Дорогая Советская армия, ты не умерла в сердцах тех, кто тогда служил, а значит, ты жива и о тебе можно говорить не только хорошее, но и всю неприкрытую правду…
Твой сослуживец, 21 год спустя, Валерий Приходько.
Подходит к концу 1991 год и мы, молодые ребята, студенты Харьковского училища культуры, выполнив гражданский долг и отслужив в Советской армии, делились недавними воспоминаниями о ней…
Вы помните, рассказывал хореограф Алексей Абалмасов, как я хотел пойти в армию? Уговорили, пообещали, что буду служить под Москвой, вы это знаете. Ну так вот, собрали, упаковали, посадили в самолет и вперед. Столица, девчонки, улучшенный паек – не плохо как для сельского пацана. Летим, что- то долго летим и еще…. Под крыльями вижу синь, но не небесную, а морскую, а потом два года вдали от Родины на Кубе. Вот вам и Москва, вот вам и столичные девчонки.
Да это было так положено, разбрасывать по всем точкам влияния Советского Союза свою молодежь, для укрепления духа и видимости его могущества.
А я служил в Чехословакии, а потом перебросили на Урал. Это чтобы видели разницу не только в климате, но и в культуре жизни. Земляк Алексея из Первомайского района, Александр Бабин, парень высокого роста и доброй души, житель русскоязычного села Береки был очень рад, что успел послужить и в Чехии и в России, но, наверное, в глубине души, хотел бы наоборот – сначала немножко Урала, а потом много Европы.
И вот я, уловив паузу и учитывая то, что вернулся последним с армии начал третьим повествовать свои рассказы…
Осень 1989 года была в Харькове слякотной, холодной и противной, а может это мне так казалось, потому что однокурсников одного за другим призывали в армию, а обо мне что-то забыли. Я начал чувствовать какую-то свою невидимую ущербность и потому через месяц после своего 18 – летия пошел сам в призывную комиссию выяснять свою армейскую судьбу. Не молодая, уставшая от рутинной работы, но взбодренная моим приходом, служащая военкомата долго удивлялась моим желанием служить.
Отойдя от своего рассказа, хочу отметить, что городские призывники делали все, чтобы от армии «откосить».
Вы уверены, что приписаны к этому призывному участку, а может какие-то причины, по которым вас не призывают, мы учреждение серьезное, все у нас по полочкам…. Так около получаса рассуждала женщина. И вот огромная радость появилась на лице представителя серьезного заведения, ведь еще на одного призывника стало больше, а это статистика, рейтинг и возможно, в конце концов, скромная, но заслуженная премия. Нашла я ваше дело, оно скрепкой прицепилось к документам не годного к прохождению службы. Я тоже был рад, но попросил для уверенности, чтобы мне дали письмо о призыве. Покажу товарищам и самое главное любимой девушке Наде. Да, меня тоже берут в армию, а значит я нормальный. Хотя именно Надя почему-то не обрадовалась и думала наоборот.
Правда, был еще один этап, это – военно-медицинская комиссия. И я к ней особенно готовился. Утром отмечаюсь в училище, гордо заявляю о прохождении комиссии и мчу в Московский районный военкомат, где, таких как я с нетерпением ждут не только врачи, но и офицеры.
С карточкой призывника, с высоко поднятой головой прохожу по коридорам комиссариата. Вижу ребят, собравшихся вокруг маленького, но волосатого кавказца, который импульсивно делится какой – то информацией. Подошел, слушаю. «А я ему говорю, с акцентом рассказывает парень, это слово, написанное на моем деле означает ХАМ. Это, кстати, ваша коллега написала в кабинете рядом. А врач мне: «Я не понимаю полного текста этой аббревиатуры. Это какое учебное заведение: Харьковский автодорожный или Харьковский авиационный…»» Старенький врач с закалкой интеллигента первой столицы оказывается, не знал слова хам и тогда со словами «объясняю» кавказский мальчик снял штаны и показал свой, будто связанный из темной добротной шерсти, зад. Врач был согласен с диагнозом молодой коллеги, точно хам. И довольный призывник ретировался в коридор. «Я уже три месяца не могу пройти медкомиссию, радостно поделился опытный умник, буду стоять до последнего, армия – это не для меня!».
Не дослушав остроумного кавказца, я вошел в большой светлый кабинет. Предложили раздеться догола. Меня, как и большинство призывников это не смутило. Если это надо нашей Родине, то, пожалуйста, любуйтесь будущими солдатами и защитниками. А я еще подумал, что серьезная видать проверка нашего здоровья. Смотрели в уши, глаза, рот и куда бы ни следовало заглядывать, смотрели врачи, медицинские практиканты, офицеры и другие сотрудники военкомата, когда это было нужно, или просто заходя в кабинет с чашкой кофе. Мы нагибались, прислушивались к шепоту, смотрели с закрытым поочередно глазом, дули, нажимали, рассказывали о себе, дергали ногой, дотрагивались к носу рукой, приседали… Было весело всем: нам – голым и смешным, опытным врачам, строгим офицерам и, конечно, молоденьким практиканткам… Кажется экзамен на физ-, псих-, этическую подготовки, а также лояльность к партии и Родине сдал успешно.
