Пил горькую муж как сапожник. Почему? Она не знает. Хотя вернее догадывается. Он двоечник по натуре: ленивый, пустоголовый, недалёкий. А она всегда в форме, всегда ухожена, всегда с улыбкой на лице. Когда-то ей нравилось, как он ухаживал за ней, такой был обходительный. Пришёл после армии – герой, воин. Хотелось определиться, ведь все подруги одна за другой под венец и ей вроде пора. А мать шепчет: нужно выходить за того, который тебя больше любит, тогда на руках будет носить. Вот и выскочила. Спустя год он начал попивать. Смотрит, как жена утром прихорашивается перед работой, всё нутро переворачивается, кажется, для других красоту наводит. Высказать ей не мог ничего, а просто стал заливать свою неуверенность водкой. Потихоньку привык. Так ежедневно, за свои кровные денежки покупал он себе болезнь. Вскоре лицо героя война, стало похоже на сморщенную картошку. Интерес к нему пропал окончательно. Жена помучилась с ним лет семь, да выгнала. Осталась с сынишкой одна в двухкомнатной хрущёвке.
Елизавета окончила пищевой техникум и работала технологом на хлебозаводе. Работа была ответственная, сложная, но она свою работу любила. Вот уже сынок пошёл в пятый класс, а тут осенью путёвка подвернулась в санаторий «Сосновый бор», профсоюз выделил. Сына нужно было куда-то устраивать на время поездки. Решила попросить мать приехать на двадцать один день и присмотреть за Славиком.
Лизавета позвонила подруге:
– Дорис, лети ко мне, есть новости.
Подруга Дорис, а вернее Доротея Елизаровна Булочкина, была проверенным другом, надёжным плечом Лизаветы. Они дружили с детского сада. Потом вместе учились в одном классе и после школы продолжали дружить. Это Лизавета прозвала подругу на иностранный манер, и той новое имя понравилось. Дорис работала в парикмахерской, была мастером высшего пилотажа. Даже ездила в столицу на конкурс лучших цирюльников страны, где заняла почётное третье место.
Дорис жила в соседнем доме и прибежала очень быстро. Она запыхалась и её круглое, как хлебная лопата лицо, раскраснелось от бега. Вся она была как спелая репа, такая крепкая, полненькая и аппетитная. Дорис была замужем за одноклассником Никитой, который прямо боготворил свою «помидорку» и нежно к ней относился.
– Представляешь, мне путёвку в санаторий выделили.
– Да ты что! Вот везуха! Ништяк!
– Ой, Дорис! Ништяк – лошадь по-французски. Ты это слово выкини из обихода. Ты же знаешь, что я его терпеть не могу. Как я рада путёвке, может там какого рыцаря отхвачу.
– Да уж непременно отхватишь, тебя невозможно не заметить, – сказала без тени зависти Дора. Она действительно восторгалась приятной внешностью своей подруги и считала её просто красоткой. Женщины долго обсуждали предстоящую поездку и подготовку к ней.
До отъезда в санаторий оставалось десять дней. Лизавета была женщина правильная: у неё всегда всё было по полочкам. Вот и сейчас она взяла блокнот и чётко расписала всё, что должна сделать до поездки в санаторий. В блокноте выросли двадцать четыре пункта важных дел. Первым делом женщина срочно пошла к знакомой портнихе и заказала себе несколько самых новых бурдамодовских нарядов: пару платьев, юбку, брюки. Она обошла все магазины большого села, но не нашла ничего подходящего для себя.
Пришлось ехать в выходные в областной город на толкучку. Лизавета сняла деньги с книжки и вперёд за нарядами. Она определённо имела хороший вкус. Знала толк в качестве материи, какие фасоны ей идут, какой цвет к лицу. Ещё она умела торговаться и находила в этом свою прелесть. Когда до отъезда оставалось два дня, то у Лизаветы всё было готово. Мать приехала, значит, Славик будет под присмотром. Платья сшиты, куплены новые блузки, нижнее бельё. Холодильник ломился от продуктов, крупы, картошка и всё необходимое было припасено, чтобы бабушка с внуком кони не бросили. Квартира была прибрана, бельё постирано. Лизавета ещё раз проверила всё по списку, который она составила перед поездкой в санаторий. Всё было сделано.
