Когда меня выписали, я с такой радостью принялся собираться! Больница всегда была адом для меня… Что может быть ужаснее этого места? Гнетущая, давящая тишина, нарушаемая лишь тихими голосами за дверью, частыми шаркающими шагами и иногда – стонами… Стонами тех, кто страдал – физически или душевно. Страдал или был обречен. Многие, кто находился в больнице, в ней и умрут. Тем, у кого остался кто-то там, за высоким больничным забором, повезло: их любили и поддерживали, как могли, до последнего, до ТОГО момента… Но были и те, кто сгорал один. Или в окружении таких же несчастных. В душной тесной палате, насквозь пропахшей медикаментами и болезнью, чей тяжкий дух нельзя проветрить даже самым чистым воздухом.
Но не будем об этом… Это для меня слишком тяжелые мысли. Ведь я так много времени провел в больнице…
Я искренне радовался, когда старый, трясущийся автобус вез меня домой, где меня так ждали…
Я уже не думал о том, что пережил той ночью. Уродливое лицо и душераздирающий свист успели почти полностью раствориться сначала в угнетающих больничных днях, а потом в светлых мыслях о любимой и о доме.
Все стало как прежде, не считая моих ночных прогулок. Я не боялся, просто разум все-таки победил мое страстное желание сливаться с засыпающим городом, с пронзительно свежим осенним воздухом, с влажным дождливым небом…
Теперь я проводил вечера за чтением или написанием стихов, которые в такое время сами собой проливались на чистоту тетрадных листов.
Было первое ноября. Я был один в квартире – моя любимая ночевала у своих родителей. Полночь уже укрыла все вокруг тишиной и вязким полусном. Я сидел, склонившись за письменным столом, торопливо выводя сточку за строчкой нового длинного стиха.
Тут тишину нарушил громкий стук. Я растерянно поднял взгляд и прислушался. Стук повторился, настойчивей и громче. Я нехотя вылез из-за стола и бесшумным шагом подошел к входной двери, что была напротив моей комнаты. Стук был такой сильный, что я не удержался и как-то сдавленно – с чего бы это? – спросил:
– Кто там?..
Ответом был какой-то непонятный шорок и новый поток бешеных ударов по двери. Я весь похолодел. Рука сама собой потянулась к еще не зажившему петлеобразному рубцу на шее.
Я неуклюже отодвинулся от двери, ухватившись рукой за косяк, чтобы не упасть. Страх пережитой сентябрьской ночи вновь захватил меня.
Тут грохочущие удары прекратились и я услышал отдаляющиеся, знакомые шаги – точно такие же, какие на той ночной аллее. Я облегченно прижал ладони в пылающим щекам и сел на пол. Пробыв в таком положении минуты две, я встал и проверил, хорошо ли закрыт замок. Потом медленно прошел в комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Понимал, что вряд ли усну, но все равно закрыл глаза и попытался расслабиться. И почему я не додумался позвонить любимой, которая находилась в паре домов от меня? Не знаю… Не знаю…
Я успокоился и уже дремал, когда ночь вокруг взорвалась оглушительным звоном бьющегося стекла. Я так быстро вскочил, что чуть было не грохнулся на пол, запутавшись в наброшенном на меня покрывале, и подбежал к окну. Отдернув штору, я громко вскрикнул: синее перекошенное лицо уставило на меня свои пустые выпученные глаза с кровавыми сетками сосудов! Тощая рука слепо шарила по подоконнику, свалив на пол еще цветущую алым цветом герань. Ужас ослепил меня, и я бросился к двери, больно ударившись бедром о старый громоздкий комод. В беспамятстве дергая мной же запертую дверь, я не мог сообразить, почему она не поддается. Когда же, наконец, до меня дошло, что нужно повернуть язычок замка, я услышал дикий мычащий крик позади. Затравленно оглянувшись, я увидел, как существо перебирается через разогнутые прутья оконной решетки и осколки застрявшего в раме стекла. Тощие руки с темными набухшими жилами с хрустом опустились в битое стекло под окном. Глухой то ли стон, то ли вздох пронесся по комнате. Я завопил и, открыв замок, бросился по темному подъезду на улицу.
Я был одет лишь в легкий домашний костюм, и пронизывающий холод заставил меня съежиться и замереть, вдыхая уже пахнущий зимой воздух. Я не знал, куда бежать, и свернул за угол дома. Но тут вдруг почувствовал страшный приступ удушья и, закашлявшись, привалился к холодной каменной стене. Приближающиеся тяжелые шаги были почти не слышны мне сквозь бьющуюся в висках кровь… Я обмяк и сполз на асфальт. Меня – в точности, как и в прошлый раз! – схватили за руку и поволокли в сторону все той же аллеи, где уже уснули безмятежным сном рыжеватые фонари.
