Сказки для Уга. Повесть-шутка

Шендрик Виктор Геннадьевич
   В наше время многие уверены в том, что пора чудес миновала. Всё, что не укладывается в рамки обыденного, всего лишь проделки случая. Можно – случайно – выиграть в лотерее, но нельзя сдвинуть гору. Можно – опять же случайно – завести неисправный автомобиль, но нельзя научиться летать. Одни только малыши искренне верят в Деда Мороза – и он приходит к ним каждый Новый год.
   Но вот вчерашние малыши вырастают и утрачивают бескорыстную детскую веру, и Дед Мороз почему-то оказывается соседским дядей Мишей. А потом у них меняется и само понятие чуда. И тогда для повзрослевших малышей становится чудом поступление в престижный ВУЗ. Затем покупка новой квартиры. Потом гаража рядом с домом. И, наконец, хорошего места на кладбище.
   Но ещё остались места, где чудо обыденно. Где можно поймать Золотую рыбку. Где до сих пор встречаются молочные реки с кисельными берегами. Где медвяные росы выпадают каждое утро. Где звери разговаривают человеческими голосами. Где деревья укрывают своими ветвями спящих путников.
   И находится это не в параллельных мирах, а гораздо ближе – в средней полосе России, в её широколиственных лесах. Конечно, не все, происходящее там, согласуется с законами природы, по крайней мере, с теми, которые нам известны. Но тому есть объяснение – Уга.
   Мало кому о нем что известно, впрочем, он и не жаждет быть известным. К Иегове, Христу, Аллаху, Будде, Брахме, Кецалькоатлю и другим богам он не имеет никакого отношения, ведь он не претендует на божественность. Он и сам не знает, кто он, да и не задумывается над этим.
   Уга доступен практически любому из тех, кто ищет его. Для этого не нужно курить благовония и читать молитвы. Не нужно соблюдать посты и бить поклоны. Достаточно просто захотеть, и он явит себя ищущему его. Как правило, в первый раз он приходит во сне. Затем, когда адепт начинает распознавать его в любых его обличиях, он является при первом же зове и наяву.
   Уга – оригинальный малый. Единственной характеристикой его приверженца, которой тот должен обладать – это фантазия ( вспомним Ленина – «фантазия – качество чрезвычайной ценности»; может, Ильич тоже был адептом Уга? ). Больше всего Уга привлекают фантазеры и выдумщики всяких занятных историй. Не корыстные деловые люди, придумывающие тысячу и один способ, как ловчее выудить из кармана ближнего копейку, а бескорыстные лгуны, ничего, кроме удовольствия, не получающие от своих россказней.
   С помощью Уга нельзя разбогатеть. Нельзя стать президентом. Нельзя насильно понравиться женщине. В общем, нельзя ничего такого, о чем, в первую очередь, и мечтают люди. Но Уга помогает тем, кто попал в беду. Кто нуждается в его совете. Кто совсем запутался в жизни. С ним можно пообщаться и просто для удовольствия. Он принимает всех, кто открывает ему свое сердце. И, пока существует Уга, в мире есть место надежде.


   Долбуша остановился возле ручья, чтобы напиться. Утолив жажду, лось отошел несколько шагов от ручья и прилег в тени берез. С утра он уже успел отмахать километров семьдесят и немного устал.
   Старый Кокан просил его вернуться как можно скорее. Нужно только забрать запасы сушеных мухоморов у Петровича, лесника со Старой заставы, и можно будет отправляться в обратный путь. Зимой без мухоморов прожить трудно. 
   Долбуша шел уже седьмые сутки. На третий день пути он прошел болотистую низменность. На пятый – большую сопку. Вчера он миновал огромное поле, поросшее одной лебедой. По всем приметам, его путешествие подходило к концу. Осталось обойти глубокий овраг, и он у цели.
   От усталости глаза лося закрылись, и он задремал. Прошло немного времени. Вдруг в кустах раздался шум; Долбуша открыл на всякий случай один глаз и увидел, как на поляну возле ручья вышел неизвестный зверь, немного похожий на самого лося, только значительно ниже ростом и без рогов. Тогда Долбуша открыл и второй глаз и начал внимательно рассматривать пришельца. Морда неизвестного зверя была на удивление тупой, во взгляде - ни единого проблеска мысли. Также Долбуша отметил тщательно отполированные копыта, ровный пробор гривы и необыкновенно длинные ресницы. Уши неизвестного были чрезвычайно большими и находились в постоянном движении. В целом пришелец произвел на Долбушу неприятное впечатление. Но лось был воспитанным животным и ничем не выдал своих чувств. Он встал и вежливо произнес:
   - Добрый день, незнакомец! Я лось, мое имя Долбуша.
   В ответ из глотки незнакомца вырвался визгливый рев, который через некоторое время сложился в слова:
   - Привет! Меня зовут Шалун.
   - Как-как? – переспросил лось. – Салун? Странное имя для животного. Так в Северной Америке в прошлом веке назывались питейные заведения. Тебя так прозвали, оттого что ты любишь спиртное?
   - Да нет же, не Салун, - раздраженно сказал пришелец. - Первая буква «Ш» - шкура, шуба, шапка, швабра, шесть, шестнадцать, шестьдесят. Шэ, Шалууун, - немного подвывая, произнес он.
   - Понятно. Шалун. Очень приятно. А к какому виду ты относишься по классификации Брема? В нашем лесу я не встречал ни у кого таких забавных морфологических признаков, - сказал Долбуша, от души веселясь.
   - Морфочего? Я осел, дикий среднеазиатский осел, - гордо сказал Шалун.
   - Осел? Звучит как-то не очень, - заметил лось. – А чем вы, ослы, знамениты?
   - Наш род известен на весь мир, - начал панегирик Шалун. – О нас написано в каждом школьном учебнике математики, ибо наш предок осел Буридан создал великий логический парадокс. Среди ослов много кадровых военных и известных политиков. Начальники, большие и не очень, тоже относятся к ослам. Ослы пишут об ослах в газетах всего мира. Мы популярны! Без нас не обходится ни одно крупное дело, мы везде принимаем участие! – закончил Шалун. Наверно, он чрезвычайно гордился своим родом, потому что последние слова были сказаны им с такой силой, что у лося заложило уши.
   - Не кричи, я хорошо слышу, - поморщился лось. - У тебя, несмотря на все достоинства твоего знаменитого рода, ужасный тембр. И что, у всех ослов такой?
   - А зачем тебе эти дурацкие наросты на голове? – вопросом на вопрос ответил осел. – Держу пари, что они только мешают тебе при беге и отрицательно влияют на твой позвоночник.
   Долбуша уже, было, хотел объяснить основные эстетические концепции лосиного племени, но раздумал и только покачал головой. Он решил зайти с другой стороны.
   - Что делает осел Шалун так далеко от своей родины? – спросил он. – Мы ведь минимум на тысячу километров севернее Средней Азии.
   Морда осла скривилась, будто он начал жевать лимон. Из глаз с большими ресницами закапали слезы. Он неловко переступил с ноги на ногу, трубно высморкался и тоскливо посмотрел на Долбушу.
   - Я сбежал, - едва слышно произнес он. – Из зоопарка.
   Долбуше приходилось встречать в газетах это слово, и он считал, что зоопарк – то место, где животные неспешно прогуливаются, ведут высокоинтеллектуальные беседы и, сидя в тени, потягивают холодное пиво. Совершенно непонятно, зачем Шалуну оттуда понадобилось сбегать. 
   Долбуша поведал о своих мыслях ослу, и тот расхохотался.
   - Боже мой! Неспешно прогуливаются, - смеялся осел, а из глаз его текли слезы. - Отдыхают и пьют пиво! И все лоси такие тупицы?
   Долбуша про себя подумал, что этого осла нужно поучить хорошим манерам. Он подошел к Шалуну, осторожно подцепил его под брюхо рогами, и поднял над землей.
   - Ой-ёй-ёй! – донельзя противным голосом заверещал осел. – Пожалуйста, опусти меня вниз, уважаемый Долбуша, я очень боюсь высоты! Я прошу прощения! Все лоси – умницы! Я вовсе не то хотел сказать!
   Решив, что на первый раз хватит, Долбуша медленно опустил злополучного осла вниз и сурово произнес:
   - Теперь ты будешь знать, как оскорблять благородных животных. Расскажи, что же такое зоопарк. Я, кажется, слегка ошибся, думая, что это парк культуры и отдыха для животных.
   - Ты знаешь, что такое тюрьма? – значительно более вежливым тоном спросил осел.
   - Ну, в общих чертах, - ответил лось.
   - Так вот, зоопарк – тюрьма для наших собратьев, - продолжал осел. – Некоторых туда за неблаговидные поступки сдают их собственные соплеменники, иные попадают туда из-за того, что пренебрегают элементарными правилами безопасности, представителей редких видов отлавливают «губители душ». Особую часть содержащихся там зверей составляют рожденные в неволе, и даже понятия не имеющие, что такое свобода.
   - А к какой группе относился ты, Шалун? – спросил лось.
   На морде осла ясно было видно нежелание отвечать на столь щекотливый вопрос, но, вспомнив, видать, недавний подъем на лосиных рогах, он неохотно ответил:
   - Меня сдали свои. Я был близок с Марцуфлой.
   Из дальнейших слов Шалуна выяснилось, что Шалун якобы пользовался огромным успехом у женской части племени диких ослов. Ему удалось подбить клинья и к самой красивой ослице, Марцуфле, дочери вожака Протобора. Но Шалун ни в какую не хотел официально регистрировать свои отношения с Марцуфлой, и тогда Протобор подговорил молодых ослов - соперников Шалуна, и те, связав его, положили под деревом, где частенько ночевали чабаны. Те поначалу хотели отпустить Шалуна на все четыре стороны, но, прельстившись деньгами, что предложили им работники местного зоопарка за редкую масть осла, продали того в неволю.
   Потекли унылые годы заключения в зоопарке маленького провинциального города Чуркента. Потом Шалуна обменяли на усохвостую панду, и он оказался в Понюховске.
   Понюховский зоопарк находился на самой окраине города. Сразу за зоопарком начинался лес. Бежать оттуда было проще простого. И Шалун сбежал.
   Поначалу приходилось туго, ведь Шалун не знал, какие растения, произрастающие в той местности, годятся в пищу. Пару раз он отравился, но вскоре научился отличать съедобные травы от несъедобных. И теперь он скитается по лесам средней полосы, не зная, как возвратиться в родные места.
