Из книги "Легенды филфака"
Я еще никогда не слышал,
чтобы он сказал лишнее слово, -
Н.В. Гоголь, «Записки сумасшедшего»
Как вы относитесь к латыни? Если вы доктор, в вас ее вбили ровно настолько, чтобы вы могли страшным, сомнамбулическим почерком зашифровывать в рецептах торговые клички разных пищевых добавок, представленных вам очередным мерчендайзером от фармакологии. Если же вы – будущий филолог, и льстите себе надеждой когда-нибудь применить свой английский, французский или даже чешский в благоприятных геополитических условиях, латынь кажется обузой, препятствием, забавным, но излишним архаизмом.
И, тем не менее, отведать латыни в тесную комнатку «катакомб» (так назывались полуподвальные аудитории во дворе филфака) явилась целая группа студентов отделения «Русский как нерусский». Им достался преподаватель, вечным спутником которого был запах одеколона «Весна». Доцент Стефанов собою напоминал ожившую историю Бенджамина Баттона – подростковая фигурка, школьный костюмчик плохо увязывались с совершенно старческими морщинами, сетью покрывшими его младенческое, по сути, лицо. Казалось, что некий неведомый препарат вдруг, в одночасье ужасно иссушил и состарил его в нежном возрасте, и он так и остался недозревшим сухофруктом на всю жизнь.
Студенты расселись, образовав единую линию за длинным столом, протянувшимся от окна до двери, и с недоверием стали коситься на черный портфель, к которому сверху были приклепана металлическая плашка с древнегреческим написанием фамилии доцента. Через некоторое время появился и он – втиснулся между преподавательским столом и выщербленной классной доской, улыбаясь то ли от смущения, то ли от недавно пережитого удовольствия. Коллега Джэкобс потянул носом – запах одеколона «Весна» исходил как будто из глубины доцента Стефанова.
- Ну что же, - виноватым голосом произнес тот, - Ille dolet vere, qui sine teste dolet…
…И начались занятия. То, что услышали далее студент Страннолюбский и присутствовавшие с ним коллеги Джэкобс, Большутин, Сидоров и Постов, ввергло их в состояние, которое нельзя описать или пересказать. Это было состояние причастия к чужому безумию, или невольного участия в комедии, когда зритель вдруг оказался вовлеченным в действие на сцене, и уже не может вернуться в свое уютное кресло по ту сторону рампы. Сперва, они слушали, пытаясь следить за блуждающей мыслью доцента Стефанова, которая уходила помимо его речи в темные закоулки неверной памяти, оставляя слова недовыраженными либо холостыми, без очевидного смысла; позже, они начали ему отвечать, пытаясь репликами своими хоть как-то направить его мысль в нужное русло и получить маломальский ответ на заданный вопрос. А Страннолюбского осенила простая идея: надо записывать! Записывать все эти реплики и ответы, чтобы в дальнейшем можно было перечитать и решить – был ли скрытый смысл во всем сказанном, или это лишь сценарий коллективного безумия? По чести, никаких выводов тогда так и не было сделано, все посмеялись (и посмеялись от души), и забыли про этот манускрипт. Поэтому ниже мы приводим эти записи в том виде, как они до нас дошли, чтобы читатель решил сам – были ли Стефанов безумцем, или он просто говорил на другом языке, непонятном для остальных. А также, есть ли хоть что-то смешное во всей этой истории?
Итак, вот он:
МАНУСКРИПТЪ.
Собраниie мудрыхъ высказыванiй достославнаго латынянина, знатока студенческiхъ душъ, Стефанова Петра Петровича. Избранное. 1985 годъ.
Лекция 1.
- Петух поет на рассвете по причинам совершенно космическим, это выяснено еще во времена Демокрита.
- Спать весной – явление нездоровое.
- Мы будем работать на благодарных слушателей… Итак… Ну почему – «Иванов»? Потому, что – «Петя». И какой «Петя» подозревает, что он – камень?
– Не слушайте Страннолюбского, он заполняет эфир.
- Скоро 1 апреля, скоро все, кроме Сидорова, перейдем на летнее время. Почему «кроме Сидорова»? Потому, что он объект моих постоянных насмешек.
Стефанов (Диктует): – Адвокат, адвокатура, арматура, аббревиатура…
Страннолюбский: - Астролябия!
Стефанов (снимая очки): А вы можете записать Астролябия и Мартобря! Н-да… Он уже мысленно в кофейне…
- И все равно – в огороде – бузина, а Киеве – дядька! Это хорошо, что вы все чувствуете себя так раскованно. Сейчас мы вас закуем… А Сидоров уже не подает признаков жизни…
(Страннолюбскому): - А вас я приглашаю на Львиный мостик. Там встретимся и покалякаем. На Львином мостике постоянная тема – откуда течет Фонтанка, и почему она не течет обратно. То есть, Мойка…
Большутин: - Канал Грибоедова, вообще…
Стефанов (уткнувшись в стол): - Угу… Вот откуда он течет?
