Новочеркасская трагедия. Сейчас без особого труда в сети Интернет можно найти множество материалов, в которых описываются события полувековой давности. Анализируются причины, комментируются действия должностных лиц, приводятся сведения о убитых и раненых, арестованных и осужденных… Сопоставляя прочитанное с тем, что я видел своими глазами, раз за разом убеждаюсь, что ничего не забыл…
Летом 1961 года я, окончив в Воронеже первую одиннадцатилетнюю школу им. А.В. Кольцова, поступил в Новочеркасский политехнический институт на дневное отделение, но по тогдашним правилам три семестра должен был работать и учится по вечерам. Меня направили работать на Новочеркасский электровозостроительный завод (НЭВЗ), на котором 1 июня 1962 года и началась забастовка. Объявление о временном повышении цен на мясо-молочные продукты совпало со снижением расценок в тяжёлых цехах завода. Около 200 рабочих литейного цеха в 10-00 прекратили работу, двинулись в сторону заводоуправления, к ним присоединились работники других цехов. На стихийном митинге директор завода Б.Н. Курочкин повёл себя крайне грубо, заявив: «Не хватает денег на мясо — ешьте пирожки с ливером», чем усугубил ситуацию. К полудню бастовало уже не менее пяти тысяч. Толпа вышла на железнодорожные пути, перекрыла движение по трассе Москва – Ростов. Н.С. Хрущёв сразу же направил в Новочеркасск группу членов Президиума ЦК КПСС в составе: Ф.Р.Козлова, А.И. Микояна, А.П. Кириленко, Л.Ф. Ильичёва, Д.С. Полянского. Прибыл секретарь ЦК КПСС, бывший председатель КГБ СССР А.И. Шелепин. Войскам Северо-Кавказского военного округа было приказано принять меры для подавления сопротивление. Митинг у заводоуправления продолжался до вечера. Областное и городское начальство пыталось как-то успокоить толпу, прокомментировать постановление ЦК КПСС, но их не слушали, освистывали… Со здания заводоуправления сорвали портрет Хрущёва и подожгли его.
Работа на заводе прекратилась. Я покинул территорию завода, видел, как подтягивались к заводоуправлению сотрудники милиции и солдаты, но они решительных действий не предпринимали. Из толпы неслись оскорбления в их адрес…
Митингующие приняли решение назавтра идти колонной от завода, в город к горкому КПСС. Утром рабочие НЭВЗ и других заводов с самодельными плакатами и портретами Ленина пошли в Новочеркасск вдоль трамвайных путей. К бастующим стали присоединяться женщины и дети. В районе моста через реку Тузлов дорога была перекрыта танками, БТРами и грузовиками, но люди стали переходить реку вброд и перелезать через технику. Военные не препятствовали этому. В городе появились танки. Пока колонна шла по центральной улице - Московской, из танковых пушек было сделано несколько выстрелов холостыми. Колонна дошла до горкома КПСС, люди стояли в сквере напротив. Группа демонстрантов проникла в здание и с балкона прозвучали выступления с экономическими требованиями. Говорили, что, пробиваясь на балкон, они что-то разгромили в помещениях. Во время митинга прибыло подразделение внутренних войск, солдаты построились под балконом горкома, с которого выступали митингующие, как раз напротив тех, кто слушал ораторов. По команде открыли огонь из автоматов АК сначала в воздух, потом трассы пошли ниже. На деревьях в сквере сидели пацаны, им первым и досталось. Толпа разбежалась в считанные минуты. Город был парализован. Люди боялись сказать лишнее слово. Известны случаи, когда раненым врачи оказывали помощь и скрывали истинную причину травмы - огнестрельное ранение. По официальным данным погибло 24 человека, ранено 87. Убитых и раненых забрали. Убитых увезли в другие районы Ростовской области и тайно закопали, не выдали тела семьям. Раненых позже судили, как участников. Был введён комендантский час…
Дальше был суд над «зачинщиками беспорядков». Семерых (Александра Зайцева, Андрея Коркача, Михаила Кузнецова, Бориса Мокроусова, Сергея Сотникова, Владимира Черепанова, Владимира Шуваева) приговорили к смертной казни и расстреляли, а 105 из числа арестованных получили сроки заключения от 10 до 15 лет с отбыванием в колонии строгого режима…
У меня, на самом деле, шла сессия. Я жил в Новочеркасске на улице Грекова, но, уйдя после первой смены с завода, домой не поехал, остался ночевать в общежитии неподалёку от НЭВЗ у товарища из моей группы Николая Булатецкого – мы готовились к сдаче зачёта.
Утром из общежития никуда не выходил. Из города стали слышны выстрелы танковых пушек. Потом люди, вернувшиеся из города, рассказали о расстреле. Я поехал в город. Беспрепятственно добрался до центра, пришёл в сквер. Своими глазами видел потерянную убегавшими обувь, головные уборы. На лавочках, на дорожках - везде кровь. Валялось много веток, сбитых пулями. Через сквер от горкома находилась парикмахерская, в которой во время митинга обслуживали клиентов. Рассказывали, что парикмахерша, работавшая у окна, была убита. Я видел пулевое отверстие в стекле. Оконные стёкла магазинов и учреждений в центре города были расколоты в результате стрельбы холостыми из танковых пушек, асфальт на центральных улицах был разворочен гусеницами…
Город замер. Ни о каких погромах, кроме попыток проникнуть в заводоуправление НЭВЗ, здания горотдела милиции и КГБ, я тогда ничего не слышал. Люди, перекрывшие железную дорогу, надеялись, что таким образом в Москве узнают о забастовке. В Москве и без этого узнали сразу же, как всё началось…
Потом на НЭВЗ прибыла высокая комиссия, в состав которой входили Ф.Р. Козлов и А.И. Микоян. Того и другого я видел сам (очень близко 2-3 метра) на территории завода, они шли по проезду между цехами, окружённые группой рабочих, которые жаловались им. Рядом с крупным, рослым Козловым маленький, старенький Микоян выглядел довольно растерянным, он пытался успокоить пожилую работницу, которая, плача, рассказывала ему об истинном положении дел на заводе… Я спешил на работу, поэтому не стал останавливаться, просто замедлил шаг.