   - А ты парно- или непарнокопытный? – спросил лось для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
   - Понятия не имею, - опустив голову, ответил осел.
   Наступило неловкое молчание. На счастье Шалуна, у лося было доброе сердце. Он не мог оставить в беде даже такое никчемное существо, как похотливый осел. Но и брать с собой Шалуна ему не улыбалось. Тогда Шалун проведает о миссии Долбуши, а он обещал Кокану, что о его поручении никто не узнает.
   - Я тебе ещё не все рассказал, - перебил мысли лося Шалун. – Главной причиной, по которой я бежал, была вовсе не тоска по свободе. Я хорошо жил в зоопарке. Меня сытно кормили. В соседнем вольере была дикая ослица, и она не осталась равнодушной к моим ухаживаниям. Я там как сыр в масле катался! И тут являются они.
   - Кто они? – спросил заинтересовавшийся Долбуша.
   - Заготовители. Понимаешь, уважаемый Долбуша, для некоторых сортов колбасы используется ослиное мясо. Пропади она пропадом, такая колбаса! Да и это было бы полбеды, если бы не тот чертов австриец. Ни разу, говорит, не ел салями из дикого среднеазиатского осла. Даже анализ крови мне сделал, гурман проклятый. Масть мою все хвалил. Необычная, говорит, она у него. Ну, и заготовителям: вы, мол, когда его свежевать будете, шкуру не попортите, хочу, говорит, оставить её себе на память. Садист! А те и рады стараться, им бы только чтоб деньги платили. Такие и мать родную на салями пустят. Спасло меня, что тут обмен с пандой подвернулся. А я уж и не чаял быть живым. Привезли, понимаешь, меня в этот Понюховск, всё, думаю, пронесло. С ослицей закрутил. Толстеть от спокойной жизни начал. И как-то вечером собрался уж, было, к ослице своей лукануться, вдруг вижу – они. Идут, меня высматривают. Нашли, значит. А что? Австриец мужик богатый, такой, если что в башку втемяшит, своего добьется. Вот и не поскупился, видать, на поиски. Я еле успел в дальний угол вольера отбежать. За деревьями спрятался. Вроде не заметили. А как только стемнело, я и убег.
   - Это же беспредел какой-то! – искренне возмутился лось. – Я знаю, что тебе следует сделать: подать на этого твоего австрийца в суд! В Саардаме заседает международный суд по правам травоядных животных. Там австрийца в порошок сотрут.
   На это Шалун ничего не ответил, но взгляд, которым он наградил лося, был весьма далек от восхищения. Да лось и сам понимал, что сморозил глупость. Желая как-то отвлечь внимание осла от больной темы, он сказал:
   - Я знаю, чем тебе помочь. Мы пойдем к Уга.
   - А кто такой Уга? – спросил Шалун.
   - Ну, Уга – это …Уга. И не спрашивай меня больше о нем. Сам увидишь.
   - А он мне поможет?
   - Да. Должен. Единственная плата, которую он взимает за свою помощь – это истории из жизни. Впрочем, можно выдумать и какую-нибудь небылицу; главное, чтобы история была занятной, и в ней обязательно присутствовала мораль.
   - А что такое мораль?
   - Не знаю. Но так говорит Уга.
   - А когда мы отправимся к Уга?
   - Сейчас же. Ты умеешь ориентироваться по сторонам света?
   - Нет. Когда нас обучали этому искусству, я был болен гриппом и находился в карантине.
   - Жаль. Я тоже в этом не силен. Будем надеяться, что кто-нибудь нам подскажет дорогу. А теперь в путь.


   Фенимор сделал семьсот тридцать третью зарубку на дереве и прослезился. Как он ненавидел свои плотоядные аппетиты! Ведь сколько цыплят могли бы снести задушенные им курицы! Сколько цыплят могло быть у не рожденных теми курицами цыплят! Он снял очки и вытер слезы. Но надо жить. А чтобы жить, надо хорошо питаться. Курица – такая вкусная дичь. Поэтому прочь сомнения. Да здравствует курица!
   Хорек схватил свежезадушенную птицу и потащил вглубь леса. Для того, чтобы пообедать в спокойной обстановке. Сегодняшняя курица была такой большой, что Фенимор устал, пока добрался до нужного места. Там он плотно поужинал, и решил прогуляться до своего приятеля Пятака, с которым они сегодня собирались сходить на Большую гору полюбоваться закатом.
   Проходя мимо Ежовой поляны, Фенимор уловил своим чутким носом приятный запах. Он свернул туда, чтобы выяснить, чем же это так вкусно пахнет, вышел на середину поляны и начал внимательно осматривать её окрестности.
   Под корнями огромного дуба лежал какой-то непонятный предмет цилиндрической формы. Фенимор подошел вплотную к нему, и принялся его рассматривать. Предмет напоминал формой и цветом дождевого червя-переростка. Он-то и издавал приятный запах. Тогда одной лапой Фенимор придавил находку, а зубами начал разгрызать ее оболочку, чтобы добраться до сердцевины. И когда, наконец, разгрыз, попробовал.
   Это было невероятно вкусно! Подобный деликатес он ел лишь один раз в жизни, когда изловчился поймать невнимательного рябчика.
   Он вытащил неожиданный трофей на ровное место, где предался радости поедания. И съел абсолютно всё, даже жесткую шкуру. Фенимор начал размышлять, где водятся подобные животные, но так и не смог придти к определенному выводу, потому что до этого момента не видел ничего похожего.
   Стемнело. Фенимор так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил приближавшихся Долбушу и Шалуна. Он еле успел отскочить, когда копыто Шалуна уже было готово опуститься на него.
   Внезапный шум под ногами остановил приятелей. Хорек же, мигом взобравшись на ближайшее дерево, с иронией произнес:
   - Что, копытные, свои глаза в стойле забыли? Это для вас чревато серьезными неприятностями. В следующий раз вы можете наступить на змею. Или попасть в капкан. Или упасть в яму-ловушку. Или еще во что-нибудь вляпаться. Мой вам совет – когда идете, внимательно смотрите себе под ноги.
   - Долбуша, ведь нам как раз нужен совет, - радостно заревел осел, который не то не обратил внимания на слова хорька, не то не расслышал его.
   - Я приношу извинения, уважаемый хорек, за своего невнимательного товарища, - рассудительным тоном сказал лось. – Позволь представиться, я – лось Долбуша, а это - осел Шалун. Если инцидент исчерпан, то, как только что сказал мой товарищ Шалун, нам нужен твой совет. Ты случайно не знаешь …
   - И какой же совет вы надеетесь получить от животного, которого чуть, было, не затоптали? - перебил Долбушу хорек. – Как правильно ходить в темноте? Почитайте Карлоса Кастанеду.
   - Мы представились, а ты нет, - напомнил лось. – Это невежливо. Разреши все-таки узнать твое имя.
   - Ну, допустим, зовут меня Фенимор, - отозвался хорек. – И какое отношение мое имя имеет к тому, что вы хотите узнать?
   - Напрямую никакого. Но может иметь опосредованную связь с брутальным катарсисом, которому в скором времени ты можешь подвергнуться, если не девальвируешь свое отношение к жизни, - сделав значительную мину, произнес лось.
   Хорек, на которого слово «катарсис» произвело впечатление, бросил из-под очков злобный взгляд на лося, и для вида начал умываться, на самом деле приводя свои мысли в порядок.
   - И что же вы хотите узнать? – спросил он немного погодя.
   - Мы ищем путь к Уга. Помоги нам его найти, - вступил в беседу до того молчавший осел.
   - Пожалуй, я могу вам помочь, - протянул хорек, обдумывавший в это время, какую выгоду он может получить от этих двух травоядных. – Но, сами понимаете, что… - и он замолчал, наблюдая за реакцией Долбуши и Шалуна.
   - Тебе что-то нужно? – спросил Шалун. – Я, конечно, не знаю, что нужно хорьку для полного счастья, но, если найти или сделать это что-то будет в моих силах, то я постараюсь тебя этим чем-то обеспечить.
   - Я по всем пунктам присоединяюсь к Шалуну, - заявил лось.
   Фенимор подумал, до чего глупы эти жвачные. Доверяют первому встречному. Глаза хорька загорелись нехорошим огнем. Какую бы гадость сделать этим доброхотам, чтоб они на всю жизнь запомнили маленького хорька? Что бы такое придумать? Но вскоре мысли Фенимора сменили направление. А если бы он сам оказался в подобной ситуации? Нет, надо все-таки помочь этой парочке. И он знает, что он с них потребует. Говорят, лоси хорошо умеют плавать. Так пусть лось его научит этому искусству, ведь он дал слово. А теперь время идти на встречу с Пятаком. Пятак и так, наверно, заждался его, они должны были встретиться уже час назад.
   - У меня сейчас встреча с моим другом, кабаном Пятаком, - снова заговорил хорек. – Если хотите, можете пойти вместе со мной. Кстати, Пятак лучше меня знает, как вызвать Уга. Он ведь в сто раз тяжелее меня.
   - Так веди нас к своему другу Пятаку, любезный хорек, - с чувством произнес лось.
   - Полезай мне на спину, добрый Фенимор, - предложил осел. – Так мы доберемся до твоего друга значительно быстрее.
   Хорька не пришлось просить дважды. Он тут же вскарабкался на спину Шалуна.
   Сколько мяса, подумал хорек. А я ни разу не пробовал ослятины. Попробовать, что ли, и он слегка укусил осла за шею. Испуганный внезапной болью, осел со всех ног бросился бежать. Но не успел он пробежать и ста метров, как с кем-то столкнулся, в результате чего растянулся на земле. Над ним нависала едва видимая в сумерках огромная туша. В это время подоспел хорек, который свалился с осла в самом начале скачки.
   - Не ушибся ли, любезный, хр-р-р? - спросил голос из сумерек.
   - Да это же Пятак! - обрадовано закричал хорек. – Привет, Пятак! А мы как раз идем к тебе. Этот зверь, что столкнулся с тобой – осел Шалун. Его приятель, лось Долбуша, где-то неподалеку.
   - Где, хр-р-р, тебя черти носят? - задал вопрос кабан. – Я жду тебя уже с самого заката.
   - Зачем ты меня укусил? – спросил хорька пришедший в себя осел.