Когда я очнулся, мне в лицо ярко светила полная луна. Порванная одежда прилипла к окровавленной коже, все тело саднило. Я с трудом мог пошевелиться, не говоря уж о том, чтобы встать. Я огляделся, не понимая, где нахожусь. Справа от меня был какой-то небольшой водоем, окутанный густым туманом, слева теснилась груда больших, пахнущих сыростью валунов. Под собой я ощущал что-то мокрое и холодное. Наверное, это были опавшие листья. Я с трудом подполз к камням и трясущимися разбитыми пальцами ухватился за один из них, пытаясь подняться на ноги, но безуспешно. Получилось лишь сесть.
Рядом никого не было. Полная тишина показалась мне странной, и я удивленно подумал, что нахожусь за городом. Но как? Ведь не могли же меня за руку протащить не один десяток километров, да еще и по бездорожью!
Холод стал почти нестерпимым. Я дрожал всем телом и все силился встать, когда поодаль вновь услышал тяжелые, влажно хлюпающие по грязи шаги. Сердце у меня сжалось, наполнившись животным ужасом. Обеими руками я схватился за камни и со всей силы рванулся, позабыв про боль и онемение. Но страшное существо уже приблизилось ко мне. Свист, вырывающийся из его разинутого рта, был тихим, не таким, как обычно. Подойдя ко мне вплотную, он – теперь я хорошо видел, что это мужчина – протянул тощую бледную руку и… помог мне встать! Я стоял, покачиваясь, перед ним, ошарашено глядя в его лицо, которое видел как никогда отчетливо – яркий лунный свет падал прямо на него. Впервые я смог хорошо разглядеть его глаза – темные, широко распахнутые, полные страдания и боли. Стоило мне окунуться в эти два глубочайших омута, как ужас медленно отступил, уступив место глубокой, тянущей тоске. Он стоял совершенно неподвижно, уставившись на меня немигающим измученным взглядом. Его руки безвольно свисали вдоль тела, будто говоря: «Не бойся, я не трону тебя».
Тут его губы, искаженные гримасой, вдруг задергались, как будто он попытался что-то сказать. Но изо рта вырвался лишь новый свистящий звук, затем тяжкий, полный мучений, стон. Его руки в отчаянии подлетели к горлу, и я увидел на нем глубокий кровавый отпечаток чего-то, похожего на веревку. Почти такой же, какой был у меня после первой встречи с ним и какой появился сейчас, только намного глубже. Незнакомец взвыл, заметавшись из стороны в сторону, как затравленное животное. Из его раскрытого рта вывалился синеватый бескровный язык… Все его тело конвульсивно дергалось, будто раздираемое невыносимой внутренней болью. Мое сердце обливалось кровью при виде этой страшной картины… Я неуверенно коснулся его руки, не зная, как помочь. Он застыл, обратив ко мне искаженное мукой лицо. Его рука крепко вцепилась в мою, и я всем телом ощутил присутствие смерти… Холодная твердая плоть будто дышала ею, наводя ужас и нестерпимое желание оттолкнуть. На секунду меня охватило отвращение, но тут же исчезло, как только его глаза вновь встретились с моими. Жалось к неизвестному, так сильно страдающему существу отодвинула все остальные чувства глубоко внутрь сердца. С трудом подбирая слова, я заговорил:
– Я не знаю, кто ты, но вижу, как тебе плохо. Мне так жаль тебя… – Пожатие не моей руке усилилось, будто отвечая благодарностью на мои слова. – Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Не знаю, что случилось с тобой и чем я могу помочь и как, но… – я на секунду умолк, подбирая слова. – Если от меня будет какая-то польза, то… делай, что считаешь нужным. Я хочу облегчить твои муки, если смогу. Только… я хочу жить… – При последних словах мой голос дрогнул, но существо не подало никаких признаков возражения и ждало, пока я продолжу.
– Если ты причинишь мне боль, я буду терпеть ее. Но только при условии, что ты оставишь мне жизнь.
Мне ответил торопливый кивок. Я слабо улыбнулся и приготовился ко всему. Было ли мне страшно? Да, причем так, что окружающим меня холод поздней осени совсем перестал быть ощутимым. Я чувствовал себя будто во сне, который все никак не закончится.
Мой недавний собеседник издал тихий слабый свист и низко склонил голову, спутанные длинные пряди упали на его лицо. Постояв так с минуту, будто что-то обдумывая, он крепко взял меня за руку и быстро ринулся к воде… Я не успел и вскрикнуть, как длинные белые руки с силой стянули меня в ледяную темную глубину. Боль пронзила все мое тело. Кажется, я брыкался и вырывался. Под водой царила темнота, но я видел, что я не один в ней. Меня крепко держали, не давая всплыть. Воздух в легких кончился, от моего лица поднялся целый столп пузырей. В глазах потемнело, в груди зажгло, и я, наверное, потерял сознание…