- Всякое неизвестное – завеликолепное, потому что разочарование в процессе познания наступает…
Страннолюбский: - У нас в общежитии – все общее, вплоть до зубных щеток.
Стефанов: - Эта реплика приличная и неприличная. Приличная, в смысле: Бедный ребенок. Затюкан жизнью. Неприличная в смысле: Уходи к чертям на частную квартиру из «шестерки» и забирай свою зубную щетку!
Страннолюбский: - Я в «десятке»!
(Примечание: «Шестерка» и «десятка» - два разных общежития, одно у Петропавловки, другое – в Петергофе).
Конец лекции.
Лекция 2
- Это вообще комическое сочетание – старик Джэкобс с младенцем Страннолюбским.
- А между тем, коллега Страннолюбский, смотрите, как они просто писали – Ориентальный и Осцидентальный. Ведь откуда вся Европа языково обогащается? Ведь не из какого-нибудь Зим-Баб-Ве!
- Историк Юстиан в одном из своих исторических сочинений… Ха-ха-ха!.. Высказал такую мысль: природа ничего без причины не рождает.
Страннолюбский: - Ну, по-русски это звучит так: Просто так и прыщ не вскочит.
Стефанов: - Страннолюбский, оставьте свою казанско-рязанскую философию! Ибо у нас, в Орловской губернии, говорят так: Просто так и петух не клюнет. Высказался! А вы все терпите. И студентка Молотова терпит этого топорного Страннолюбского. Хорошо, еще сегодня нет коллеги Иванова, этого Хаджи Насреддина. Вот он бы показал, что кроме такого глубинно-деревенского фольклора вы нечего не знаете.
- Не надо злословить по мелочам… Оживший Сидоров что-то там чирикает…
- Момент вторжения Сидорова в нашу келью отмечен был! Возвращаемся к нашим баранам.
(Примечание: Сидоров ежедневно опаздывает на 24 минуты).
- Что произойдет с Сидоровым, если мы откроем форточку? Не выдует ли его из нашей кельи? А то у нас тут уже какая-то барокамера начинается. Коллега Лявданский привык к вольным ветрам вольной жизни.
- Этим я поддал кислорода – они стали зевать. На том фланге. Только Сидоров еще не выдут.
- Terra mutatа, mores hominen non mutantur, что переводится: Переехав из коммунальной квартиры в отдельную, как был сварливым, так и остался. На самом деле, это не так. Это все относительности.
- На ошибках учимся. Он уже освоил букву “Q”.
- А Большутин и сегодня продолжает рисовать свой вопросительный знак. Он берет «Палех» с этим ужасным «ХЫ» и делает этимологию. Все. Он уже на корню испорченный филолог. Опять рисует свой вопросительный знак.
- Коллега Джэкобс в своем репертуаре. Бывает поджаренная бычья кровь. Очень вкусно. К делу это не относится.
- Перорально назначить ему эту бяку. По пять килограмм.
- Попутно мы совершаем экскурсы в… Бог знает, во что!
- Мы с Постовым готовимся стать филологами… (одновременно, реплика Большутина: «Мы в субботу учимся?»)
- Бытовое правило, которое любит коллега Страннолюбский, который там депрессировал, это «Доживем до понедельника».
- Ваш Джэкобс надышался кислороду. Уже оживает Страннолюбский. Я уже не открываю дверь нашей барокамеры, чтобы не выдуло этого Сидорова.
- Этакие вы башмачники. Все на одну колодку. Будьте, хотя бы, «скороходовцами». Да. В том углу бурно отреагировали.
- Те, кто бывает в нашей келье два раза в неделю, уже пишут зело борзо.
- Молотова уже пятнадцать минут, как перешла на иждивение к коллеге Горбову. Он записывает, она переписывает. Что, кстати, Постов делает с самого начала.
Конец лекции.
Лекция 3.
- У меня должны быть материальные свидетельства вашего интеллектуального здоровья.
- Я встречу вашу сестру и скажу ей, чтобы она напустила на вас….
Большутин: Порчу! (Общий хохот).
(О студенте Страннолюбском): Если он у вас сохранится до пятого курса в таком тонусе – это будет замечательно! Представьте его на первом уроке у студенток из ГДР – «Либер Пупхен»!
- Сейчас мы с вами напишем стихотворение, которое составил этот бездельник в состоянии всяких там амурных модуляций.
- Этот там, ваш Джэкобс, из своего темного угла брюзжит и ворчит, и коллега Страннолюбский ему подыгрывает. Пусть, пусть, ПУСТЬ! Пусть они там самовыражаются!