   - Прости, друг, бес попутал, - извиняющимся тоном ответил Фенимор. – Ну скажи, когда бы ещё такой шанс выпал?! Ведь в нашей местности ослы не водятся. Тем более, я об ослах только в книжках читал. Кулинарных. Там черным по белому написано: у ослов вкусное нежное мясо. А тут ты. Вот я и решил проверить, врут книги или нет.
   - Зря я на тебя тогда не наступил, - с сожалением заключил осел и отвернулся.
   Из темноты вышел лось. Он кивнул Пятаку, как старому знакомому.
   - Значит, это все-таки ты, хр-р-р, - сказал Пятак, обращаясь к лосю. – Я сначала не поверил Фенимору, подумал, совпадение. Ну, что ж, добро пожаловать в пятнадцатый квадрат. Ты ещё не забыл старые добрые времена? Седьмая ударная, товсь! Вертикаль сорок градусов, наводка двадцать пять!
   - Помню, - сдержанно проговорил лось. Было видно, что эта тема ему неприятна. – Я думал, тебя сожгли тогда, на семьдесят первой.
   - Подпалили. Еле лужу нашел. Уже думал, все, кранты. Ничего, обошлось, хр-р-р, - сказал кабан.
   - А как ты с Уга? – спросил лось. – Научился? Или через тень?
   - Через тень. Первый раз во сне, я тогда в госпитале лежал, - ответил кабан.
   - И часто?
   - Как прижмет, хр-р-р.
   - А днем?
   - Хуже.
   - Полнолуние?
   - Через шесть, на седьмое.
   - Тебе повезло. У меня так не получается. Он сам ведет счет.
   - А я отдал. Он был не против. Зато и ответственность, сам понимаешь…
   - Да.
   Диалог прервался. Кабан и лось замолчали, погрузившись в свои мысли. Осел похрапывал, он заснул ещё на середине их диалога.
   Тем временем хорек ловил по кустам клещей.
   Сейчас я вас аккуратно положу ослу на шею, думал хорек. Вы найдете самые лучшие, самые вкусные места и вцепитесь в них. Осел получит наркоз,
и ничего не будет чувствовать. Вот тогда-то я непременно попробую ослятинки, рассуждал про себя хорек.
   Но осел будто почувствовал угрозу своей шкуре и проснулся. В сердцах хорек бросил клещей на землю и подошел к кабану.
   - Пятак, пора идти к Потапычу, - проговорил он. – Без него, сам понимаешь, никак не получится.
   - Да, - согласился кабан. – Он один-единственный из нас, кто знает, где находится поляна Уга. У них с Уга особые отношения.
   - Вставай, осел, нас ждут великие дела, - преувеличенно бодро сказал лось и переступил ногами, разминая затекшие мышцы.



   Потапыч проснулся на закате. Он встал на задние лапы и потянулся, прогоняя остатки сна. Урчанием напомнил о себе пустой желудок.    
   Почувствовав голод, Потапыч начал про себя считать дни, прошедшие с тех пор, как он наловил на речке рыбы.
   На первый день после этого они с Пятаком нашли малинник, и он весь день  обжирался (хорошо, что свиньи не едят малину, иначе пришлось бы делиться). На второй день он подвернул лапу и лечил её до позднего вечера в серной ванне. На третий день его покусали пчелы. Да, пожалуй, сейчас самое время идти на реку. Рыбка как раз приобрела нужную кондицию: стала мягкой, такой, как он любит.
   В прошлую рыбалку Потапыч поймал много рыбы, но съел чуть-чуть, только утолил голод. Он не уважал свежую рыбу, и поэтому припрятал большую часть улова под корягой для того, чтобы она слегка протухла и стала мягче.
   Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Потапыч побрел к реке. На ходу медведь достал монокль и одел его на левый глаз. Он был уверен, что монокль помогает ему лучше видеть в темноте, потому что когда-то читал об очках, видящих в инфракрасном спектре и считал, что монокль - одна из разновидностей подобных очков.
   Этот монокль был дорог Потапычу. Он прекрасно помнил тот день, в который нашел его…
   …Было чудесное утро. В медовых лучах восходящего солнца он слышал пение диковинных птиц. Речка журчала ему « К Элизе». На ветвях деревьев он видел удивительные лианы с цветами невероятной красоты. Земля мягко пружинила под ногами. Между телом и шкурой появилась прослойка необыкновенно легкого газа, и он только усилием воли не давал себе взмыть как воздушному шару, наполненному гелием, высоко-высоко в небо.  В капельках росы он видел целые миры. Голова слегка кружилась от счастья. 
   Неподалеку он увидел муравейник с его любимыми черными муравьями. Он не собирался их есть. Наоборот, ему хотелось поделиться своей радостью с муравьями, подарить им частичку своего счастья. Благодушно улыбаясь, он взирал на них, и тут его внимание было захвачено странными движениями этих трудолюбивых насекомых. Волны муравьев струились по земле в гипнотическом ритме, покрывая её затейливой арабской вязью. Двигаясь, они переливались как самоцветы, и внезапно, под действием этого волшебного блеска, в его мозгу появилась едва слышная мелодия. Она становилась все громче и громче, пока не достигла апогея и не оборвалась.   
   Тогда его словно ударило током. Он понял, что ему необходимо сделать.
Он залез на сосну, под которой находился муравейник, нашел покинутый хозяевами осиный улей, и полез в него лапой. Что-то зацепилось за его когти - он поднес лапу ближе к глазам, чтобы лучше рассмотреть свою находку.   
   Это оказался монокль с золотой цепочкой. Потапыч отчего-то решил, что это подарок сделал ему сам Уга, и с тех пор никогда с ним не расставался.
   Очнувшись от воспоминаний, медведь увидел, что незаметно дошел до нужного места. Сладкий запах щекотал ему ноздри и возбуждал аппетит. Он отбросил корягу и принялся за еду.
   Наевшись до отвала, Потапыч стал любоваться отражением луны в речной глади. Его глаза стали слипаться, и он не заметил, как крепко заснул. Ему снились блестящие как бриллианты муравьи с рыбьими хвостами, кружащие вокруг огромной темно-синей пчелы, издающей басовитое гудение; свиньи величиной с кулак запрыгивали ему в одно ухо и появлялись из другого, но почему-то это были уже не свиньи, а маленькие фигурки животных, вырезанные из слоновой кости, которые с визгом принимались гоняться друг за другом; от этого визга Потапыч проснулся. Большущий комар-мутант летал над ним, намереваясь впиться в черную пуговку носа. Прихлопнув зудящее насекомое, медведь перевернулся на другой бок и снова погрузился в сон.
   Разбудил его Пятак, вежливо хрюкавший над самым ухом что-то немузыкальное.
   - Здравствуй, Потапыч, мы к тебе по делу, - сразу взял быка за рога кабан.
   - Этим копытным, Потапыч, нужен Уга, - вслед за ним заговорил хорек.
   Медведь помотал головой, окончательно просыпаясь, и взглянул на незнакомых ему животных. Лосей он много раз видел до этого. Внешность другого зверя ему была смутно знакома, но откуда? Он напряг свою память, но так и не смог вспомнить, где он мог видеть такое непривлекательное  животное.
   Потапыч сразу отметил тупую морду незнакомца, длинные уши и отполированные копыта, блестевшие в свете луны. Закончив осмотр, медведь пристально взглянул незнакомцу в глаза.
   - Приветствую тебя, уважаемый Потапыч, - заговорил незнакомец, и медведь отметил неприятный тембр его голоса. Таким голосом в общественном туалете только «занято!» кричать, подумал медведь.
   - Я – дикий среднеазиатский осел по имени Шалун, - продолжал незнакомец. – Мы не осмелились бы потревожить твой сон, если бы не одно неотложное дело. Я попал в беду, могу погибнуть, и мне нужна помощь Уга. Без тебя мы не можем его вызвать. Ты один знаешь поляну Уга. Фенимор говорит, что ты пятый. Ведь нынче полнолуние.
   - За эту услугу они пообещали выполнить все, что мы захотим, - встрял хорек, - если это, конечно, будет в их силах. Тебе, вроде, надо было разобрать бобровую плотину на реке? Для этого пригодится лось. Видишь, какой он здоровенный? Помнится, ты вроде хотел узнать, съедобна ли та странная трава, что растет на Соленой просеке? Тут как раз понадобится глупый осел.
   - Хм-м-м, - в раздумье медведь почесал лоб. – Лось, пожалуй, пригодится. А осел? Зачем его спасать, если потом все равно подохнет от ядовитого плюща. Пусть лучше он сначала попробует этот плющ, и, если выживет, тогда и будем вызывать Уга.
   - Неувязочка получается, уважаемый медведь, - включился в беседу лось. – Ты требуешь оплатить услугу, не оказав её.
   - А ты кто такой, забери тебя дохлый мерин, - недовольно сказал Потапыч, почувствовав, что его маленькая хитрость не удалась.
   - Я – лось Долбуша с северной части леса, - вежливо ответил лось. – Однако ты ничего не ответил, уважаемый Потапыч. Поможешь ли ты нам вызвать Уга?
   - Пожалуй, помогу, но у меня есть одно условие. При общении с Уга я быстро теряю силы, и мне надо их своевременно восполнять. Как только мне понадобится поправить свои силы, вы принесете мне мешок малины. Мешок я выдам.
   - Весьма занятное предложение, Потапыч, только вряд ли невыполнимое, - сказал лось. – Сам подумай, как мы принесем тебе малину? В копытах? Или на рогах? И чем, интересно, мы будем её собирать? Я не ожидал подобного логического нонсенса от такого уважаемого животного.
   - Разве вы не поняли, что я пошутил, - добродушно рассмеялся медведь, но в его глазах загорелся злобный огонек. – Вы просто отыщете малинник и отведете меня туда. Конечно, общение с Уга в это время будет невозможно. Ничего страшного, потом продолжим с той же цифры, как говорят музыканты.
   А после я и тебя, умник, съем на закуску, про себя подумал медведь. Ишь ты, нашелся тут, будет меня ещё жизни учить!
   - Значит, ты согласен? – снова спросил лось, любящий, чтобы все было по правилам, и над каждой i стояла соответствующая точка.
   - Да! – что есть силы, рявкнул медведь и слегка зарычал.
   - Тогда веди нас на нужное место и объясни алгоритм, которого мы должны придерживаться при вызове Уга, - сказал лось.
   - Хватит молоть языком, - задушенным голосом проговорил медведь и направился вглубь леса. – Пошли.


