10. 03

Юлия Вересковская
Эти социошлюхи, ну зачем, зачем они приходят в наши анонимные обители пустоты и хвастаются своей успешностью.тм? Молодые, красивые, с работой, приличной, хорошо оплачиваемой работой, из кукольных, сахарных стран с точеными высокомерными изгибами пшеничных бровей резким изломом очерчивающими выразительные холодные глаза цвета зимней сказки. Зачем я, влачащая и растрачивающая себя в упарывании анестезиками и бессмысленных спорах, созерцаю их там, где нет места лицам, где слово застревает лживым комком поперек горла? Будь они в сотни раз хуже и неудачливее меня, мне было бы легко и жалостливо. Я бы оправдывала их ум нищетой, скукой, уродством. Но среди них есть другие. Те, в кого я влюбляюсь, завидуя их образу жизни. Мама звала меня шизофреничкой без будущего, потасканной, изодранной странствиями, пусть так, но все, что мне нужно - это сияющий голубой кристалл под названием Интернет. Ведь в реале меня нет. В реале я изувечена, опозорена, забита камнями, мое имя стерта со скрижалей истории. Все, что у меня есть здесь - это осознание и рационализация, символичный код, струящийся более востребованными и вечными потоками, чем вены на моих руках. Приправить корицей рефлексии студеный густой навар кофейной горечи фекалий, что испражняются моей жизнью из анального отверстия Цивилизации. Кровь, факты, войны, насилие, нефть, история. Зачем они, если созерцать их красиво и безболезненно в отличие от переживания? Обычно я цепляюсь к теме и изливаю отвар в мраморные сервизф чужих голов, иногда я создаю темы и другие опускают приправы своих знаний и страданий в мое месиво: гвоздичные, розмариновые, ванильные, полынные, можжевеловые, семена хлопка. Месиво медленно варится самое в себе в разнообразных  ингредиентах людского переживания. Я не хочу быть на поводке, я хочу быть свободна всегда и везде. Странствовать, смотреть, решать сама за себя, готовить и подавать студеные блюда мести и любознательности. Свобода и смерть.
Два текста, что я написала в аэропорту.
Как-то я лежала и думала, насколько ужасно просыпаться каждый день с нелюбимым уродом старше тебя в два раза. Еще помню, как плакала из-за одного интернет-упыря, образ которого идеализировала до того, как увидела его фотографию. Мы были в гостинице в Домбае, мягкий снег кружился и опадал, подсвеченный серебрянным сиянием луны, на стекло квадратного потолка в крыше деревянного коттеджа, последний этаж. Возможно мы, русские эмигранты, станем одними из последних носителей умирающего русского языка. У эмигрантов была одна особенность до появления и активного пользования интернетом они консервировали язык. Так, дореволюционные бело эмигранты до сих пор изъясняются дворянским слогом и пишут, исользуя дореволюционные гласные. Наверняка через много лет прожитых в Мексике (а я планирую с этих пор остаться там навсегда) я буду подвержена той же особенности, если насовсем не разучусь думать по-русски. На родине мы не нужны. Я оказалась абсолютно чужда менталитету своего города. Скорее всего цветная заграница меня разбаловала, где меня третируют, как белую богиню, сошедшую с небес солцеликую Аматэрасу. В моем городе руины, бездонные и бескрайние океаны мусорных дюн. Проезжая в битком набитой маршрутке мимо современных банков из красного мрамора, граничащих бок-о-бок с дряхлыми, тлеющими руинами домов, овитых плющом, кляксами отошедшей известки и бугристого бетона, оголяющего кирпичный костяк стен, меня поражал тот же контраст