Много, много, много дней Вера вспоминала те предчувствия Весны, что навещали её раньше.
Иногда, в конце января солнце так пронзит серую пелену облаков, так нахлынет в сумеречную сутолоку города, что глаза щурятся весь день от непривычной его яркости. Небо распахнётся своей бездонной голубизной и подуют ветры, освежающие, зовущие, сводящие с ума, выдувающие зимнюю заторможенность. Появится запах Весны, так, просто, среди всего. И приснится загадочный сон…
День, два – и снова наметелит снежное пространство, зима крепкая, уверенная в себе. Её время.
Каждый год ощущения Весны посещали её внутренний мир в зависимости от состояния. Иногда это случалось и в конце февраля, иногда… лишь с проклюнувшимися из почек зелёными листьями – крыльями деревьев. А иногда, она скользила не касаясь её глубин. Лишь календарь, да смена одежды удерживали её в наступившем другом ритме жизни.
Всё бывало.
Проводы Зимы, Встреча Весны… Масленица. Захотелось блинов. Традиции народа, когда-то чутко чувствующего Природу, отразились в обычае встречать Весну блинами. Блин – это жёлтое, горячее Солнце, которое призывали войти в дом и наполнить его теплом и светом, насытить собой и мир окружающий и мир внутренний. Но ёще блинами поминали усопших, предков. Отдавали дать прошлому. Родовые связи были крепки. Уважение к прошлому давало определённость настоящего, его стабильность в главном и основу для будущего. Дерево росло крепким. Корни прочно держались за землю, питали ствол и крону соками земли. Ствол наращивал свою плоть обеспечивая всем необходимым и создавая возможность будущего. Это странное цветение мечтаний цветов, это нежно–хрупкое по-началу, а затем такое привычное распускание листьев, их неприметное бытование – оно обеспечивает мир самой возможностью Жить – кислородом, а цветочки - плодами и сытостью. Это древо прекрасно в своей полноте. Как печально, что стало оно нелюбимо.
Когда нет зрелости и разумности, что бы перед лечением поставить правильный диагноз – надо просто спасать исходя из структуры Бытия Природы. Многое совершится из любви к основе. А основа – Земля и не будет её…нас не станет.
Вера думала, как легко понимается самое сокровенное, когда ты не позволяешь обманываться и обманывать себя, когда ты себя вырастил деревом. «Я – дерево. Лишь растения в мир приносят плоды. Я хочу быть плодоносной, цветущей, живущей в гармонии При-родной, Родной. Это слово РОДНОЕ – в нём вся Жизнь, без него так плохо. Я хочу быть родной Природе, Земле, Небу, себе самой, Любви, Разуму, тем за кого я в ответе, тем, кто в ответе ещё за меня. Хочу быть Родной своей Родине. Быть деревом-человеком бесчисленных лесов Вечности. И птицы…и Звёзды…и Ветер…»
Какой же сейчас месяц? Может по календарю Весна уже давно наступила, ведь солнечных дней становится всё больше. Вера решила следовать за чувством. Захотелось превратить это в действительно насыщенное глубоким переживанием действие – в мистерию.
Вера подошла к зеркалу, пристально оглядела себя. Зеркало появилось совсем недавно, всего-то несколько дней, и конечно стало диковинной забавой. Несколько месяцев не видишь своего изображения, лишь отражение в оконном стекле, и вот, вновь, заново познакомиться с собой здорово изменившейся.
Целый день Вера не отходила от зеркала. Даже принесла и поставила перед ним столик, подвинула кресло.
Смотрела на это Чудо, которым она чувствовала и себя и своё отражение.
Это была конечно-же Вера, но её облик, её «чело»вечности изменилось. Фигура стала стройнее, и излишняя в последнее время худоба округлилась, как воздушной подушкой окутала тело более округлыми формами. И всё чуть чуть, всё в меру.
Движения женщины не спешащей всё успеть, на работу, не перегруженной бытовыми и другими заботами – вернулись в своё исконное состояние, стали гармоничнее и пластичнее. Она даже во время занятий балетом так не двигалась, так не ощущала себя.