   К вечеру компания, состоящая из пяти зверей, вышла к песчаному обрыву, в отвесных стенах которого были видны отверстия стрижиных гнезд. Животные расположились у его подножия на отдых. Медведь немного поворочался на теплом песке, принимая удобную позу, и уснул. Кабан начал хрустеть неизвестно откуда взявшимися у него желудями. Хорек косился на шею осла. Долбуша где-то нашел старую газету и принялся за чтение, шевеля при этом губами. Осел полировал копыта, и при этом не спускал глаз с хорька.
   Солнце почти скрылось за горизонтом, когда медведь вздрогнул и проснулся. Он оглядел по очереди животных и, ни слова не говоря, поднялся со своего ложа, отряхнулся, и начал взбираться наверх. Остальные потянулись за ним следом.
   Тропинка, по которой они карабкались, по диагонали, снизу вверх, пересекала обрыв. Дорожка была узкой, приходилось идти, растянувшись цепочкой. Один раз задняя нога кабана провалилась в мягком грунте, и он чуть не свалился вниз, но лось успел остановить его своими рогами и возвратить на прежнее место.
   Хорек быстрее всех взобрался на гору и теперь ждал, когда поднимутся остальные.
   Плоская вершина холма, на которую они поднялись, была не более двадцати метров в диаметре. Посередине ее росли несколько сосен. Под корнями одной из них, самой высокой, была нора какого-то небольшого, не крупнее суслика, животного. Медведь с трудом залез туда лапой и вытащил холщовый мешок. Внутри мешка оказались: спички с кусочком коробка, аккуратно уложенные в латунную гильзу и замазанные для герметичности пластилином, бутылка с темно-коричневой жидкостью, несколько кусков плотной ткани и деревянная плошка с обкусанными краями.
   Пока кабан с хорьком занимались сбором хвороста и разводили костер, медведь подозвал к себе осла и торжественно сказал:
   - Я должен объяснить, как ты должен держать себя во время ритуала. Мы все рассядемся по кругу. Самый тяжелый зверь, то есть я, сядет лицом к северу. Напротив меня сядет кабан, он тяжелее тебя, но легче лося, который расположится по левую руку от меня. Ты будешь сидеть вместе с Фениморкой справа от меня. Вообще-то, лицом на север должен сидеть лось, но, путешествуя, он сильно потерял в весе.
   Сначала тебе покажется, что ничего не происходит. Но ты наблюдай за глазами рассказчиков. Ни в коем случае не засыпай, как бы ни хотелось. Подмечай мелочи. Также обращай внимание на вес рассказчиков – южные истории под силу только легким животным.
   Если ты случайно увидишь, что один предмет отбрасывает две тени или больше, то смотри только на левую.
   Когда придет твоя очередь рассказывать, постарайся вложить в свой монолог все то, что было в прошлом. Будущее в это время не существует. Ничему не отдавай предпочтения. Ложь хороша, но она требует больше внимания, поэтому в первый раз расскажи все же что-нибудь происходившее по-настоящему. Потом можешь рассказывать все, что хочешь. И запомни главное – здесь надо только смотреть и слушать, но делать это так, как в последний раз в жизни. Тогда Уга увидит твое усердие. А теперь иди и выбери себе кусок ткани, на которой будешь сидеть. Это тоже имеет значение.
   - Зачем ты морочишь ему голову, Потапыч? – спросил медведя подошедший Долбуша. – Какой ещё север? Какие тени? Что ты выдумываешь? Позволь-ка сказать тебе пару слов тет-а-тет.
   - Ты же видишь, Потапыч, что он не очень умен, - заговорил лось, когда они отошли в сторону. – Более того, он просто глуп. От твоих инструкций у него совсем крыша протечет. Тогда зачем его спасать? И вообще, я вижу, что в твоем лице Шалун обрел недоброжелателя. Что он тебе сделал плохого?
   Медведь сел на землю и облокотился спиной о сосну, знаком предложив лосю сесть рядом . Затем достал монокль и надел его на левый глаз. Он несколько раз погладил себя по голове, как бы приводя в порядок мысли и, наконец, заговорил.
   - Ты, наверное, помнишь Последнюю междузвериную войну. Уральский инцидент, Равнинная резня, и все такое, - увидев утвердительный кивок лося, он продолжил. – На третий или четвертый день войны я добровольно вступил в ряды Ортодоксальных звериных сил, ОЗС, в десантный батальон (спасаясь от пчел, мне довелось несколько раз прыгнуть с парашютом, поэтому меня записали в десант), и вскоре наше формирование медведей-берсерков «черные пилотки» в спешном порядке отправили на Южный фронт сражаться с Колонистами.
   Нам не хватало воздушного транспорта. Птицы Рух были заняты бомбежками авиабаз противника, красные китайские драконы заградительным огнем прикрывали нашу пехоту. Как раз в тот момент, когда медвежью спец часть хотели задействовать в операции «Кондор», и для этого обучали навыкам ведения боя в гористой местности, командование получило важное донесение разведки. Колонисты совместно с Отщепенцами готовили атаку на самом слабом участке фронта – в предгорьях Медео.
   Группировке медведей отводилась главная роль в отражении атаки Отщепенцев. До линии фронта, она тогда проходила как раз по предгорьям, наше подразделение доставил на двадцати больших земляных нартах отряд мобилизованных диких собак. Затем нам дали проводника из местных, и мы по системе подземных туннелей двинулись к месту дислокации, которое нам надлежало занять по плану Штаба.
   По пути к нам примкнуло множество отрядов местных животных, прятавшихся от режима завоевателей в подземных хранилищах. Но дело не в этом. Мы попали в засаду, и наше подразделение почти полностью уничтожили. Меня спасло только то, что тогда я был отправлен в разведку.
   В тот день, выполнив задание, я возвращался в отряд. Не дойдя метров сто до нашей стоянки, я почувствовал опасность и спрятался. И вовремя.   
   Неподалеку от меня появились двое беседующих зверей. Охрана, состоящая из Отщепенцев, следовала на небольшом расстоянии за ними. Из разговора я понял, что один из них вражеский военачальник, а другой – предатель, который под видом беженца три дня назад присоединился к нашему отряду. Теперь он хотел получить свои тридцать сребреников. И знаешь, кто это был? Дикий среднеазиатский осел, с такой же точно мордой, как у Шалуна.
   Пробираясь назад к своим, я попал в плен. Меня пытали. Я бежал. Меня поймали и снова пытали. От мучительной и постоянной боли у меня отказали голосовые связки. Я разучился говорить.
Впоследствии курс химеотерапии и ванны вернули мне речь и ясность мышления. Я поправился. Но события, произошедшие с того момента, как я пошел на разведку, до конца так и не восстановились в памяти.
   …Что было потом? Стремительным броском армия генерала Некерека освободила от захватчиков тот район, где я был в плену. Меня отправили в госпиталь. А в скором времени, после открытия группой наших ученых противоядия от магрибцев, мы победили.
   Когда вы вчера пришли, я сначала долго не мог понять, откуда мне знакома морда этого животного. Я долго ломал голову, вспоминая, где видел её. Эти длинные уши, этот тупой профиль.… Да, теперь я все вспомнил. Тот предатель был ослом! Род Шалуна – род предателей. И до конца своей жизни я…я…я..., - переполненный чувствами медведь замолк, так и не сумев подобрать нужного слова.
   - Что было, то быльем поросло, - успокаивающе произнес лось. – Пойми, Потапыч, нельзя из-за одного негодяя считать весь род ослов предателями. Этак неизвестно до чего можно дойти. Получается, что если тебя жалит пчела, когда ты лезешь в улей полакомиться медом, то, следуя твоей логике, и все остальные пчелы только тем и занимаются, что жалят медведей. А ведь это не основное их занятие – они, в общем-то, цветочную пыльцу собирают.
   - Да, сейчас-то я вижу, что был не прав, третируя Шалуна, - пробурчал медведь, но на его морде было написано, что он говорит не то, что думает. – А теперь, когда инцидент исчерпан, можно приступить к делу, ради которого мы здесь собрались. Ребята уже развели костер, так что давайте рассаживаться по местам – пора начинать. Как ты думаешь, Долбуша, кто будет рассказывать первым?
   - Наверное, Фенимор. Ему нужно отвлечься от мыслей о еде.


   Когда все удобно расположились на своих местах, хорек, прочистив горло, начал свой рассказ:
   - Давным-давно я слышал эту историю от своего деда, а тот от своего деда, а тот от своего прадеда, - и, после того, как одобрительный шум голосов смолк, продолжил. – Она называется « Что может жара ».
   …Однажды в джунглях на границе Индии и Пакистана в один солнечный день в конце весны родились слон и удав. С детства они росли и воспитывались в одной общине. Учились в одном классе.
   После окончания школы их пути разошлись. Впоследствии удав получил ученую степень по астрофизике, а слон из-за ранения в голову стал психопатом и хулиганом, которого хлебом не корми, только дай кого-нибудь отметелить. И так уж случилось, что когда пришло им время влюбиться, они влюбились в одну женщину – самку крокодила.
   И тут на джунгли, в которых они жили, напал коварный враг. Им пришлось защищать свое жилье от захватчиков. Удав показал в бою чудеса храбрости, а слон получил ранение на поле битвы. Самка крокодила никак не могла сделать окончательный выбор между умным храбрецом-удавом и стойким раненым слоном.
   Как-то раз соперники, не сговариваясь, пришли в одно и то же время к Прабтхарбме (так звали самку) узнать, наконец, кого же из них она выберет себе в мужья, но были поражены, узнав от соседей, что её похитил уцелевший в схватке с тигром птеродактиль, живший до того в глубоком ущелье и питавшийся умершими естественной смертью буддийскими монахами.
   Слезами горю не поможешь; пришлось слону и удаву объединиться, чтобы вытащить свою зазнобу из зловонной пасти птеродактиля, отродясь не чистившего зубов. Каким-то образом они узнали, что самка унесена за тридевять земель и ей грозит верная смерть, если не от кривых клыков птеродактиля, то от голода или гипертермии, поскольку в местности, где она оказалась по милости летучей бестии, не было рек или озер с живительной влагой. Как ни умоляла она душегуба, чтобы он разрешил ей намочить хотя бы хвост в водопаде, расположенном в дне пути от того места, где они находились, но птеродактиль отказался идти ей навстречу, так как боялся быть обнаруженным бирманскими пограничниками, связанными словом чести с медведем по имени Баобаб, руководящим действиями повстанцев, у которых в тех местах были посевы опийного мака, деньги от реализации которого должны были пойти на фрахт грузового самолета «Антей», необходимого для доставки слона и удава на выручку любимой.