Лизавета надеялась, а вдруг в этот раз фортуна ей улыбнётся и встретится Он. Тот единственный и неповторимый, из её грёз и фантазий. Чем поразить его. Косметика и одежда в сборе – это, пожалуй, главное оружие. Но надо ещё чем-нибудь поразить. Лизавета знала, что мужчины любят весёлых женщин, они не выносят женщин с проблемами, вечно ноющих и вечно недовольных своей жизнью. Поэтому Лизавета прикупила в киоске пару юмористических журналов, чтобы выудить оттуда парочку другую свежих анекдотов, и каких-нибудь смешных историй. Ну вот, кажется всё готово. Можно и ехать.
Уже в первый день пребывания в санатории, Лизавета поняла, что она не зря потратила много времени на портниху и барахолку. Выглядела женщина очень элегантно, ухоженно и очень привлекательно. Мужчины провожали её взглядами, но Лизавета сказала себе: «Стоп, не торопись родная, либо любовь, либо крупный выигрыш».
Ей попался крупный выигрыш в лице директора одного из заводов областного города. Курортный роман красиво разворачивался на всю катушку. Новоиспечённый кавалер не был красавцем, но вполне хорош собой эдакой мужской красотой и уверенностью в себе. На десять лет старше, держался солидно и уверенно. Он был женат, имел двоих детей, о чём сразу признался Лизавете. Женщине он очень понравился, хотя божьей искры так и не вспыхнуло в её сердце. Но она решила, пусть уж лучше будет котомка счастья, чем совсем ничего.
Приехав домой, Лизавета позвонила Дорис. Та не заставила долго ждать и, подперев руку под щёчку, с упоением слушала о невероятном романе подруги.
– Ты любишь его?
– Не знаю. Нравится очень. Приятный мужчина. Упускать его не хочу. Пусть хоть ненадолго, но будет мой. Не каждой бабе торт целиком лопать, пусть хоть кусочек и другим достанется.
– Это ты кому говоришь, подруга, не забывай, что я замужняя женщина, - смеялась Дорис.
После красивого курортного романа Николай Петрович обещал через неделю приехать к Лизавете в её захудалое полусело-полугородишко. Был определён день – среда. Кавалер сказал дома, что уезжает в командировку на два дня. Лизавета написала заявление на работе, сказала, что уезжает по личным проблемам в деревню к матери. Славик был пристроен у лучшей подруги Дорис.
Николай Петрович приехал в среду с утра, в девять часов. Подъехал на чёрной волге прямо к дому. Вышел, огляделся. Потом вошёл в подъезд, поднялся на третий этаж и постучал. Лизавета видела его из окна, но выдержала паузу и потом открыла. Сердце забилось сильнее.
– Ты, дома? Хорошо. Я сейчас принесу кое-что, подожди, - сказал он, смущённо улыбаясь
Под кое-что подразумевалась картонная коробка из под печенья «Крокет» и большой пакет.
Николай Петрович прошёл на кухню, оглядывая всё вокруг. Из пакета нарисовались букет роз, и коробочка с французскими духами, бутылки коньяка и вина. Из картонной коробки были выложены деликатесы: две баночки шпротов, палка копчёной колбасы, баночка красной икры, масло, коробка конфет, печенье, виноград, апельсины, яблоки.
Лизавета ждала гостя. Она с утра приготовила салаты, жаркое из телятины, заливную рыбу. В холодильнике стояли бутылка водки и вина. Есть они не стали, после того, как гость осмотрел хрущёвские хоромы Лизаветы, он притянул её к себе и, подхватив на руки, унёс в спальню.