А лицо удивило своим хорошим цветом и выражением гармоничной искренности. Всё, что было родное, знакомое, озорное, переплелось с беспечной мудростью, очистило взгляд, распушило волосы.
Вера изучала себя другую и только отмечала, что блаженствует в этом процессе, ибо подлинное познание – это Блаженство…
Да, в землях русских выросла, а знала ли её? Чувствовала ли? В чём эта потерявшая смысл национальность? В чём традиция? Может сходить в библиотеку, почитать книги по этнографии, найти образцы костюмов? Нет, сейчас это самый долгий путь. Так лишь интеллект и будет задействован, а она устала от поверхностных знаний. Здесь кроме чувств, кроме глубинной, если удастся пробудить - родовой памяти, ничем другим невозможно двигаться.
Ну что, с чего начать? Издалека. Когда в первый раз она покинула свою страну, то ностальгия, тоска по родине вовсе тоской и не стала. Скорее это было ощущение большой-большой, красивой-красивой Земли, на которой везде, в мыслимых и не мыслимых условиях – живут люди.
Первый раз за пределами Родины Вера была в Канаде, в провинции Онтарио, в которой При-рода была заботливо сбережённой, свежей, чистой. По городу бегали белки, воду приятно было пить из под крана, везде парки, цветники. За городом двадцать видов берёз, таких она и в России не видела. Было хорошо, Живая При-Рода, устроенный, разумно налаженный быт горожан. Что ещё? Что ещё?
Россия чувствовалась большим холмом по другую сторону огромного океана. Залитым светом, на холме храм, Храм Вознесения, что в Москве, в Коломенском, зелёный лес поодаль и всё. Больше ничего не чувствовалось родным, Родиной. Всё остальное – серой пеленой, мглой окутывало огромную территорию.
Церковь, христианство. А раньше, тысячу лет до этого? Чувство славянского?
Светло.
Свободно.
Радостно.
Уютно.
Сильно.
Ласково.
Трудно.
Нежно.
Проникновенно.
Бережно.
Больше ничего, Больше ничего… Да, она историк по образованию, специализировалась на истории мировой культуры. Пока училась млела от Древнего Мира, но своей родной земли чувствовать архетип самобытной культуры не научилась. Стремления не было. Знаний не было. Не было учителей. Всё пришло позже, когда тонны книжек были прочитаны, когда во время Путешествий удалось физически прикоснуться ко многим, значимым истокам культуры. Ширь этой земли вкусила, позвали глубины, свои собственные основы, для того, что бы познать своё место среди этого многообразия. Полноценно ощутить себя клеточкой в огромном организме Земля, состоящем из других клеточек культур.
Всегда понимала, что противопоставление – бред. Нельзя заставить эскимоса надеть льняную одежду и кушать яблоки. Он просто умрёт от холода и голода. Но вот посещать друг друга, изумляясь, радуясь и наслаждаясь разнообразию жизни на Земле – это интересно. Но подлинное общение возможно лишь когда ты сам самобытен, а не флюгер под ветром. Когда ты в гармонии со своей Землёю, на которой и вместе с которой растёшь.
Сложно. Слова складываются легко – чувства не поспевают.
Встала перед зеркалом. Волосы причесала. Вгляделась себе в глаза, будто через них внутрь себя хотела приникнуть. Глаза, как глаза, красивые, встречают и останавливают у своего порога. Самой в себя через глаза – не получится. Пришлось закрыть их. Тепло разлилось в груди. Равномерные толчки сердца стали слышнее, и тепло волнами разливающееся от сердца по телу всё образумело.
Вера почувствовала себя в белой простой рубашке, с неразличимой вышивкой, босой. И всё.
Всё очень просто.