   …Многие годы прошли с той поры, но в сердцах до сих пор сохранилась память о беззаветной любви тропических животных…
   Вы спросите, чем же все закончилось?
  …В ту ночь шел дождь. Самолет с героями был сильно перегружен. По неизвестной причине он пошел юзом и перевернулся в самом конце взлетно-посадочной полосы, потом вспыхнул как метеор и упал в пропасть, которая совершенно случайно оказалась рядом.
   Самка крокодила, не дождавшись спасителей и вконец отчаявшись, движимая чувством самосохранения, так стеганула хвостом птеродактилю по плоской морде, что тот предпочел ретироваться и улетел на своих крыльях, размах которых превышал четыре с половиной метра, к знакомому шерпу по имени Тенгсин, в то время уже закончившему свое восхождение на Джомолунгму.
   Когда нашли останки героев, то казалось, что они просто заснули, обнявшись как братья. На месте их гибели установили памятник, на котором высечены стихи, написанные безутешной Прабтхарбмой, которая к тому времени вышла замуж за птеродактиля, оказавшегося отличным семьянином и, что немаловажно, дальним родственником обоих усопших.
   Стихи доверили высекать гамадрилу, неизвестно каким образом оказавшемуся в тех краях, но тот, объевшись бетеля и потеряв от него голову, неправильно высек на могильной плите некоторые слова, оскорбив тем самым память покойных. Это ему не сошло с рук: во время возвращения на свою родину он погиб, попав в горах под снежную лавину.
   А стихи так и остались неправильно высеченными, вот они:
   Мой удав получит орден,
   Слон не будет гнить в плену.
   Ну, здорово, член на морде!
   Здравствуй, морда на члену!
   - Вот и весь рассказ, - прибавил хорек и умолк.
   - Дела-а-а… - произнес Потапыч, глубоко вздохнув.
   После его слов на поляне воцарилась тишина.
   - Мне кажется, Уга оценит эту историю, - прервал затянувшееся молчание осел. – В ней есть и мораль, и любовь, пусть немного и ненормальная.
   - Мораль или любовь? – спросил хорек.
   - Что мораль или любовь? – переспросил осел.
   - Ненормальная, - сказал хорек
   - А-а, ты об этом, - сказал осел. – Конечно, любовь. Слыханное ли дело - решиться лететь на самолете, наверняка не прошедшем в срок техническое обслуживание и ремонт. Это просто самоубийство. На такое могут пойти только существа по уши влюбленные, и, следовательно, от этого слегка поврежденные в рассудке. Общеизвестно, что от любви катастрофически глупеют. Хорошо ещё, что состояние влюбленности длится недолго, иначе заболевшие любовной лихорадкой были бы социально опасны, и общество боролось бы с ними, как с преступностью или эпидемиями.
   - Эк куда хватил, - рассудительно заговорил Пятак. – У тебя один сплошной негатив. Любовь – это прекрасное и светлое чувство, особенно к деньгам. Такая любовь не только не угнетает рассудок, но наоборот стимулирует его. Если взять, к примеру…
   - Я не о том говорил, - перебил кабана осел. – Как можно сравнивать любовь к женщине с любовью к деньгам! Я ничего не имею против денежных средств, особенно крупных американских купюр в большом количестве, но.… По-моему, это разные вещи.
   - Мы отвлекаемся, - сказал лось, а медведь одобрительно заворчал. – Любовь, ненависть, страх, счастье и другие чувства не являются темой для разговора. По крайней мере, в данный момент. Сейчас мы рассказываем свои истории Уга. Так давайте же не будем отвлекаться. Если позволите, я расскажу вам историю, которая называется «Злобный Конь отцов».
   - Предоставим слово Долбуше, - поддержал лося медведь и удобнее привалился спиной к сосне. Он по очереди посмотрел на остальных участников церемонии. Хорек был занят вылизыванием лапы и больше ни на что не обращал внимания. Пятак хрустел желудями и зачем-то поглядывал на часы, которые достал из жилетного кармана. Осел сидел и стриг ушами.
   - Фенимор, попрошу не отвлекаться и послушать, что нам расскажет лось. Тебя все внимательно слушали. Пятак, жуй не так громко, пожалуйста, - и, таким образом, призвав животных к порядку, медведь сказал. - Начинай, Долбуша.
   - Давным-давно, высоко в горах, - начал лось, - жило племя Детей. Дети были умным и трудолюбивым народом: они умели высчитывать лунные циклы, занимались мелиорацией, растили маис, ткали полотно и строили дороги. Старейшины Детей были самыми уважаемыми людьми племени – свадьбы, жертвоприношения, начало и конец сельских работ, постройка храмов, суд, спортивные состязания, выбор девушки года – вот далеко неполный перечень дел, которыми занимались старейшины.
   Однажды в племя Детей пришла беда - у них объявился Злобный Конь отцов. Никто из Детей не видел Коня, но его присутствие ощущалось по массе зловещих признаков: вода в мельничном ручье потекла снизу вверх и мука стала превращаться обратно в зерна; солнце всходило на западе и заходило на востоке; старики молодели на глазах и умирали от радости, которую дарила им вернувшаяся молодость; отцы семейств становились юношами, затем детьми, и, в конце концов, исчезали там, откуда появились на свет.
   Тогда оставшиеся в живых старейшины разослали гонцов во все соседние племена с просьбой помочь им справиться с напастью. Через три луны гонец, посланный на равнину к западному океану, принес радостную весть: народ Отцов, живший на побережье, откликнулся на их просьбу и отрядил своего самого лучшего брухо – Уркалу.
   Уркала появился в селение Детей поздним вечером в один из дней месяца тацлока. Он прибыл на носилках, которые несли восемь воинов. Великий брухо сразу же через старейшин созвал всех от мала до велика на главную площадь селения. И когда, наконец, все собрались, он заговорил.
   - Я хочу узнать ответ только на один вопрос, - начал Уркала, пронзительно сверля толпу единственным глазом, - и упаси вас Ксолотль не ответить на него. Знайте, положение серьезное, и сокрытие от меня фактов приведет ваше племя к погибели, - и он добавил. - Я советовался с буликом.
   После этих слов брухо на площадь опустилась мертвая тишина. Дети напряженно вытянули шеи и были готовы ловить каждое слово Уркалы.
   - Кто из вас видел зеленого попугая с красной головой и мохнатыми лапами?
   - Я видел, о великий, - почти сразу ответил один из воинов. – Но это было во сне.
   - Неважно. Что он тебе поведал?
   Воин с испугом и уважением посмотрел на Уркалу.
   - Значит, правду говорят о тебе, о всеведущий Уркала, что нет ничего на небе и на земле, что может быть от тебя сокрыто? Ведь я никому не рассказывал о своем сне.
   Улыбка тронула губы Уркалы.
   - Время дорого, воин. Говори.
   - Во сне я гнался за оленем, который сожрал мое золото, отложенное на покупку невесты. Олень бежал быстро и при этом петлял, так что я никак не мог подобрать момент, чтобы поразить его своим копьем, и поэтому продолжал погоню.
   Незаметно мы очутились в долине между двумя горными хребтами. Во сне я знал, что эта долина волшебная, и что мне надо в ней зачем-то задержаться, но я бежал и не мог остановиться, потому что мне – во что бы то ни стало – нужно было догнать оленя и забрать золото.
   Добежав до огромной секвойи, я услышал мелодичное пение, и оно было таким чудесным, что я не смог устоять перед ним и остановился послушать. Голос необыкновенной красоты на неизвестном языке все пел и пел, и вскоре я начал понимать смысл незнакомых слов. Он пел о том, что все в мире преходяще, что никто не может познать истинную цену жизни, пока не наступит старость, что мы приходим на эту землю одни и умираем в одиночестве, что ошибки, совершенные нами важны только для нас самих, и что дорог каждый миг отпущенного нам богами срока. И я понял, что если бы не олень, то я никогда бы не познал истину. Ещё я понял, что мне надо поблагодарить оленя и попросить прощения за то, что хотел причинить ему зло. И я отправился на его поиски.
   Я брел по джунглям и через некоторое время вышел на поляну, на которой увидел оленя, за которым так долго гнался. Он стоял и смотрел на меня, и не думал убегать. Я положил копье на землю и подошел ближе. Я начал говорить ему все то, что хотел сказать, но увидел, что он меня не слушает.
Я обернулся вокруг, чтобы узнать, что отвлекает оленя, а когда повернулся назад, то увидел, что олень как-то странно дрожит и мерцает. Вскоре он стал совсем прозрачным и заколыхался в воздухе как белье, что сушится на веревке в ветреный день. А потом он исчез.
   Я заплакал, ведь я не сказал ему и малой доли того, что хотел, но тут на мое плечо сел зеленый попугай с красной головой и мохнатыми лапами. Я так сильно удивился, что перестал плакать. А попугай прочистил горло и заговорил человеческим голосом.
   - Не плачь. Тот олень, который только что был перед тобой – я. Сейчас я принял обличье попугая, потому что гортань оленя плохо приспособлена для человеческой речи. Точнее, я не олень и не попугай, а Укаратль. Не понимаю, зачем я тебе об этом говорю, ты все равно ничего обо мне не знаешь. Но я послан к тебе, чтобы сказать кое-что важное. Поэтому слушай и запоминай. – И он несколько раз нараспев повторил мне такие слова:
   - Вот пришел он, плохо видит.
   - До него пришла беда.
   - Но Детей он не обидит.
   - И поможет он, когда

   - Солнце встанет на востоке.
   - Семь отмерь, один отрежь;
   - Два на юг, один глубокий,
   - Тот цветок возьми и съешь.
   После того, как я запомнил эти слова и несколько раз повторил их, он попрощался со мной и улетел в неизвестном направлении.
   После этого я проснулся.
   Уркала задумчиво почесал подбородок, затем достал из своего мешка булик, вырезанный из цельного изумруда. Он наполнил булик из кисета, висевшего у него на шее, а потом подозвал к себе мальчугана и сказал:
   - Эй, малый, принеси-ка мне угольков, - и когда мальчик сделал это, Уркала добавил. - А теперь расходитесь. Я буду думать. – И он раскурил булик.