построек, который сводил в душном, пропитанном духами, потом и землистым перегаром салоне маршрутки бомжа с черным кульком грязных клубней и разукрашенную фифу. Женщины. В отношении к мужчинам их 7 к 1. Все на каблучках, накрашенные и с начесом. Заграницей в таком виде и шагу не ступишь, чтобы тебе не свистели и не пытались познакомиться, а у нас ради охоты на скупые оставшиеся мужские экземпляры охота идет не на жизнь, а на смерть. Большинство женщин истеричны и недоебаны, их нервозность передается небольшой кучки оставшихся в городе мужчин. Город очень бедный, поэтому хачи с достатком чуть выше, чем хождение пешком, пользуется этим, ебут и меняют женщин как перчатки, заводят кучи любовниц, пренебрегают ими, капризничают и всячески унижают. Поразительная ситуация, индустриально-стихийно-торговые аборигены. Нечто подобное, наверное, можно наблюдать в африканской деревушке, где женщины носят соломенные юбки и бусы, а мужчины продают туристам цветастые поделки культа Карго, имитирующие девайсы современности. Инстинкты доведены до предела. Безработица выдавливает хоть сколько-нибудь стоящих и не ленивых мужчин из города, небольшая кучка успешных владеет почти всеми женщимаи, остальные опускаются до старых, больных, ленивых, нищих и алкоголиков лишь бы не остаться в одиночестве. Не побоюсь сказать, что так выглядит матримональный город, город, оставленный на попечение женщин. Женщин наполняют его всюду: в магазинах, в барах, рынках, ресторанах, больницах, школах и вузах. Почти весь город состоит из рынка и магазинов, в которых женщины торгуют с женщинами. Совсем немного мужчин занимается строительством, чинит проводку и работает водителями. Их настолько мало, что здания не достроены либо слеплены на скорую руку, как замки из глины, решето дорог изувечено, дыры латаются из года в год, терзая пористую осколочку проезжую мясистую плоть автотрасс, еда в маркетах скудна, дорога и бесвкусна. Утилизация мусора не организована, сельское хозяйство не организовано, уборка улиц, прополка, раскапывание картошки и овощей, покраска и ремонт учебных зданий не организованы (ими занимаются школьники и студенты училищ на летних каникулах),. Все лептися абы как руками самих граждан, точнее не граждан, а руками женщин и детей. Куда ушли мужчины? На какую неведомую русско-кавказску войну, одичали и стали лесными бородачами? Подорвались в метро? Сгорели в БТРах? Уехали в другие края за безопасностью и длинным рублем? Сошли с ума? Спились и снаркоманились? Покончили с собой? Атмсофера 45ого, опутсевших улиц, наводненных женщинами и детьми с голодными, жадными, бешенными глазами витает в воздухе. Атмосфера проигранной холодной постмировой войны. Атмосфера ошарашенного ужаса, растянувшегося в пошлой саркастической ухмылке.
(Я особенно много пишу, когда ожидаю  в аэропортах наедине со своим буком, по-моему аэропорты - самое продуктивное для мысли место, будь моя воля, я бы всю жизнь проводила в дорогах и странствиях, без дома, без уюта, без карьерных лестниц. Бесконечно растянутая пологая дорога. Мысль о гниении и стагнирование дома, в четырех стенах на золотом поводке у тирана для меня мумифициованию подобна. Сколько волка не корми - все равно в лес убежит. Наверное, сорт оф безумие, предрекающее мне скорую смерть в дороге у ствола случайного придорожного деревца. Достойная собачья смерть, достойная смерть странника, достойнная смерть сбежавшего из-под гнета домашнего животного. Одичалось и свобода.)