Для Николая Петровича эта женщина за последний месяц стала значить больше, чем он этого бы хотел. Человек он был серьёзный и к женщинам относился по особенному, избирательно. Романы заводил редко и надолго. Дом, семья, дети и ответственная работа занимали всё его время, но тут его чёрт попутал. Всё в этой женщине казалось ему привлекательным. Он долго думал, какой эпитет ей подобрать и, наконец, нашёл: она была вся какая-то ладненькая.
После бурной страсти они захотели есть и, хихикая, и перебрасываясь шутками, направились в кухню.
С тех пор всё пошло, как по графику, один раз в две недели Николай Петрович приезжал в большое село, которое он, шутя, прозвал Кудыкино, и любовники предавались тайной радости любви. Своё появление у Лизаветы он называл «уйти в засаду».
Село находилось недалеко от областного центра в сорока минутах езды. Оно было достаточно большое. С десяток кирпичных трехэтажных сталинских домов с высокими потолками. Одна пятиэтажка, с десятка два двухэтажек и частный сектор. На город оно не тянуло, но для села было вполне. Только не очень ухоженное. Из предприятий были старый, видавший виды хлебозавод и новая, вступающая в жизнь, птицефабрика, которые работали на областной центр. Хлебозавод специализировался в основном на кондитерских изделиях для городских сладкоежек.
Николай Петрович полюбил квартирку Лизаветы так же нежно, как и саму Лизавету. Дома у него была большая четырёхкомнатная квартира и вечно ворчащая жена, и он не чувствовал в дома того уюта и тепла, какие ощущал здесь у Лизаветы и поэтому всегда из дома рвался наружу. Ну да что говорить, ведь у любимой подруги и вода слаще медовухи.
В квартирке Лизаветы всё было проще, и обои, и мебель, но всё подобрано со вкусом, и очень мило, и преобладающий во всём бежевый цвет как-то обволакивал и успокаивал мужчину после трудной ответственной работы.
Так прошёл год. Николай Петрович достал путёвки в санаторий для себя и для Лизаветы. Для женщины началась новая жизнь. Она ела деликатесы, два раза в год ездила в санаторий, одевалась по последней моде: всё теперь у неё было импортное, «блатное», выуженное любовником из тайников областных баз.
Через два года Николай Петрович предложил Лизавете поменять эту квартирку на трёхкомнатную, в сталинских домах. Что они вскоре и сделали. Николай Петрович давно уже познакомился со Славиком и хотел, чтобы тот имел свою комнату. Когда мужчина приезжал, и ребёнка некуда было девать, то Славик оставался дома и не мешал влюблённым. Николай Петрович покупал мальчику игрушки, книги, одежду. Ребёнок вскоре привык и даже считал его своим папой. Вот только, почему тот так редко приезжает, понять никак не мог. Но потом к этому привык.
Лизавета и новую квартиру привела в порядок, всё сделала со вкусом. Деньги на обустройство гнёздышка дал Николай Петрович.
– Может мне вообще к тебе переехать, – спросил он как-то Лизавету,
– Ну что ты, а как же твои дети, семья, нет, я так не могу, - ответила Лизавета.
– Представляешь, он мне предложение сделал. Говорит, давай я к тебе перееду, а я ему давай заливать про семью, да про ответственность, – рассказывала она Дорис.
– А, что ты не хочешь, чтобы он был только твой?
– А зачем? Он приезжает ко мне раз в две недели. К его приезду я и в парикмахерскую схожу, и в квартире приберу, какие-нибудь блюда сделаю – и всё это на высшем уровне. Он поэтому и интерес ко мне не теряет, что я всегда и во всём в форме. Любить, не оладьи есть, тут нужно искусство. А если он ко мне переедет, мне нужно каждый день быть женщиной с изюминкой, а это невозможно. Да пусть уж жена над его носками трудится. Нет, это не для меня. Наш гостевой роман меня вполне устраивает. Приятно быть всегда любимой женщиной!