   Три дня и три ночи он просидел без движения под деревом. Он не ел и не пил, только курил булик. А когда наступил четвертый день, он снова созвал народ и заговорил перед собравшимися.
   - Я посоветовался с буликом, и вот что он мне сообщил. Золото и олень вместе значат красный цвет. Погоня и волшебная долина – это дерево. Два горных хребта – река. Секвойя – старый или мощный, здесь надо ориентироваться по вторичным признакам. Пение – человеческое сердце. Исчезнувший олень – еда или питье в утреннее время.
   Ну, а дальше совсем просто. Солнце встанет на востоке – значит, утро третьего дня месяца чарди, тогда солнце всходит точно на востоке. Семь отмерь, один отрежь – из шести данных нам знаков нужно образовать один и следовать ему. Два на юг – обозначает направление и расстояние до места, где нужно произвести «один глубокий», но что значит «один глубокий» пока непонятно, об этом булик говорил как-то не очень разборчиво. Ну, а цветок – жертвоприношение.
   Итак, подведем итог. Утром третьего дня чарди нужно пройти от старого красного дерева, растущего у реки, два километра на юг и в месте, где начнет сильно биться сердце, остановиться и съесть то, что там будет находиться. Затем, после неизвестного пока «одного глубокого» надо совершить жертвоприношение, и тогда Злобный Конь отцов покинет вас и никогда больше не вернется.
   Глубокая морщина прорезала лоб Уркалы. Он произнес, глядя куда-то вдаль:
   - Остается совсем мало времени. Третье число завтра. Сейчас уходите, но после захода солнца возвращайтесь обратно. Я ещё раз посоветуюсь с буликом.
   Когда наступил вечер, все снова собрались на площади. Уркала дождался полной тишины и сказал с грустью:
   - Я узнал, что такое «один глубокий». И мне горько и больно. Я отдал бы свой единственный глаз, чтобы изменить предначертанное, но я ничего не могу поделать, ибо так решили боги. – Он немного помолчал. – Кто из вас согласен принести себя в жертву Злобному Коню? Ибо боги требуют вашей крови.
   И тогда из толпы вышел могучий Лопата и сказал:
   - Я готов, о мудрый Уркала.
   - Ты не годишься, о отважный Лопата. Ты смел, а богам нужна кровь труса.
   - Но трус не принесет себя в жертву, о мудрый Уркала.
   - Боги всегда требуют невозможного, на то они и боги.
   - Но как же нам быть, о Уркала?
   - Есть одна хитрость, которую можно испробовать. Соберите тех, кого считаете трусливыми.
   Тогда воины вошли в толпу, отобрали с десяток самых трусливых и подвели несчастных поближе к Уркале. Уркала долго разглядывал их, а потом выбрал четверых, жестом отпустив остальных. Он усадил отобранных людей рядом с собой и сказал, обращаясь к толпе:
   - Уходите. Никто не должен знать секретов выбора, иначе он потеряет силу, и жертва будет напрасной. – И когда на площади никого не осталось, обратился к сидящим. – Сейчас вы будете вдыхать дым божественных листьев. Этот дым дает смелость и мудрость. Тот из вас, кто в душе смел и безрассуден, первым начнет смеяться над незримыми гранями смешного, теми самыми гранями, что не видны обычным людям. Это будет означать, что боги принимают его в качестве жертвы. А после смерти его дух возродится в маисовом зерне, что принесет огромный черный ворон. Боги обожают подобную мистику.
   Уркала достал булик и набил его из кисета. Один из выбранных им людей сходил за угольками, от которых Уркала раскурил булик и передал его ближайшему сидящему рядом с ним человеку. Вдохнув дым, тот передал булик следующему, а тот следующему, пока, наконец, все четверо не сделали по три напаса. Тогда Уркала забрал булик, почистил его деревянной иглой и начал наблюдать за ними. Один человек остановившимися взглядом наблюдал за чем-то, находящимся прямо перед его глазами, но видимым только ему; второй изо всех сил обеими руками сжимал себе щеки, глаза его покраснели и горели дьявольским огнем, третий лег на спину и смотрел в небо, чему-то улыбаясь, четвертый долго крепился, но, когда Уркала слегка кашлянул, он не выдержал и захохотал во все горло, и к нему немедленно присоединились все остальные. Уркала ухмыльнулся каким-то своим мыслям и сказал:
   - Боги сделали свой выбор. Вы трое можете расходиться по домам. А ты, - он обратился к засмеявшемуся первым, - останься.
   Но никто не тронулся с места. Более того, слова Уркалы вызвали новый взрыв гомерического хохота, который продолжался не менее получаса. В конце концов, силы стали покидать смеющихся, и они с покрасневшими глазами и болящими от смеха животами потихоньку начали приходить в себя. Тогда Уркала повторил сказанные полчаса назад слова, и троица счастливчиков разбрелась кто куда.
   - Как тебя зовут? – спросил жертвенного агнца Уркала.
   - Данесдох.
   - Завтра утром мы пойдем вместе, Данесдох. А пока ложись спать. – И Уркала на всякий случай связал руки и ноги Данесдоха, после чего лег рядом и уснул.
   Утром они вышли из селения и направились к реке, сопровождаемые подбадривающими криками людей. Брухо запретил провожать их дальше околицы. Они ещё какое-то время были видны людям, но вскоре их фигуры поглотили джунгли.
   На закате Уркала вернулся в селение. Глаза его были печальны. Он ничего не сказал встретившим его людям, только отдал одежду и украшения погибшего, которые принес с собой.
   На следующий день он собрал старейшин и объявил:
   - Злобный Конь больше не придет к вам. Боги довольны жертвой. Они насытились кровью Данесдоха, ибо Данесдох хоть и был трусом, но умер как герой.
   Вот вам маисовое зерно. Посадите его в новолуние на поле, что находится рядом с Красной скалой. Ухаживайте за ним. Когда придет пора убирать урожай, положите початок, выросший из того зерна, в одежду Данесдоха, а одежду положите в пещеру Красной скалы. Вот все, что я должен сказать вам.
   И не задержавшись даже для того, чтобы принять дары, которые приготовило племя, Уркала возлег на носилки, и восемь воинов понесли его назад в родное селение.
   И вот пришло время собирать урожай. Старейшины в точности выполнили все, что им говорил брухо. Каково же было их удивление, когда на следующее утро к ним вернулся живой и невредимый Данесдох!
   С тех пор беды обходят племя Детей стороной . Теперь Дети собирают невиданные доселе урожаи маиса. Опоясывают дорогами все доступные им места. Очищают от камней и возделывают все новые и новые поля А сколько они ткут полотна!
   После своего чудесного возвращения Данесдох женился на самой красивой девушке селения. Они зажили счастливо, и у них родилось много детей. Данесдох неоднократно ездил навещать Уркалу. Во время одной из поездок он пристрастился с подачи брухо к дыму божественных листьев.
Уркала подарил ему семена, и до самой смерти Данесдох занимался селекцией и культивированием божественного растения. Он познал множество истин, известных только богам, и стал самым уважаемым старейшиной селения. Умер он в весьма преклонном возрасте. Все селение провожало его в последний путь. Теперь в племени Детей каждого рождающегося мальчика называют в его честь Данесдохом.
   Лось вытащил пробку из бутылки и глотнул темно-коричневой жидкости.
   - Я закончил, - сказал он слегка охрипшим голосом.
   Долбуша посмотрел на участников церемонии. Медведь крепко спал, приоткрыв пасть, тонкая струйка слюны сбегала ему на грудь. Хорек, приопустив очки, плотоядно смотрел на шею осла, который с трудом боролся со сном. По осоловелой морде осла было заметно, что он давно уже потерял нить рассказа, и только делает вид, что слушает. Перед Пятаком выросла гора каких-то объедков. Глаза его масляно блестели от сытости. Он уже успел выспаться, и ему не терпелось рассказать свою историю.
   Собственный богатырский храп разбудил медведя. Наверное, он решил показать, что он в курсе происходящего, потому что произнес нечетким со сна голосом:
   - Да, да, они решили построить новый дом на месте сожженного…, - и в этот момент понял, что окарал. Тогда он для вида закашлялся, а потом как ни в чем не бывало, продолжил:
   - Так, кто следующий? Слово предоставляется нашему новому члену, то есть новому члену нашего сообщества – ослу Шалуну.
   - Это почему Шалуну? А может, уважаемый Потапыч, предоставить слово нашему старому члену, то есть старому члену нашего сообщества, то есть мне? – ехидно спросил кабан.
   Но медведь к тому времени окончательно проснулся.
   - Нет, это невозможно, Пятак. Сам посуди: начал Фенимор с южного рассказа, затем Долбуша рассказал про горы. Как же теперь ты можешь рассказывать?
   - Очень просто. Я расскажу о реке.
   - А ты подумал о последовательности масс? И что нынче лето, а не осень? А полнолуние? Я тебе удивляюсь, Пятак.
   - Твоя правда, Потапыч. Я не прав. Пусть Шалун рассказывает. Посмотрим, на что он годен, - и кабан снова захрустел желудями.
   Осел, на которого предложение Потапыча свалилось как снег на голову, начал что-то мычать, но потом, все же собравшись с мыслями, сказал:
   - Мой рассказ называется «Вечер».
   - Нет. Так дело не пойдет, - отрезал медведь. – Если ты хочешь рассказывать о времени суток, то рассказ должен соответствовать тому часу, в который он рассказывается.
   - Так что же мне делать?
   - Рассказывай об утре.
   - Но я не знаю рассказов об утре!
   - Теперь поздно что-либо менять. Ты уже сделал заявку на рассказ о времени суток. Так что поднатужься, может, что и придумаешь.
   - Ну, хорошо. Мой рассказ называется «Утро».
   …Было раннее утро. Сумерки ещё окутывали тихие дворики и стоящие в неподвижности дерева. На западе неярко горели звезды. Капли росы, сгустившиеся из ночного тумана, лежали на траве. Из-за легкой сизой дымки контуры предметов были нечеткими. Пешеходные тропинки, посыпанные гравием, казались маленькими ручейками, покрытыми туманными испарениями, какие бывают над водоемами в октябре.
   Тишина баюкала спящих людей.
   Небо над лесом постепенно становилось светлее. Птицы, почуяв приближение дня, пением начали заполнять волшебную тишину, царившую ночью. Нечто, присущее только темноте, готовилось покинуть землю, чтобы с заходом солнца возвратиться вновь. Мир переходил незримый рубеж.