Конечно, несмотря на то, что я был тогда в Новочеркасске, всего, что происходило, я знать не могу, но я убеждён, что выступление было стихийным, требования экономические. Во время следствия арестованным инкриминировалось подстрекательство к беспорядкам, попытки свержения власти и попытки проведения диверсий. На суд были приглашены представители общественности, которые потом рассказывали на предприятиях и в организациях, кого и за что судили. Представители общественности выбирались из числа активистов, поэтому на собраниях рассказывали только то, что подтверждало официальную версию произошедшего…
Понимая, что родители в Воронеже волнуются за меня, я ежедневно посылал открытки, в которых кратко сообщал о том, как сдаю зачёты и экзамены. Ничего лишнего и только – открытки. Когда движение по железной дороге возобновилось, я ходил на вокзал и опускал открытки в щель почтового ящика почтового вагона поезда, идущего в северном направлении. Ни одна открытка не дошла… Через пару месяцев я приехал в Воронеж. Практически никто ничего не знал. Я был откровенен только с самыми близкими. Сопоставление того, что я видел: следов расправы, последующих действий властей в Новочеркасске и того, что для страны тогда эти события прошли почти незамеченными, на меня оказало очень сильное впечатление, я был просто запуган. И не только я.
О том, что произошло в Новочеркасске, пришлось долго молчать. Лишь в начале 90-х я предпринял несколько попыток написать стихотворение о Новочеркасской трагедии, но получилось только в ноябре 2006 года.
Экзамен
Город замер. Комендантский час.
Патрули. Постреливают где-то.
Шестьдесят второй. Новочеркасск.
Помню засекреченное лето.
Помню, как за правдой шёл народ
справедливости искать у власти…
Будто, повторился «пятый год».
По тревоге войсковые части
поднялись. Заряжены АК
боевыми. Значит, не до шуток.
Строятся в шеренгу. А пока
мирный митинг в тихом сквере… Жутко
вспоминать, как стук очередей
прозвучал и прокатился эхом.
Трассы – в воздух, а потом – в людей…
Акция завершена с успехом.
…………………………………………..
Сессия идёт, а тут – расстрел…
С лозунгами люди против танков…
Что произошло в СССР
в шестьдесят втором? Кто их, подранков,
сосчитал тогда? Животный страх
перед государственной машиной
с той поры в наивных пацанах,
в хрупких девочках… Союз несокрушимый
продолжал движение вперёд,
мчались по путям электровозы,
толком ничего не знал народ…
Кровь замыли сразу… Только слёзы
от бессилья что-нибудь понять
жгли глаза, но плакал я украдкой.
Сдал «научный коммунизм» на «пять»…
Что там было? Просто беспорядки…
Николай Булатецкий, живущий теперь в Николаеве, прочитав это стихотворение, написал мне: «Новочеркасск - отдельный кусок жизни. События 62-го у меня до сих пор стоят перед глазами до деталей. Сейчас могу признаться тебе, как только я осознал что происходит, я почувствовал ответственность за тебя перед твоими родителями (я всё-таки старше на два с половиной года). Я понимал, что с государством не надо играть в такие игры. Зная твой «азартный» характер, я уговорил тебя и Таню (с ней я тогда встречался) на следующий день (3 июня) поехать в Донской (20 км от города) на пляж. На велосипедах мы уехали на целый день. Была сильная жара, мы обгорели. Вернулись в 20 часов и пошли в дежурную аптеку за мазью. На улицах - ни души, что для нас было удивительно. Аптека закрыта, постучали в форточку на двери. В окошке - испуганное лицо. Женщина дала нам вазелин и, почему-то прошептала: «Бегом домой! Скоро комендантский час!»
Спасибо, что прислал стихотворение - очень точная зарисовка. Я много рассказывал жене о тех событиях. Она, когда прочитала стихотворение, прослезилась.»
В 1991 году 27 апреля в «Комсомольской правде» была целая полоса с фотографиями из Новочеркасского дела и с комментариями, с которыми я полностью согласен. Позже (в мае или июне) в «Правде» появилась большая статья о тех событиях, цинизм её потряс меня. В правдинской статье было написано, кроме всего прочего, что солдаты вынуждены были открыть огонь на поражение, защищаясь от демонстрантов. Но эти выстрелы прозвучали в стороне от митинга – у горотделов милиции и КГБ, когда агрессивно настроенная толпа оттеснила охранявших здания военнослужащих 505-го полка внутренних войск и предприняла попытку ворваться в отдел милиции через выбитые окна и двери с целью освобождения задержанных. Там стрелял военнослужащий Азизов по напавшим с целью завладения оружием на рядового Репкина. Тогда были убиты пятеро из числа нападавших… Жизнь преподала жестокий урок мне, студенту, практически, – мальчишке, жившему в самой лучшей стране, воспитанному в духе преданности делу партии и комсомола, впервые оторванному от семьи. Страшно вспоминать до сих пор… Позже, именно, официальное враньё о новочеркасской трагедии на фоне развала СССР помогло мне в принятии решения о выходе из КПСС. Я положил партбилет за неделю до ГКЧП. Горечь от пережитого осталась, но страх перед государственной машиной ушёл.
31.05.2012.