Да, маму я избила, сказав, что она виновата в моей проебанной жизни, в том, что я не поступила в универ и не научилась правильному общению с мальчиками. Кажется, я начинаю понимать ее отношение ко мне. Отношение к ненужному ребенку, последышу подброшенному ей ушедшим от нее мужем (на самом деле, она сама его прогнала, но это неважно в ее картине мира), обременительному, нежеланному, но обязывающему. Что должна была, она мне дала (кров, еду, пеленки), а что не должна была и могла не давать, что было незаметно невооруженному глазу, то и не дала (воспитание, участие, любовь, заботливую семью, отсутствие побоев и случайных людей в моей жизни, общения с родственниками). В итоге, она осталась абсолютно одна, никому не нужная и брошенная, поебываемая женатым любовником раз в месяц. Это ее наказание за слабость, за эгоизм, за замкнутость и ненависть к людям. Рок, передаваемый из поколения в поколение, где-то в далеких дебрях родового дерева он заразился и нарастает словно раскаты грома в коридорах поколений. У меня будет свое наказание, частично произрастаемое из семен плодов родового дерева слабости, частично увеличенное моими проступками, но целиком мое. Теперь я переняла эстафету, теперь я буду пытаться забыть то, чего лучше бы не знала. Ненужный ребенок, полусирота теперь становится сиротой, полностью ненужным ребенком. Добровольно. Пора это сделать. Убить маму физически мне не позволяют совесть, жалость и капелька еще оставшегося из книг благородства, поэтому она умрет для меня ментально. Я больше не вернусь. Это было тяжелое решение, но оно пришло ко мне, как гром среди ясного неба, в 25. На самом деле, надо было принять его гораздо раньше, но мне не позволяли детская инфантильность и страх. Я цеплялась за мертвый образ матери за то, что должно было бы быть матерью по идее. Но это всего лишь демон, подменивший мою мать. В Европейской мифологии у таких существ есть отдельное наименование из разряда фейри. С ними нельзя иметь дело. Что бы не говорили мне органы чувств, мир не столь прост и материален. Это действительно более не моя мать. Моя мать умерла и хватит целяться за ее образ, давая пищу демону, возжелавшему поселиться в ее оболочке и питаться моей энергией. Демон, сосущий из меня соки, жалость, любовь, привязанность, но неизменно обманывающий меня, предающий, причиняющий страдания и опусташающий паразит. Иногда душевная болезнь, мистика и мифология - это нечто большее, более правдивое и нужное, чем рационалистическая реальность. Единственная правильная и детерминированная реакция на сложившуюся неразрешимую ситуацию.
Отныне я официально бомж. Мне некуда больше возвращаться. Наркомания, алкоголизм, физическая боль - будут единственным анестезиком. Пережитый ужас, который не забыть нигде и никогда, который будте точить меня в одиночестве, особенно на старости, когда от жизни останутся смрадные кошмары и ничто не отвлечет от их созерцания. Клетка ужаса, сотканная из ужаса, разбавленная ужасом.
Мы поколение анимы. Я говорю не о том быдле и хачебыдле, что ждало нас на улицах, о шлюхах, вписках, ягуаре, курении за углом и всех этих атрибутах неблагополучного неокапитализма. Я оворю именно про народившуюся элитку, про самое донышко, подполье витающей молодежной мысли. Что мы имели? Мы были не какими-нибудь битниками и хиппи-дисседентами, слушающими по ночам Голос Америки и зачитывающимися Стругацкими. О, нет. Мы нечто совершенно новое, нью эйдж. Взрослеющий, махровеющий. Детки, взрощенные на аниме, готике, на первых робких PC и полупустых бедно и примитивно отдизайнеренных бложиках и форумах. В нем мы искали и познавали мир небыдла, мир нетакихкаквсе, мир слабых и неудачливых, но похожих на нас. Естесственным следствием первой весточки глобализации стал выход на международные подсети. Доморощенные лингвисты мучались, но потихоньку выходили с миром на вконтакт. Так появились борды, а в следствии, подсети. Постигать экзистенционально-транснациональный мирок идей приходилось в три этапа. Первый с анимы, фантазирования, одиночества, анимешных саморисованных героев, подвального бренчания на гитарке - всего того, что позже назовут скиллами. Второй этап излил первые подростковые депрессии и неблагополучную атмосферу в семье в готику. Там были два диска Мэрлина Мэнсона, Эвенесенс и первый готический форум. Готика накатывала в два этапа. Совсем как в шизофренногенных сюжетах сказок, описанных проппом:
- предвестие беды или зов.
