Моя московская подруга, с которой знакомы много лет, прислала фотографию, сделанную во время зимнего дождя прямо из окна квартиры. На снимке, напоминающем акварель импрессионистов, застыл хаос обледеневших со всех сторон веточек вперемешку с красными ягодами рябины. Цифровой «зум», как ни странно, нисколько не портил «стеклянную» фотографию, а напротив, придавал ей некий шарм и загадочность.
С такими картинками «ледяного дождя» я сталкивалась и раньше. Но вот услышать «ледяную музыку» – довелось лишь однажды. И я вспомнила давнюю историю.
***
Был конец зимы. Один из тех тоскливых промежутков кажущегося безвременья, когда затянувшаяся холодность дней становится особенно нестерпима. Снег утратил первозданную белизну, и, вобрав в себя все оттенки серого, теперь сливался с небом, делая линию горизонта вовсе неразличимой.
Зима уходить не хотела и отчаянно сопротивлялась. Но в один из дней налетел шквалистый ветер и принёс массы тёплого воздуха. Началась оттепель. Тогда зима собралась с последними силами и выдохнула таким холодом, что всё мгновенно окаменело, как под действием злых чар.
В тот вечер мы что-то отмечали у нас дома. Засиделись допоздна, и мама с папой пошли провожать гостей. Я уговорила взять меня с собой. Сделав первый шаг на улице, мы поняли, что лучше было бы надеть коньки – сразу за порогом начинался сплошной лёд. Транспорт никакой не ходил. Даже трамваи простаивали из-за обледенения проводов. Поэтому шли пешком, по проезжей части улицы. Не торопясь, молча, наслаждаясь тишиной звёздной ночи...
И вдруг послышался лёгкий мелодичный звон. Я прислушалась, через какое-то время звон повторился. Теперь он уже был отчётливей, и слышала его не одна я. Создавалось впечатление перехода в другую, почти что сказочную реальность. Но не успели мы сделать и нескольких шагов, как тайна раскрылась – огромная плакучая ива, которая росла у дороги, была полностью покрыта льдом. Тонкие длинные ветви, каждая в стеклянном панцире, свисали до самой земли. И когда ветерок задевал их, приглашая в свою игру, они сначала нехотя, но потом всё живей и живей включались в неё. В своём хаотичном движении ледяные веточки соприкасались. И в тот момент возникал волшебный хрустальный звон, который сначала просто привлёк внимание, потом заворожил, и наконец, проникнув в сознание, вызвал всплеск незабываемых чувств – impression.
Не прерываясь, звон постепенно превращался в мелодию, которая сплеталась с голосами других деревьев. И вот уже ива солировала среди остальных. Ветер неистово дирижировал необычным оркестром, вовлекая в него всё новых музыкантов.
Толстые струны телеграфных столбов густо «басили» побочную партию, иллюзорно убеждая себя в том, что она – главная.
Пробовали, как при распевке, свой голос звонкие чердачные сосульки, забравшиеся выше остальных и оттого мнившие себя ангелами. Но до неба им всё равно было далеко – и звёзды беззвучно посмеивались над ними, время от времени закатывая глаза, и тогда казалось, что они мигают.
А ветер по-прежнему не опускал дирижёрскую палочку, фалды его фрака развивались всё сильней, постепенно удлиняясь, путаясь, словно кто-то невидимый раскручивал огромные свитки…Начинало казаться, что в этих рукописях скрыты великие истины, отображенные в красках, словах и нотах. И будто по этой партитуре играет сейчас оркестр. И если дать свитку развернуться до конца, то, возможно, откроется тайна завораживающей красоты музыки…
Мелодия манила, звала за собой с какой-то неодолимой силой. Иногда она затихала, и тогда было слышно биение собственного сердца, но очень скоро, словно передохнув, накатывалась новой волной, ещё более прекрасной и полнозвучной.
Оркестр громыхал, доходя в своём крещендо до такого неистовства, что явственными становились картины древнего манускрипта, оживали и приходили в движение фигуры, напоминающие почему-то мифических героев.
И в этом бушующем вихре страстей, калейдоскопе мыслей и чувств, мелькании лиц уже было не различить – запечатлены ли они на разворачивающемся свитке, или их стремительно рисовало моё воображение. Казалось, ещё немного – и вот он, торжествующий финал, когда раскроется тайна, и всё обретёт своё логическое завершение…
Но меня окликнули, и всё пропало.
Сначала развязался белый галстук-бабочка мнимого дирижёра и легко упорхнул вверх, обратившись на небе в ма;лую долю луны. Вслед за ним устремились пластрон и белый пикейный жилет – и тогда луна стала полной.
Свиток, будто его перестали держать, стремительно скрутился в обратном направлении, опять обратился в фалды фрака, которые – как недостающие пазлы – заняли своё место на общем пространстве тёмного неба.
Свечи воображаемых пюпитров, вспыхнув ярче обычного, потухли – и тотчас рассыпались маленькими искрами.
Зримые образы – поблекли, истаяли и исчезли совсем. Последние звуки, замерев, растворились в пространстве. Всё стало как прежде, будто ничего не было…
Открыв глаза, я увидела, что стою одна возле ивы, а все остальные ушли далеко вперёд. В темноте я едва различала их силуэты, которые нетерпеливо размахивали руками и звали меня с собой. Но больше не было ни ветра, дирижирующего оркестром, ни холстов, ни музыки…
Гололёд не сходил до конца недели. Каждый день я упрямо отправлялась к иве, в надежде услышать ещё хоть раз повтор той ночной музыки. Но ива молчала.
Какое-то время я ещё пыталась подобрать на пианино – нет, не мелодию, а хотя бы тональность того, что напевала ива. Неудачи не окрыляли, я всё реже открывала крышку инструмента... А потом вдруг, ниоткуда, не дав опомнится, ворвалась весна – и я больше про иву не вспоминала.
А вот теперь думаю, может, это был шанс?.. Кто знает, подбери я тогда нужные звуки, узнала бы тайну, о которой мне хотела рассказать ива и от которой я так легкомысленно отмахнулась…
20.02.2012