с семьей живет.
                Зина втянула в себя воздух и вдруг всхлипнула. Затем взяла со стола салфетку и промокнула глаза. Взглянула на Валю и сказала:
                -- Да я ничего. Сейчас пройдет. Так, взгрустнулось что-то от воспоминаний. Давай-ка  лучше выпьем.
               Они налили себе по половинке бокалов, снова чокнулись и снова  выпили. Помолчали обе, занятые своими мыслями, потом Зина усмехнулась и  спросила:
              -- Ты знаешь, на ком он женился?
             Валя отрицательно покачала головой.
              -- Помнишь, когда мы с  тобой  еще в школе учились, у нас в пристройке семья жила. Муж, жена и двое ребятишек. Мальчик и девочка. Девочка такая худенькая, и все время  грязненькая такая, неухоженная  ходила. Молчаливая, «угрюменькая». Как дикий галчонок. Все исподлобья на всех  смотрела. Года два они у нас тогда прожили. А потом построили себе дом и переехали.
                -- Да, помню, - сказала Вала, - была такая чернявая крикуша. Мы с ней вечно дрались и  вечно скандалили. Мне мама даже запретила к ним заходить из-за вечных наших конфликтов.          
                -- Так вот,  - усмехнулась Зина, - этот дикий галчонок потом, с годами,  когда подрос, превратился в очень даже красивую молодую женщину. Когда Галя мне потом показала ее фотографию, я даже поразилась, насколько она была красивая. Гораздо красивее меня.

                -- Какая Галя? Ты о чем, Зинуля? – встревожено потянулась к Зине Валя, -  И чего это ты себя все казнишь? В чем ты в вашей с Андреем любви виновата?
               -- Я не об этом, Валя, не об этом. – махнула рукой Зина, - я о том, что в наших с Андреем отношениях, есть какая-то странная путанность, недоговоренность или  даже какая-то мистическая  «запрограмированность». Словно все  заранее было уже  кем-то известно,  спланировано и предрешено. И очень так «странненько» предрешено. Не по-людски как-то, не по-человечески. Плохо!

                -- Зина, ты успокойся, - встревожено проговорила Валя, - И давай уберем эти альбомы.  И для чего  это нам с тобой сейчас прошлое  свое ворошить? Зачем? Жизнь свою мы уже прожили. И не  так уж плохо мы  ее прожили, чтобы теперь нам  каяться!

                Валя налила вина себе и Зине и протянула ей полный бокал. Зина взяла бокал с вином и залпом, крупными глотками выпила вино. Валя пить вино не стала. Она с тревогой следила за Зиной. Что-то в ее близкой и дорогой для нее сестре сегодня открылось такое, о чем она раньше и не догадывалась.

              -- Знаешь, - сказала, Зина, - Вот эта самая Галя, моя школьная подруга, с которой мы просидели несколько лет за одной партой, оказалась соседкой наших с тобой бывших  квартирантов. Как нарочно! Они дом себе построили рядом с ними. Через забор. Дружить семьями  они друг с другом не дружили, но и не ругались никогда.  Жили, как живут тысячи соседей по домам.
 
                А с Галей мы продолжали поддерживать отношения и после окончания школы. И перезванивались, и переписывались. Она тогда часто домой приезжала  в отпуск.  Пока ее мать была жива. То с мужем, то без мужа. И часто виделась с женой Андрея. Та тоже летом часто бывала у родителей. Так что о ее жизни с Андреем я кое что знаю почти из первых рук. Вот он обо мне, уверена, не знает ничего. И это даже обидно в какой-то степени.

                Зина замолчала и задумалась.  Действительно, многое  в их отношения с Андреем было странно и малопонятно.  Слишком многое! Ну, ладно, пусть не все, но многое! Начиная с самого их знакомства.  Или, может, ей так лишь кажется?  Ведь она  лицо слишком уж заинтересованное и ей теперь, по  прошествии стольких лет,  может казать вся, что угодно!

 КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2013/03/14/1854