- Господи, Боже мой… И прочие Боженята…
- Не обижайтесь на него! Он, некоторое время, держался в рамках и просто брюзжал. Сейчас же он претендует на общественное внимание! Его уже не устраивают иронические улыбочки Большутина! Он претендует на внимание Постова… Эх… Я сегодня терзаю этого вашего коллегу Джэкобса, почем зря…
- И вообще, у вас всех странный поход: «Взял барашек карандашик, взял – и написал!»
- Смотри на вещи проще, Страннолюбский! No Pasaran!
Конец лекции.
Лекция четвертая.
-Нет, ну что это? Коллега Большутин высунул из-под парты свои ноги, и демонстрирует всем свои импортные носки!
- Скиньте хитончик, коллега, или вам помочь?
- Коллега Страннолюбский не доверяет свою кожу гардеробу и вешает ее на окно.
- Никто из неотериков этим стишком не согрешил.
- У Большутина есть возможность украсить своею личностью какую-нибудь Академию Наук.
- QU – это его любимое звукосочетание.
Большутин: Pater, pecavi – qui, qui, qui….
- Я сказал, все поем GAUDEAMUS!
- Это я Большутина урезониваю. А то он как начнет сейчас голосовые связки рвать!
- Я же сказал, поем GAUDEAMUS! Как? Надо, не утруждая себя, изобразить молодого трубящего слона.
- Вот, где нужно коленце! А не там, где коллега Большутин думает…
- Ну, и последняя зарисовка на сегодня…
Конец лекции.
Лекция пятая.
- Но вот что об этом думает коллега Иванов?
Реплика из зала: Его нет!
- Но он должен где-то думать!
(Злорадно) – Он будет пахать морковку в совхозе «Новая пустошь», а я буду приезжать с десантом первокурсников и беседовать!
- Ну куда вам, Страннолюбский, до девочек со второго курса итальянской? Среди них нет задовиков. Вы с ними не сравнитесь.
Страннолюбский: Зато они не знают английского!
- Дальше нет слов!..
- У нас уже наметилось разделение на передовиков и задовиков.
- Коллега Лявданский сейчас будет спрашивать каждое третье слово. Это называется «моральная поддержка» на контрольной!
- Так… Это Страннолюбский… Эх-х… Н-да… Именно, что так просто… Но не так просто… Весельчак этот Страннолюбский. Его ругают, он улыбается. Я скажу этим девчатам со второго курса итальянской, чтобы на пушечный выстрел не подпускали этих… Англичан… Они там пашут, как… Цт-цт-цт… Эх!..
Постов: Что такое УСУР?
Доцент Стефанов: Усур? Смотри «усус».
Страннолюбский: Уксус?
Доцент Стефанов: У-ху-ху-ху-ху-ху!
- Вот там сидит коллега Сидоров. У вас что, тоже кто-то что-то почему-то? А? Вот так!
Джэкобс (про Страннолюбского): Не обращайте на него внимания!
Доцент Стефанов (медленно берет себя за волосы и тянет их вверх): Не обращаю… Не обращаю… Не обращаю…
Конец лекции.
Лекция шестая.
- Коллега Молотова у нас выдает продукцию тоннами, а Постов – задовик убежденный.
- Ваш коллега Джэкобс знает латинское слово LIQUOR через французский фильтр. Вы когда-нибудь бывали на экскурсии в магазине «Российские Вина»? Нет? Советую побывать. Постов может дать адрес.
Постов: Понятия не имею. Где это?
Доцент Стефанов (не отреагировав, продолжает): Там продают безалкогольные и… Некрепкие напитки…
Страннолюбский: А почему у гласной «А» стоят две палки долгости?
Доцент Стефанов: Коллега Иванов может ужаснуться такому жаргону. Палки… Коллега Страннолюбский, я вам на досуге расскажу анекдот про три палки… Тема такая… Хм-м.. Ну, ладно.
- Н.В. Гоголя на латинский мы переводить не будем!
Вопрос из зала: А почему?
Доцент Стефанов: Чтобы не быть в этом первыми!
Доцент Стефанов (диктует, коварно улыбаясь): Дополнительная… Изъяснительная… (после паузы) Придаточная! (победно смотрит на всех, как он всех обманул).
- Это вроде как Катулл в его послании к Лесбии: «Контурбабимус илле»! Ха-ха-ха! (сам смеется, падает под стол)
- Что такое «просто ждать»? Просто так ждать может только шЭзЭ! Вот так стоит и ждет… У моря погоды, и т.п.