Я покупала девчачьи журналы и слушала тату. В одном из журналов наткнулась на статью про готику. Начала менять имидж. Постриглась и покрасилась, начала наводить макияш. Преподам не понравилось. Ведь по внешнему виду судят внутренний и оценки стали ухудшаться. В то же время, меня заебали отчим, бабушка и мать-истеричка. я почти перестала с ними разговаривать, из-за чего они бесились, а мать меня переодически поколачивала, хоть я и любила ее (больше других членов семьи на их фоне). На негативную симптоматику наслаивалась продуктивная анимешного этапа (надо отметить, что фантазирование мне было свойственно всегда, первый опыт фантазирования я помню еще в детском садике, я представляла себя супер-героем, спасающим друзей, а также подружкой одного из охотников на приведений, тогда на фоне дефицита отца и жесткого-холодного дяди у меня впервые выделилась мечта о платонической педофилии, т.е. стать маленькой подружкой или сестрой старшего заботящегося обо мне парня. Иногда это был герой из мультика или из фильма. Позже этот персонаж стал главным героем полуанимешных фантазий. Я попыталась сделать из него тульпу (еще даже не зная о том, что такое тульпа). На все накладывались книги по буддистским практикам, кастанедовские эзотерики пр. Этот персонаж до сих пор живет на подкорке головного мозга.Наверное, это и есть тот самый идеализированный образ, который я никогда не встречу. Альтер-эго в моих фантазиях была красивая сильная идеализированная девушка лет 25 (какая ирония, сейчас мне 25 и я абсолютно выжата и пуста, мои фантазии о путешествиях и мотоцикле разбились о необходимость строить быт и обживаться на поводке у какого-нибудь одного старого деда, Кощея бессмертного и никто никогда меня не освободит из-под его гнета. В плену у себя, в плену у обстоятельств. Ничто и никто не освободит меня. )
Когда напряжение стало нарастать, а я всех бесила, (Ребенок всегда чутче чувствует атмосферу в семье, как на самого слабого на него переводят все стрелки и слевают свою ненависть и проблемы, и как существо, еще не выработавшее защиты, ребенок не может лицемерить и делать вид, что все прекрасно, вызывая тем самым еще большую ненависть), меня отправили в гимназию. Там нашлась пара друзей для общения. Одна была не особо благополучно и лучше бы я с ней не общалась, а сторонилась всех. Тем не менее, она можно сказать и была тем предвестником-врагом, коей бросил меня в пучину. Дальше случился ужас, я была оставлена всеми. Путем дистанцирования я стала равнодушна и цинична. Отныне моя жизнь - это бег по порочному кругу плена. Возможно она всегда такой и была. От нее остались лишь руины и отчаянное экстремальное бесстрашие. Что я привнесла в свою жизнь после прохождения шизотерического кошмара-сказки? Суицидальность, которая придает храбрости. Ощущение отсутствия ценности своей жизни, а значит постоянная жизнь на чемоданах, нахождение в состоянии окопа на войне, а это ни прогресс, ни регресс, а монотонность ибо строить что-либо в условиях войны бесмыссленно.  Преодолела ли я то препятствие или до сих пор сижу на камне и пытаюсь разгадать загадку Сфинкса? Не знаю. Ожидаю ли я помощника-проводника, который по сюжету сказки должен появиться также неизбежно, как и предвестник-враг, и помочь мне преодолеть преграду? Нахожусь ли я еще в посткульминационном моменти и как долго ожидать мне развязки? Состоит ли вся жизнь из подобных приград и их прохождений, покуда предсмертные судороги не станут развязкой, а некролог - эпилогом? Кто из окружающих помощник, а кто враг? Для рационализации нужно больше читать. Сквозь боль, слезы и скуку. Можно утверждать бесмысленность прочитанной макулатуры и ее неспособность взять боль в оборот. Несоответсвие декларируемых принципов и шаблонов реальной жизни в реальной страте. Но выхода нет ни в чем, я проверяла. Ни в хикковании, ни в поводке. Поводок трансцендентный - его невозможно снять, он лишь меняет текстуру. Текстура социо****и, текстура забитого мамкой хикки. Вечное несоответствие между реальный и виртуальным миром, экзотерией и эзотерией, невозможность найти между ними идеальную пропорцию, их конфликт. Беспомощность в случае предпочтения одного в ущерб другого.