Все чудеса рождаются в простоте. Она открыла глаза, подошла к шкафу, прямо перед ней, на вешалке висела белая полотняная, но очень тонкой работы рубашка с вышивкой по рукавам, горловине и подолу. А ведь весенняя вышивка, отметила про себя Вера, Весна в ней искрится. Красные коловороты, огненные дарители. Ярилин узор. Оставила рубашку в шкафу, а дверь приоткрытой. Почти бегом, пританцовывая, устремилась к душу, омылась прохладной водой, выбрала вересковый гель для душа. Запах от него, как от лесной полянки. Промокнулась полотенцем, расчесала волосы, заплела в косу и тихо, ощущая каждое прикосновение ступни по ковру, подошла к шкафу, вынула рубашку, встала перед зеркалом, оделась, и вдруг, почему-то почувствовала, что зеркалу здесь больше не место, не нужно оно. Взяла шаль и накрыла его. «Пропади», - подумала и пошла на кухню.
Легко, радостно, припевая что-то вроде ла-ла-ла, ла-ла-ла. Замерла на мгновение в вопрошении благословения. Улыбнулась Небу, поклонилась Земле. Достала из шкафчика полотняный мешочек с мукой, в большую кастрюлю отмерила несколько больших чашек муки. Из горшочка, стоявшего на печной плите отлила в небольшую мисочку теплой воды, добавила хмелевой напар, мёду, немного муки – опару замесила и снова поставила на тёплую печку, что бы она поднялась. Пока приготовила соль, молоко, масло сливочное топлёное и растительное. Какое растительное-то у неё было? Попробовала на вкус, бутылка-то без этикетки. Чуть подержала во рту – не подсолнечное. Ещё взяла глоток – не кукурузное, какое же?
Снова мысли нахлынули, может славяне и хмель не использовали и на каком масле пекли? То, что дрожжи появились намного позднее Вера откуда-то знала, их вред испытала на себе. Как же хочется всё знать, как правильно нужно всё сделать. Знать без искажений. Так как изначально и правильно. Ведь подлинная технология приводит и к подлинному результату. Многое, очень многое для неё ещё сокрыто и недоступно, родовая память засорена блоками. Ну, ничего, всё ещё впереди. Она её очистит и никто не в силах помешать этому намерению. Сейчас же можно наслаждаться процессом. Искреннее желание пригласить к себе Весну наполнило Радостью. Прекрасно полакомиться вкусными блинами, почувствовать себя протекающей в древнем обычае, в мистерии встречи Весны. Сейчас совсем не важно зацикливаться на деталях, а то весь аромат происходящего можно утратить.
Пусть масло хоть оливковым будет. Главное её состояние. Ведь любая еда прежде всего готовится на энергии её готовящего. Это главная составляющая.
Пока опара подходила, подготовила смесь из трав для чая: земляники, малины, черники, душицы взяла чуть-чуть, по щепоточке, побольше добавила душистого листа чёрной смородины – и заварила в один чайник. Поставила распариваться-настаиваться на печку. А в другой чайник насыпала зверобой, душицу и иван-чая немножечко. Добавила любимый чабрец.
Затем подготовила сковородку, настоящую чугунную, хотя рядом висела и «тефаль», но на ней она в другие дни что-то совсем немного поджаривала. Налила в небольшую глубокую плошку растительного масла, опустила в неё гусиное перо. Посмотрела на опару – готова опара. Взяла её, вылила в отмеренную муку, долила тёплое молоко, взбитые желтки, размешала всё очень хорошо деревянной ложкою и накрыв полотенцем поставила на печку – подойти должно тесто, да ещё лучше раза два. Решила, что ничем другим, кроме этого заниматься не будет. Пусть время нужно не малое, чтобы тесто окончательно было подготовлено, но с кухни не уйдёт.
Приготовила тарелку, в которую будет складывать готовые блины. Маленькую тарелочку с большим куском топлёного сливочного масла, для промасливания блинов. Выставила на другой столик, что у окна: молоко, сметану, простоквашу, варенье земляничное и малиновое. Подумала, может ещё и черничное? Любимое. Но земляничное и малиновое – тоже любимые. Хватит их. Поставила шесть чашек: три для себя, для чая, молока и простокваши, а три для кого угодно – друга, путника, При-Роды Матушки, а может и для Весны… Ещё две тарелочки поставила: одну для себя, а одну для всех Сердцу Близких.