   Неугомонные таксисты и вездесущие милиционеры исчезли с дорог, боясь нарушить своим присутствием очарование летнего утра. Никого не было видно на улочках, обсаженных липами. Фонари бросали уже ненужный свет на кроны стоящих поблизости деревьев.
   Солнце вот-вот должно было взойти. Появились одетые по-спортивному  представители обоих полов, трусцой бегущие к лишь им одним известной цели. Хозяева-рабы собак вывели своих питомцев на утренний променад. Неторопливые дворники начали подметать тротуары. Ночь ушла совсем.
   Утренний марафон начался с торопливых шагов, хлопанья дверей и звяканья посуды. Бестолковая суета не до конца проснувшихся людей присутствовала в каждой квартире. Только отпускники и школьники продолжали спать и видеть цветные сны.
   Ещё не стряхнувшие остатки сна и слегка недовольные тем, что утро так быстро наступило, люди мечтали снова очутиться в теплых постелях. Некоторые жалели о том, что вчера отправились спать слишком поздно, и в который раз обещали себе, что сегодня обязательно лягут спать пораньше. Они плескали холодной водой в лицо и отфыркивались, ускоряясь до дневной нормы.
   …Как приятно бывает выйти ранним утром из дачного домика, и, оправившись, как-то по-новому взглянуть на этот чудесный мир. В такие моменты Виктору почему-то вспоминался Лермонтов: « …и дик, и чуден был вокруг весь божий мир, но гордый дух…» Присутствие чего-то неопределенного и в то же время конкретного, таящегося в розовом восходе, наполняло его душу тихим восторгом. И когда…
   - Стоп, стоп, стоп! – недовольным тоном сказал медведь. – Ты что, осел, на Пушкинских чтениях? К чему эта псевдохудожественная проза? Зачем этот якобы высокий штиль? Ты не в Союз писателей вступаешь, а рассказываешь Уга. Описание красот природы Уга не интересует. Он любит события, динамику сюжета, психологические коллизии героев, наконец, а у тебя что? « … на утренний променад »! Так дело не пойдет. Сосредоточься и попробуй начать заново.
   Осел подвигал ушами, что должно быть, означало усиленную работу мысли, и сказал:
   - Хм. Ну, ладно. Рассказ называется «Утро новой эры».
   …Эта чайная ложка появилась на свет на челябинском металлургическом комбинате. Руду для её выплавки привезли из Западной Сибири, а уголь для печей – с Донбасса. Раскислители – алюминий, марганец и кремний - собирали по всей стране.
   Это была обыкновенная пятимиллилитровая ложка с узким у основания и расширяющимся к концу плоским черенком, верх которого покрывали несложные геометрические узоры, а на нижней стороне стояло заводское клеймо. Для красоты и долговечности на неё был нанесен тонкий слой никеля.
   После электролитической ванны и последующей обработки её положили в деревянный ящик, где лежало множество таких же ложек. Когда ящик наполнился, его отвезли в другой цех, там ложки пересчитали, завернули в упаковочную бумагу, а потом разложили по другим деревянным ящикам, но меньших размеров.
   Нетрезвые грузчики составили ящики с ложками на платформу кара, тот отвез и погрузил деревянную тару в железнодорожный вагон. Локомотив пригнал его на сортировочную станцию. Там вагон прицепили к составу и отправили в далекое путешествие на Дальний Восток.
   В Хабаровске её вместе с подружками привезли в хозяйственный магазин, где их купил завхоз одной из общепитовских столовок.
   И у ложки началась настоящая жизнь.
   Каждый день ей размешивали сахар в чае. Отламывали кусочки пирожных. Доставали мелкие помидоры из банки. Намазывали масло на хлеб. Ели мороженое. Потом аккуратно мыли и сушили. А на следующий день все повторялось.
   А однажды ложку из столовой украли, но в её жизни ничего не изменилось. Все так же ей что-то ели и под конец облизывали. Так же мыли и сушили.
Ложка радовалась тому, что она нужна людям, и думала, что так будет продолжаться всю её жизнь. Но, видать, на небесах, где пишутся судьбы, рассудили иначе, потому что как-то раз подслеповатый старик, убиравший с обеденного стола после еды, нечаянно смахнул её вместе с крошками в мусорное ведро.
   Так она очутилась на свалке.
   Она лежала в одной куче вместе банановой кожурой, газетами, картофельными очистками и прочим мусором. Лежала и ждала, когда же, наконец, ей снова будут есть всякие вкусные вещи. Облизывать её, а потом мыть и сушить. Но никто не шел за ней, а сверху все наваливали и наваливали новые кучи мусора. И вот наступил момент, когда свалка переполнилась, и её закрыли.
   Прошло неизвестно сколько времени, как вдруг она почувствовала, что чья-то рука извлекает её из-под толщи спрессованного годами мусора. Удивительно, эта рука была трехпалой и зеленого цвета.
   … Инопланетяне прибыли на Землю через сто с лишним лет после того, как последний землянин покинул её. До этого люди колонизировали, а потом переселились на одну из планет альфы Геркулеса. Теплый мягкий климат, огромные залежи полезных ископаемых и близость к центру галактики сильно поспособствовали исходу землян с родной планеты.
   Инопланетяне провели на Земле археологические раскопки, и в результате одной из них обнаружили ложку. Они долго ломали голову о назначении этого загадочного предмета, но так и не пришли к окончательному выводу, для чего же тот служил аборигенам. И отложили в сторону, чтобы поразмышлять о его функциях на досуге.
   Как-то раз ложка оказалась в химической лаборатории, когда там проводили очередной опыт. Лаборант насыпал реактив в жидкость и включил магнитную мешалку, но та по какой-то причине вышла из строя. Тогда он схватил первое попавшееся, что подвернулось под руку, чтобы размешать реактив. И увидел, что ложка, которая оказалась в его руках, прекрасно подходит для этой цели.
   Так ложка снова зажила полной жизнью. Правда, с её помощью теперь не едят всякие вкусные вещи, а отмеривают или размешивают реактивы, но ведь это неважно. Главное – это быть нужным, не так ли?
   И осел умолк.


   Степка от пуза наелся вареной картошки и убрал чугунок в печь. Потом вышел в сени, достал из подпола крынку с молоком, налил до краев глиняную кружку и убрал крынку обратно.
   Он выпил молоко и, утерев рот тыльной стороной ладони, выскочил во двор.
   В огороде мать на корточках пропалывала картошку. Заметив Степку, она позвала его к себе. Но мальчуган не послушался и выбежал через калитку на улицу.
   Сильное желание оказаться на Волчьем поле овладело им как раз в тот момент, когда мать окликнула его. Вообще-то Степка был послушным мальчиком и, услышав, что мать зовет его, хотел, было, подойти к ней, но нечто гораздо более мощное, чем материнский зов, силком погнало его прямиком на улицу. А на улице он включил четвертую скорость и понесся к колхозному амбару, откуда до поля было рукой подать.
   Он краем глаза заметил, что мать оставила работу и подошла к забору. Наверное, почувствовала что-то неладное; Степка видел, как она что-то кричит ему вслед. Но поле, поле манило его к себе все сильней, и он не остановился, чтобы послушать, что ему хочет сказать мать.
   Впереди показался амбар. Возле него стояла толпа односельчан и что-то горячо обсуждала. Механизатор в фуфайке и кирзовых сапогах стоял напротив местного агронома и, сжав руки в кулаки, кричал ему в лицо:
   -…А ты знаешь, где теперь её искать? То-то и оно, что нет! Ты вспомни позапрошлый год, Фомич! Чудом же нашли Клавку! А помнишь, что случилось с комбайном, на котором Мишка Кузнецов работал? И что от него осталось? А ведь только сутки в поле простоял! Короче, ты как хочешь, Фомич, а мы своей народной властью тебе заявляем: не будем больше работать на Волчьем поле! И председателю то же самое скажем!
   - Подожди, Василий, не кипи. На Волчьем поле самый лучший покос, ты сам знаешь. А какая конопля! В два человеческих роста! И вообще, там самые лучшие урожаи. А картошка? Три картофелины – ведро! И вы не хотите его обрабатывать? Это просто саботаж!
   - Не знаем никакого саботажа-маботажа, а работать на Волчьем поле не будем! Может, напомнить тебе про сынишку Димки Климкина? Он же сейчас старше отца выглядит! А всего-то час на поле пробыл!
   - Ну, и что? У Димки просто лицо как у бабы, он в жизни-то ни разу не брился! А сын серьезнее его во сто крат, вот и выглядит старше! Пойми ты, нельзя чтобы такое поле простаивало! Оно одно любые три других забьет по всем показателям. Ну, давайте, ребята, не ерепеньтесь, время дорого. Пока стоит сухая погода, надо его скосить.
   - Вот сам и коси, а мы не будем!
   До этого момента агроном ещё как-то сдерживался, но теперь его терпению пришел конец. Он презрительно взглянул на механизатора, сплюнул ему под ноги и очень спокойно сказал:
   - И скошу. Эх, вы, работнички! Испугались! Бабы в штанах, а не мужики!
   - Иди, иди, коси свое поле! Но мы потом к тебе в дурку не будем передачи носить!
   Агроном, больше не говоря ни слова, развернулся на каблуках и пошел к сенокосилке, стоявшей возле амбара. Он сел на неё, завел и поехал к воротам. Остановился возле них, чтобы убрать жердину, которая закрывала проезд. Отбросив ее в сторону, он выехал на дорогу, ведущую на поле.
   Степка отлепился от столба, возле которого стоял, слушая разговор, и побежал за сенокосилкой. Поравнявшись с ней, он прокричал агроному, стараясь перекрыть шум двигателя:
   - Дядя Андрей, ты на покос? Возьми меня с собой!
   Агроном, услышав, повернул голову, посмотрел на Степку и остановился, ничуть не удивившись его просьбе. Затем одной рукой помог взобраться мальчугану на сенокосилку и поехал дальше. Первые несколько минут Степка ехал молча, но потом вспомнил разговор у амбара и спросил агронома:
   - Дядя Андрей, а что в позапрошлом году случилось с тетей Клавой?
   - С тетей Клавой? – переспросил агроном. – Да ничего с ней не случилось. Пошла на пригорок по ягоду, да схлопотала солнечный удар. Жарко тем летом было.
   - А почему дядя Вася сказал, что её чудом нашли?