Я принялась читать Марселя Пруста. Размеренный слог 19 века успокоил меня. Но в то же время пробудил воспоминания об одной мексиканской искусствоведке. Через Клаудио я узнала про испанскую или итальянскую художницу Ремидиос Варо, писавшую чудесные сюрреалистические картины и в некотором роде предрекшей и нарисовавшей Интернет. Умерла она, как и положено талантам, в нищете. Покончила с собой, выбросившись из окна. Одна из последних ее фото изображала пожилую уставшую женщину со следами глубоких морщин на лице, на руках словно ребенка она держала кошку. Клаудио меня бросил. Потом был Хорхе. Он и сводил меня на выставку через эту искусствоведку, где я видела рубины размером с гранат. Заслышав, что я знаю про Ремидиос Варо она начала очень долго и много рассказывать про ее биографию на испанском. Хорхе переводил. Оказывается, это была ее любимая художница. Мир женщин довольно магичен до тех пор, покуда ублюдки не накидывают на него инфернальные сети в губительных попытках обуздать чистейшую стихию безумия.
Камю писал, что самоубийство и убийство - две стороны одной медали. И только Дюркгейм уточнил, что это правдиво лишь в том случае, когда речь идет в контексте социальной аномии, где альтруизм приходит в противостояние с эгоизмом.

Все, что мне нужно - лишь Интернет. И я буду жить там, где он мне будет позволен. Лет в 15 я думала, что интернет существует только для скачивания картинок, музыки, чтения фанфиков. Все, что помню, как сделала сайт и написала пару графоманских рассказов. Это было уже после Павловска. Там же я впервые прочитала о работе наших соотечественниц хостесами в Японии. Признаться, тогда меня манл свет огней больших городов и скоростей. Я мечтала купить мотоцикл и стать бесчувственной, как в романах и фильмах. Тогда я еще не знала, что платой за огни и скорости будет потеря любого желания. Кажется, все это тоже было после Павловска, в определенном смысле, мне уже было нечего терять. А до Павловска я лишь прочитала Кастанеду и немного поехала на нем, а чуть ранее смотрела лишь Сейлор Мун. То есть взаимодействие с Интернетом ограничивалось картинками, музыкой и фанфиками. Позже я решила, что Интернет можно использовать для знакомства и нашла Мо на готическом форуме. Потом пыталась вступить в НБП, это былу уже в Ростове. Кажется, я тогда модем купила? Не помню, откуда у меня взялся Интернет, но на ноуте я лишь читала книги (де Сад). Иногда я их покупала. Это были Мисима, Мазох. Очень тяжелые в прямом и переносном смысле. В НБП пришел какой-то говнарь-металлюга, удивился, что я без охранки, в кустах его сторожили соратники. Дал мне диски и газету Лимонка. Я их почитала, но так и забросила НБП, т.к. тогда уже пошла в стрип, вылетела из универа и скатилась по наклонной, так сказать. Примыкать к партиям уже было бесполезно и стыдно. Я настроилась на Москву. В москве я танцевала. Потом купила модем. Потом подруга сказала мне про вконтакт. Тогда-то я впервые осознала, что можно переписываться с незнакомыми людьми невозбранно. Можно вести умные беседы и не отягощаться расспросами о твоей личности. Можно стереть рамки личностей, возрастов, нациоальностей. Это нечто, видеть, как дети становятся умнее тебя, перерастают и приходят к славе, а ты все также застыл на мертвой точке. Оставим мир будущему, ибо мы не удались. Точнее я. Что станет приемницами мне? Страшно представить. Новые мотыльки из неблагополучных семей. Опалят свои крылышки и послужат новым заманчивым примером для куколок. И так бесконечно.