В тоже время, Иванов не смог достать кончиками пальцев до пола, Петров видит только верхнюю строку, у Петухова плоскостопие, Галушко не выговаривает половину слов, но не потому, что дефект речи, а потому что ужасно заикается.… Но они тоже нужны Родине и партии, а соответственно тоже успешно прошли медкомиссию. «Слава Богу, все годны для прохождения военной службы» - подытожил районный военный комиссар и остался, в очередной раз доволен врачами, офицерами та другими работниками призывного участка Московского района славного города Харькова.
Я так был рад, что меня берут в армию, даже больше чем был бы рад ХАМ белому волчьему билету. Все – таки, очень крепко и систематически в детском саду, школе и училище нам прививали чувство ответственности перед страной, родными и соотечественниками. Это в крови и моего поколения, поколения, которое родилось в счастливых семидесятых, готовилось к жизни у восьмидесятых и попало в хаос девяностых… Нас просто использовали люди у власти, но в свои восемнадцать мы об этом не думали, точнее, мы не знали, что об этом можно или нужно думать, нам это было просто не интересно…
Тихий декабрьский вечер превратился в подготовку меня к отбытию в армию. Посидели в кругу родных, без суеты, песен и музыки. Провожали родители, брат, бабушка и девушка Надя, которая была и есть той первой и единственной моей любовью на многие годы.
И снова шум, толпа, напряжение, хохот, не совсем трезвый разговор, постоянные построения, прибытие, убытие… Я второй день на сборном пункте, который расположен в помещении областного военного комиссариата. Все как бы организовано и под контролем, но в тот же момент, сотни снующих в разных одеждах призывников, в гражданке, в полувоенных одеяниях, в шапках, петушках, лысые и бритые, лохматые и заросшие, трезвые и не очень… Это мы, советские ребята, и возможно это наш мальчишник перед вступление в серьезные отношения с родной рабоче-крестьянской армией…Мы готовы и отступать нам некуда, хотя минуя пропускной пункт, через забор и под ним проходит утечка и обратно будущих солдат. И на это есть серьезные причины: поцеловать свою девушку, получить родительскую передачку или просто сгонять за водкой.
Вот удивление, слышу, как майор авиации просит подойти к нему призывника Алексея Абалмасова. Подбегаю, интересуюсь, отвечаю товарищу майору: «Призывник Абалмасов, по моей информации, два дня назад отбыл для прохождения службы в Москву!» "Жаль,говорит майор, дочь хотела, чтобы я его забрал к себе в часть. Дочь тоже студент училища, с одной группы с Алексеем".
"Земляки!!! Конечно, по училищу.… А может я Вам подойду?! Формируют отправку в Подмосковье (я и родителям сказал), но если это дальше, то я согласен". Так мне было предложено отправиться в далекие степи Казахстана, на Байконур. Майор быстро нашел мое дело, записал к себе, потом построение, организованная посадка по вагонам советской железной дороги. Но как это проходило, надо было видеть… Сумки разных мастей, чемоданы, рюкзаки (вот только пакетов, слава богу, тогда еще не было), все это на плечах, в руках, под мышками, на каждом пальце, но не во рту и в зубах. Они нужны для другого: кричать, свистеть, скалиться, курить, открывать пиво, пить водку и, конечно же, целовать друг друга. Потому что мы уже больше, чем сослуживцы, мы товарищи по оружию, братья, и в конце концов – земляки.… А значит должны помогать друг другу, кто чем может, у кого сколько силы, но с полной отдачей. Вот уже в третий раз выносят из первого вагона Петренка из Богодухова, человек просит простится с родной землей, а сам уже не может передвигаться. При входе во второй, товарищ майор с подручным сержантом уговаривают подняться большого по размерам паренька с Харьковской глубинки. А он ни в какую: «Я там нікого не знаю, я не поїду і крапка!». Ничего, обманули, связали, затащили у вагон, забросили на верхнюю полку. А сколько радостных лиц с окон вагонов, а сколько непереводимых слов, высоких нот. Центральный вокзал весь наш, Харьков с нами, да что там – вся страна за нас. А мы за нее едем на два долгих года, не зная, уверенно, куда и зачем.
И как бы там ни было, но в эти минуты, увидевшие нас, радуйтесь,- харьковчане отбывают на Байконур!