Прошло пять лет. Прошло десять лет. А они, по-прежнему, встречались в две недели раз. Вот уже и Славик окончил школу, уехал учиться в Москву по направлению, Николай Петрович всё устроил. Лизавета все эти годы ощущала себя любимой женщиной, желанной. Иногда, где-то там внутри просыпалась совесть, но тут же, как испуганный зверёк, убегала в норку. Ей было стыдно, что она проникла сквозь трещину брака в мир чужой семьи, что всё таки не испытывала к Николаю ту великую любовь, о которой все так мечтают, хотя по своему любила его, или просто привыкла.
Прошло ещё десять лет. Лизавета вошла в возраст ягодки, а Николай Петрович в возраст «бес в ребро». Но любовь его к этой женщине не иссякала. Так и жил он на два дома. Ну что ж, не всегда задние колёса телеги катят по следу передних. Иногда из колеи выбиваются, но всё одно за своей повозкой тянутся. Николай Петрович жил в семье, но и Лизавету не бросал.
Однажды он не приехал и не позвонил. Это было на него не похоже. Лизавета прождала три дня и позвонила сама в приёмную.
– Сожалею, но Николай Петрович умер неделю назад.
Это было как гром среди ясного неба. Лизавета долго держала трубку в руках и слушала гудки, не в силах пошевелиться. С работы она отпросилась. Поехала в областной центр, затем наняла такси, чтобы добраться до кладбища. Там она с трудом нашла смотрителя, узнала, где похоронен её полумуж, полулюбимый.
У могилы Николая Петровича сидела женщина. Лизавета присела на скамейку у соседней могилы какого-то мужчины и искоса поглядывала на женщину. Наверное, жена, подумала она. Женщина встала, поправила платье, подошла к могиле, около которой сидела Лизавета.
– Что мужа пришли проведать?
– Да нет, брата, – соврала Лизавета, краснея и вглядываясь в незнакомку.
Женщина была очень красивая, ухоженная, стройная, со вкусом одетая, хотя и не молодая, и это неприятно поразило Лизавету,
– А, это ваш муж? – спросила Лизавета, кивая на могилу Николая Петровича.
– Да нет, любовник, - ответила женщина. Я его любимая женщина.
Лизавета вздрогнула, лицо её вытянулось.
– Да, да, не удивляйтесь. Я у него на заводе начальником отдела кадров работала, и мы с ним встречались почти тридцать лет. Как в том анекдоте помните: «Жена приходит на кладбище, а там всё прибрано и женщина сидит. Вы кто?, – спрашивает жена. Я – любовница, – отвечает женщина.
– Не может быть, мой муж всегда приходил во время с работы и приносил всю зарплату домой.
– А, ничего, нам обеденного перерыва и премиальных хватало», – завершила анекдот незнакомка, горько смеясь.
– Любила я его очень по молодости. Человек был неплохой, а потом ещё и привыкла к нему за тридцать лет. Замуж так и не вышла, может лучше его не нашла, а может, привыкла. Вот и прятались мы то в моей подсобке, среди шкафов с документацией, то у меня на квартире. Раз в две недельки он ко мне приезжал, на пару дней. Это у него « уйти в засаду» называлось. Но всё же он подарил мне тридцать лет беззаветной любви. Все эти года я ощущала себя любимой, желанной женщиной. А это для каждой женщины так важно.
Лизавета слушала женщину, и удивлялась тому, как был постоянен Николай Петрович в своих привычках. История была так похожа на Лизаветин роман, что если бы их наложить один на другой, то они бы сошлись на девяносто девять процентов.
Лизавета вся бледная от пережитого удара встала, и, ничего не говоря, пошла по дорожке к выходу, а потом вдруг истерически захохотала. Женщина, оставшаяся у могилы, вздрогнула и перекрестилась.