Мне вспомнилась девочка, которая выбросилась из окна. Другую убили на яхте, я слышала разговоры. Очень опасная у нас профессия, как у бандитов. Можно стать миллионером, а можно умереть под забором в безсвестности и струпьях. Экстремально, романтично, ужасно.

Никак не могу нацеловаться и напрощаться со своей котичкой. Завтра мне уезжать. А у нее такие большие голодные глаза. Отвратительно вспоминать, как в 15 меня **** хач прямо в летнем кафе. Волосатый и жирный, на шестерке. До чего же меня довела мамашка, что я убегала из дома в теплые махины хачей только, чтобы насолить ей и провести где-то время. Как же она меня ненавидела. А ведь стирать трусы мало. Надо заниматься душевной психикой ребенка. Но мать на меня забивала, жизнь у нее была тяжелая, приключений хотелось, сама-то она была еще та шлюха и считала, что быть шлюхой, выгодно продавшейся, для меня большое счастье и благополучие. Насмотрелась она на своих ****о-подружек, вышедших замуж за иностранцев в буйные 90е. Так ведь теперь не 90е, спрос на русское мясо давно спал. Все, чего бы мне хотелось - это анестези. Забыть и никогда не вспоминать. Сегодня я проснулась и меня стали преследовать тактильные и зрительные воспоминания, запахи - вся эта мразота, сопровождавшая меня в ситуации с насилием от хача, меня 16летнего ребенка огромным старым стремным хачем. И вот в Мексике ради лишних танцев я давала себя лапать и лизать жирному уебищному мексикосу. А потом напившись ревела или же лезла лизаться к брезговавшему мною симпатичному испаносу, сколько презрения и насмешки было в его вяло отмахивающихся движениях. Можно попробовать подсесть на кокаин, но боюсь, что передозировка может быть болезненна. Однажды при передозировке я словила очень неприятные ощущения: мысли разрывали голову, крутились и крутились, срываясь с уст протяжным воем, яркие, пронзительные, безостановочные. А тут при навязчивых репереживаниях достаточно окунуться в дрему, а там иные миры, иные судьбы, накинутые поволокой бесчувствия и интересных красочых событий.
Да, наркота - это выход. Надо будет попросить Элли достать мне наркоты и можно будет торчать в Мексике до конца дней своей, ведь у меня будет хорошее обезболивающее.

Домой я больше не вернусь. Коты становятся уже слишком старыми. Скоро умрут. Важно понять, что мама, та, которую я так любила в детстве (в перерывах между истериками), которая рассказывала мне сказки, на основе фантастики и наряжала словно клоунессу, кормила и меняла памперсы, что эта мама давно уже умерла, она просто выцвела, выветшала, высохла, выгнила, как содержимое старого ореха, в скорлупе той пожилой полноватой женщины с колкими холодно-злыми глазами и поджатыми губами, скрывающими желтые прокуренные зубы, которую мне подсунули якобы в матери. Нет, моя мама имела карэ, носила очки и длинные юбки, читала фантастику, была вечно молодой и радостной и обещала мне, что выйдет замуж за американского принца и увезет меня от одноклассников, которые со мной не разговаривали, в уютный домик в США, где у меня будут свои лошади, где меня будут довозить до школы в желтом автобусе и где дети будут радушными, веселыми и светловолосыми, как в американских фильмах. Та мама торговала, привозила мне китайские майки и жвачку, а эта орет на меня, ненавидит и мечтает, чтобы я уехала и не возращалась, чтобы я мучалась отдавшись в рабство жирному небритому вонючему уроду, который будет насиловать меня от заката до рассвета за чечевичную похлебку.