Села у окна, смотрела на поляну, думала, для кого чашки, для кого тарелочки? Чувствуют ли призыв? Сидела долго, рисовала пальцем по замёрзшему стеклу, опомнилась, подскочила к тесту, проверила, снова рисовала по стеклу разные узоры, мечтала.
Что Весна? Какая она, та, как в сказке, настоящая, волшебная? Какая? Встала, подложила в печь дров. Они зашумели, затрещали, наполнили кухню запахом блаженства, стало жарче, много жарче, потекли ручейками ледяные узоры на стекле. Всё говорило своим языком – пора. Вера встала. Поставила на плиту сковороду, смазала гусиным пером, промокшем в растительном масле. Добавила в тесто сахар, ещё подмешала взбитые яичные белки, растопила на маленькой сковородочке сливочного масла, влила в тесто, капнула немного кедрового масла, легко перемешала.
Вспомнила, что совсем забыла про мёд, подбежала к полочке, выбрала липовый, налила его в блюдце и встала у печки. Сердечко забилось почему-то, дыхание стало сильнее, будто бежала только что. Сковородка шипела маслом. Господь Всевышний, помоги вспомнить… Весне угодить хочу, зову Весну, так вот, как предки мои звали, помоги сердцем звать, а руками призывать.
Вот как сложилось!
Сердцем звать – а руками призывать!
Память Родовая проснулась, голова чем-то горячим наполнилась, рука зачерпнула деревянным половником тесто, другая полотенцем обмотала горячую ручку сковороды и лёгкими движениями, привычными, помогла растечься тесту равномерно. Ох, как же ароматно запахло! Первый блин, первое Солнышко – совершился.
Чувства, испытанные ею во время этого действия, как в детстве, наполняли её душу. Ощущение, что именно здесь, сейчас происходит самое главное, самое лучшее, самое нужное, важное, интересное – самое-самое!
И все эти ощущения не только присутствовали в голове, они заполняли всё тело, каждую клеточку. Всё, всё, всё. В общем, это стало её спетой в первый и единственный раз песней, потому, что Вера действительно пела, пританцовывала, приплясывала, но всё чуть-чуть, не раздражая пространство, а как бы наполняя его волнами, движениями, звуками совершающихся искр, ведь стоять приходилось почти на одном месте, да и двигаться лишь в небольшом треугольнике: стол у окна, печь, столик у печки.
Сколько времени склубилось в ароматные блинчики на тарелках, кто знает? Сколько мыслей, чувств, намерений и мечтаний? И что, как, менялось в пространстве от происходящего? Но вот, когда Вера испекла последний блинчик, то опустившись на табуретку почувствовала себя слегка уставшей, вытерла полотенцем лицо и руки, и ни о чём не думая подошла к холодильнику, налила в кружку холодного молока, выпила не до конца, хотела поставить на стол, но какие-то мысли её заставили допить до конца. Удивилась, что мучиться-то, через силу пить? Но потом успокоилась. До дна Надо. До дна.
Взяла одну тарелочку с горкой блинчиков, поставила её на полотенце и не одеваясь, прямо босиком пошла из дома. На крылечке она зажмурилась от ярчайшего солнца. Господи! Такое яркое оно и впрямь лишь весною бывает! Неужели Весна её блины, её встречу, её Зов почувствовала?
Вера стала ходить по полянке и раскладывала блины. Первый блин Кому (медведю), пусть просыпается на запах и лакомится. Потом у дома, у самого порога, у старого дуба, у молодого дубка, у подружек берёзок, у родничка. Обошла дом кругом и на всех его углах по одному блину оставила. А последний , как взяла, да со всей силой подбросила в Небо! Крича Солнцу: «Ну-ка, отведай моё угощеньице! И приходи, приходи, согрей лес собою, да сердце моё! Слышишь?". Куда блинчик упал, Вера, смотрящая на яркое Солнце не заметила. Может он и не упал вовсе. Может Небо и Солнце его сьели? Да, подумала Вера – в сказке жить, по сказочному и мыслить.
Когда у неё окончательно онемели ноги, Вера , высоко поднимая колени, подпрыгивая, помчалась к дому.
У порога её ждал Свет.
Страницы из повести "Вера"