- А теперь запишите отрывок из поэмы Овидия «К юбилею Гринвичского меридиана»:
«Лежат повсюду бревен штабеля,
И ждут, чтоб превратили их в поленья»
- «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…» Это вот не то. А то – не это. А дальше напишите – уж если продолжать сбивать Постова с толку, то есть, учить его – строку из Владим Владимыча: «Я хочу, чтоб к штыку приравнялось перо!» Я понимаю, что Горбову это скучно… Постов думает…
- Больше я не буду потчевать вас такими вещами, ибо Sapienti Sat, Ober Super Vaacuum
- Вот вы все со своей исходной посылкой везде видите образ действия. Вот если всякий скажет вслед за Постовым «Че тут объяснять…» (далее неясное бормотание)
(О Джэкобсе): Впечатлительный мальчик!
- Найду Постова в борозде под Всеволожском, сяду рядом с ним на ящик и скажу: «По памяти 14 из 140! Нет? Копай морковку!» (Прим. автора: «14 из 140» - к экзамену даны для заучивания 140 латинских фраз. На самом деле, их больше)
- Коллега Горбов в аграрных делах ни гу-гу. Сев, урожай, ж-ж-ж… Жнивье… Стерня… Все это для него – отвлеченные понятия.
Джэкобс: Но пасаран!
Доцент Стефанов: А ля попагай!
Джэкобс: Что – «попагай»?
Доцент Стефанов: Не «что», а «зачем»!
(После коварной отсылки Сидорова за тридцатиминутное опоздание в деканат) – Бедняга Сидоров! Он там на исповеди у коллеги Мирецкого!
Конец лекции
Лекция седьмая.
- Сейчас мы ее проделаем, пытку…
(Про Иванова) – Коллега Пушкарева! Научите его прилично зевать! Хоть в кулак, что ли…
- Постов, кажется, усвоил всю полноту информации.
(Про угол, где сидят Страннолюбский, Джэкобс и Ко) – Я все туда поглядываю, а то там детский сад разбушуется!
- Ваш Джэкобс ведет себя неприлично. Горбов, он ведет себя не-при-стой-но! Уже третий раз пытается изобразить бунт на корабле. Иногда он выдает детсадовские глупости, чему рад Страннолюбский безумно. Но это рассчитано уже не на Страннолюбского, это гора-а-аздо шире! А на самом деле, он умнейший человек, может быть. В детском саду у него, наверное, были соперники. Я вот тут деликатно упомянул про Пьера Рамэ – и видите, что он выдал? (Прим. автора: Рамэ, Пьер – изобретатель буквы J)
- Что у нас тут, очередной детектив с участием Страннолюбского? Я уверен, что в его «дипломате» вовсе не учебники, а опять какие-нибудь кассеты с рок-музыкой…
Большутин (радостно): Апельсины, яблоки и сушки!
- Запишем правило… А правило такое… Фигаро здесь, Фигаро там… Но это не о нем…
- Иванов ведет себя неприлично «про себя». А там (кивает в сторону известного угла) – какая-то внутренняя речь в эфир!
Большутин (порывисто): Можно я скажу?
Доцент Стефанов (не обращая внимания): Сидоров, вы хотя бы догадываетесь, что это – СТИХИ?
Сидоров: Догадываюсь. Я это могу, и как стихи. Тогда номер 114 я читаю как стихи. Пожалуйста, потише.
Большутин (теряя терпение): Дайте мне сказать!
Конец лекции.
Лекция восьмая.
- Сегодня рано поутру, часов в девять, когда сама Аврора музам подруга, в гостях у первого курса славянских дев я очень удачно…
Страннолюбский: Пошутил!
Доцент Стефанов: Нет, изобразил нашего ворчуна, коллегу Джэкобса. Они все такие томные, сонные… (Наглядно изображает томную сонную славянскую деву с первого курса) Представьте себе, такая ляля сидит. «Пишите!» - «Угу…» «Не пишите!» - «Угу…» Первый курс славянских дев… Эх… Н-да…
- Иванов начинает заниматься контрабандой.
Джэкобс: Там «квокве» сказано – смотри «ут»! (Сует в нос Стефанову словарь)
Доцент Стефанов (лезет под стол от словаря): Бедный Малинин! (Малинин – составитель словаря, - прим. автора) У него там «квокве» смотри «ут»! А «ут» - смотри… Н-да… У него там целых три «квоквы»…
(О Страннолюбском) – Вот видите, что такое – редко появляться в нашей келье? Ему уже не по себе. И вообще… Этот ваш Страннолюбский начинает заниматься мелкими провокациями. Сам подсмотрел все у Малинина, а меня допрашивает!
Конец лекции.
Лекция девятая, и последняя.
- Этот коллега Страннолюбский еще спрашивает, нет ли у него долгов! Да он сидит в самой глубокой долговой яме!
- Большутин, вы хотите превратиться в надомника?
- Отложили все соблазны в сторону… Сегодня экзамен…
На этом рукопись обрывается.