Знала ли я о своем будущем, когда меня наряжали в восточную красавицу на утренниках, а воспитательница пророчила, что я стану моделью, имея столь высокий рост? Мать ненавидит меня, здесь она будет бесконечно грызь меня, орать, выгонять, попрекать съеденным хлебом, завидовать моей молодости - в общем, все как в подростковом возрасте. Постоянно постоянно пилить меня и вымещать на мне свое недовольство жизнью и недоебит так, что мои энерго ресурсы будут совсем опустошены и конвертируются в полнейшую апатию и демотивацию, а я превращусь в функционирующий депрессивно-суицидальный труп, апгрейт к компьютеру. Рано или поздно ее это заебет и она выгонит меня навсегда. Ах да, попутно рассказывая всем, что я бывшая проститутка, нынешняя шизофреничка-дикарка. Все будут ее жалеть и потешаться надо мной, все шишки достанутся мне и меня либо упекут в психушку либо я не выдержав одиночества, изоляции и унижений выпилюсь. В общем, оба пути ущербны. Не знаю, почему я должна страдать и насасывать на отдельную жил. площадь, можно было бы просто убить ее, отсидеть в тюрьме и выйти свободной. В любом случае, меня ждут лишь мучения и смерть, аутоагрессия и перманентный латентный суицид. Нет пути. Я мертва, я в углу. 

Какой-то демон подменил ее. Превратил бабушку из толстой женщины с волевым характером, покупавшей мне печенья и игрушки, варившей борщи, сначала в безумного тирана, а потом в дряхлую раскаивающуюся больную тень былого величия. А ведь эти женщины отняли у меня отца. Прогнали его, мать не захотела бросить свою мать, чтобы уехать с папой. Зато потом она ее все же бросила, выгнала к дяде, когда бабушка оказалась слишком больна, чтобы торговать.
Знала ли я, что меня рожают на убой? И кормить меня будут ровно до тех пор, покуда я позволю себя ранить и несмертельно похлестывать, бить, мучать, издеваться? А секс с уродом по боли и омерзению - это избиение помноженное на поглощение отходов и ползание в нечистотах. Меня загнали в ловушку, поставили в ситуацию выбора без выбора и все, что мне осталось - это сворачивать послания в трубочку, помещать в бутылку и выкидывать в синее море сквозь единственное окно с решетками.

На все, конечно, можно было бы посмотреть с точки зрения оптимиста-извращенца. Бытие пилимого мамкой хикки не так уж плохо и способствует прокачке скиллов, хотя высока вероятность, что я тупо сойду с ума или же мать отберет комп и выгонит на мороз, что более вероятно. Но если не вдаваться в негативные пророчества, то, с другой стороны, жизнь бомжихи тоже не так уж плоха, питаться подаяниями, быть постоянно изнасилованной или же оказаться на съемной хате, где поехавшая хозяйка будет ****ь мозг дома и на работе, высасывая всю энергию и склоняя к демотивации, в итоге я тоже буду опустошена и вскоре умру от скудной пищи и перенапряжения. Млин, куда не тыкнуться - нет пути.

Смерть и наркомания - вот два пути. Первое вероятно во всех случаях (а я их все уже опробовала), второе снимает боль.
Ну кто бы сомневался, что меня в очередной момент не перекинут через колено. Конечно же, Эли уже живет с Женей (другая девочка, симпатичнее меня), конечно же я узнала об этом от другой девочки, которая тут живет. Конечно же Эли мне звонил, но я написала ему, что все знаю (потом подумала, что глупый шаг, но у меня нет сил врать, а судьба меня ограждает от того, что не хочу, т.е. так работать я не хочу меньше, чем быть зависимой). А ведь сколько раз мужики говорили с завистью и злобой, что это сейчас я живу красиво, а что будет в старости, буду ли я всю жизнь работать бла-бла. Да, черт возьми, буду. С нами живут девочки, которым под сорок, а то и больше, а они все еще работают. Я всю жизнь буду работать, а потом тупо выйду на пенсию. Буду получать мизерную пенсию из Рашки. Может накоплю на хату в Тайланде, они дешевые, хотя зачем планировать, у меня самая непредсказуемая судьба и это будоражит. С Элли я жестоко обламалась, хоть подсознательно хотела этого, но меня выморозили эта ложь, это общение в скайпе. Скучаю по Сингапуру. Город-мечта.