   - А ты слушай больше дядю Васю! В общем, по моему разумению, дело было так. Однажды пошла тетя Клава собирать землянику и, как полагается, взяла с собой шкалик, ну, чтоб не так скучно было. Выпила, видать, хорошо, а тут жара, солнце. Напекло ей голову, вот она и побрела зачем-то на болота, где благополучно заблудилась. Только вот что непонятно. До болот по прямой километров тридцать. Как она в беспамятстве туда умудрилась дойти? Это раз. Хоть тетя Клава и любит выпить, но наши места знает хорошо. А тут заплутала на болотах, которые с детства знает. Это два.
Сама-то она утверждает, что собирала на пригорке ягоду. А как бабы собирают ягоду? На карачках. Ползала она, ползала и уткнулась лбом в пьедестал, на котором находился железный мужик. Она сказала, что мужик тот был вроде тех скульптур, что стоят в аллеях старых Домов отдыха. А откуда взяться на поле скульптурам? От сырости, что ли? Нет их там, и отродясь не было. Ну, ладно. Тот железный мужик, увидев ее, сошел с пьедестала, обнял по-братски и спросил, не хочет ли она увидеть небо в алмазах. Та дуреха, ничего не соображая, кивнула. Тогда мужик посадил ее к себе на плечи и рванул с ней прямиком в открытый космос.
   Она так испугалась, что потеряла сознание, а когда очнулась, то увидела, что она в каком-то незнакомом месте, похожем, по её словам, на цирк, где космонавт Гагарин, весь освещенный лучами софитов, объяснял ей, что она на каком-то там седьмом небе. Она не очень-то хорошо слушала, что говорил космонавт, потому что боялась упасть с высокой и очень узкой скамеечки, на которой сидела. Гагарин же, в конце концов, разгневался на неё из-за того, что она его не слушает, обозвал дурой и выгнал оттуда взашей. Железный мужик, который ждал за кулисами, отечески пожурил ее, сказав, что такой шанс выпадает раз в жизни, и что она свой шанс упустила. Затем Железный Дровосек (она тому мужику дала прозвище Железный Дровосек) аккуратно поставил ее буквой «зю» и наладил такого пинка, что потом задница у нее болела неделю. От того пинка она взлетела вверх, а вот упала почему-то вниз. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит ничком в каком-то болоте. Вот и весь сказ.
   - А ты ей веришь, дядя Андрей?
   - Нет, не верю. Хотя, с другой стороны, у тети Клавы ума не хватит выдумать такую историю. Наверно, она случайно хлебнула болотной воды, отравилась и стала бредить. Поэтому ей кажется, что все это с ней случилось по-настоящему. Ха, в бреду чего только не покажется! И, самое главное, не отличишь ведь от реальности! Со мной такое было раз, когда отравился огурцами. Страшное дело, скажу я тебе.
   - Дядя Андрей, а разве железные люди умеют летать?
   - Да я же тебе только что объяснил. Бредила тетя Клава. Показалось ей!
   Они переехали ров, окружавший поле, и агроном остановил сенокосилку. В поле пахло солнцем, нагретой травой, душицей и лабазником. Трава была зеленая, сочная, выше пояса. Агроном решил доехать до ближайшего колка – пускай парнишка хоть грибов насобирает, пока он косит. Да и тенек там.
Не доезжая метров сорок до деревьев, агроном ссадил Степку и поехал на дальний конец поля, чтобы начать косить оттуда. Степка посмотрел ему  вслед и пошел в лес. Он лег под березкой и стал смотреть в небо. Только сейчас он почувствовал, что зов, который он ощущал в деревне, сейчас совсем исчез. Это его заинтересовало, но ненадолго. А потом он задумался о чем-то другом, и через несколько мгновений зов улетучился из его памяти, будто его никогда не было.
   Крона березки, сквозь которую он смотрел на небо, неподвижно возвышалась над ним. Стрекот кузнечиков казался ему тиканьем настенных часов с секундной стрелкой. Степка лежал и наслаждался незнакомым чувством, зародившимся внутри, для которого он не мог подобрать слов. Это чувство было сродни тому, которое появляется, когда работа уже сделана, и сделана на совесть, и теперь можно присесть и спокойно отдохнуть. Дремота начала одолевать его, но Степка терпеть не мог спать днем. Чтобы взбодриться, он вскочил на ноги и побежал вглубь колка, который только на первый взгляд выглядел небольшим, но на самом деле был приличных размеров, и в глубине его, между стволов елей и лиственниц, было довольно сумрачно.
   Остановившись, Степка оглянулся и увидел, что он порядочно удалился от опушки – солнечный свет практически не проникал в эту часть леса. Мальчуган решил выбираться обратно, потому что в таких местах нельзя набрать грибов, их там нет – слишком темно.
   Степка шел уже минут десять, но странное дело – светлее не становилось. Степка был не из пугливых. Наоборот, ему это казалось забавным, и он даже приготовился к тому, что сейчас перед ним появится Серый волк или, на худой конец, леший на пару с кикиморой.
   Запыхавшись, Степка присел отдохнуть на ствол поваленного дерева. Ему показалось, что рядом с ним кто-то сидит, и он повернул голову, чтобы посмотреть, не почудилось ли ему. Но нет, слева от него, прямо на стволе дерева, мгновение назад совершенно пустом, теперь находился памятник Юрию Гагарину. Гагарин стоял на постаменте в гимнастерке, галифе, сапогах и фуражке, правая рука его была вытянута вверх, а левая свободно висела вдоль туловища. Памятник был выполнен в натуральную величину, и весь был покрыт светло-зеленой окисной пленкой, только лицо его почему-то осталось нечувствительным к воздействию кислорода и влаги.
   - А я тебя знаю, - сказал Степка. – Ты Гагарин. Мы с дядей Андреем о тебе сегодня говорили. Почему ты напугал тетю Клаву?
   - Здравствуй, шалунишка, здравствуй, Шалун, - не отвечая на вопрос, сказал Гагарин, и медное лицо его улыбнулось.- Ты, кажется, вжился в роль. Что ж, похвально. А теперь давай знакомиться. Меня зовут Уга.
   «А меня Степан», хотел, было, сказать мальчик, но вдруг понял, что никакой он не мальчик, и зовут его не Степаном. Тут все окончательно прояснилось у него в голове, и он вспомнил, что он осел по имени Шалун и в данный момент находится на поляне Уга рядом с хорьком Фенимором, который плотоядно смотрит на его шею.
   - Я вижу, ты все вспомнил, - сказал Гагарин-Уга. – Хорошо. Мне понравился твой рассказ о ложке, и теперь я буду доступен тебе, когда пожелаешь. Но для этого ты должен что сделать?
   - Что-нибудь рассказать?
   - Правильно. Пока я не могу дать тебе совет, в котором ты нуждаешься. Так что возвращайся к своим друзьям, и продолжайте рассказывать мне свои истории. Кажется, настала пора Пятака?
   - Он хотел поведать какую-то историю, но Потапыч сказал, что сейчас моя очередь.
   - Вот и славно. А теперь до свидания, - с этими словами Гагарин-Уга набросил на морду осла тряпку, неизвестно каким образом очутившуюся у него в руках, и исчез.



   Он никогда в жизни не плавал под водой, но ему казалось, что именно так и должен выглядеть подъем с глубины. Сначала над головой непроглядная тьма. По мере подъема темнота понемногу сменяется легким фосфоресцирующим светом, который постепенно становится все ярче и ярче; вот уже видно, как солнечный свет преломляется на поверхности воды и, наконец, настает долгожданный миг, когда тело выныривает из мрачных глубин на поверхность.
   Рассудок осла полностью прошел все этапы возвращения из глубин небытия. В тот момент, как Гагарин-Уга набросил ему на морду тряпку, его сознание будто выключили и снова включили, но оно не торопилось возвращаться, оно напоминало старый телевизор, изображение на экране которого появляется только после того, как прогреются лампы.
   Осел открыл глаза и увидел, что он находится все на той же поляне на вершине обрыва, и вокруг ничего не изменилось. Осел решил выяснить, что с ним происходило за то время, пока он был в непонятном месте мальчиком Степой, и спросил медведя:
   - Меня здесь долго не было, Потапыч?
   Медведь удивленно посмотрел на осла и сказал:
   - Я что-то тебя не понимаю, Шалун.
   Наконец до медведя дошло, и он торжественно произнес, обращаясь ко всем:
   - Поздравьте Шалуна, уважаемые товарищи звери, Уга явил ему себя. Да не молчи ты, рассказывай, как все прошло! – а все остальные звери, кроме лося, разнообразными криками-междометиями поддержали Потапыча.
   - Мне кажется, Потапыч, - сказал лось, - Первая встреча с Уга – довольно серьезное испытание, необходимо некоторое время, чтобы привести свои мысли в порядок. Поэтому у меня такое предложение: давайте пока оставим Шалуна в покое, а сами вернемся к нашим баранам, то бишь, историям.
   - Ну, что ж, вполне резонно, - сказал медведь. – Значит, так. Есть возможность одним выстрелом убить двух зайцев. Шалун сейчас пойдет прогуляться – ходьба здорово успокаивает нервы; заодно поищет для меня заросли малины – после того, как я закончу свое повествование, мне надо будет быстро восстановить свои силы, о чем я вас, уважаемые копытные, заблаговременно предупреждал. Как вам мой план? Осел, ты согласен?
   Шалун переглянулся с Долбушей и утвердительно кивнул головой.
   - А если я не найду малинника? – спросил он.
   - А ты постарайся, - угрожающим тоном сказал медведь, но под взглядом лося немного смутился и добавил. – Если не найдешь - не расстраивайся, ничего страшного. Принесешь мне меда, и все. Где находится улей диких пчел, я тебе объясню. Только бери посвежее. Свежий, он более прозрачный. Сам мед не ешь, он ослам вреден, зубы могут выпасть. Ну, что, договорились?
   - Договорились, - и осел, получив от медведя подробные инструкции, побрел к спуску.


   Пятак в очередной раз посмотрел на свои часы. После этой процедуры он спрятал часы в жилетный карман и сказал Потапычу:
   - Потапыч, далеко там твое пойло? Самое время глотку промочить.
   Медведь достал откуда-то из-под себя бутылку, поднял ее на уровень глаз и прикинул, сколько в ней осталось жидкости. Вероятно, не очень много, потому что медведь, убрав бутылку обратно, сказал кабану:
   - Извини, Пятак, но я вынужден тебе отказать, и вот почему. Ты, конечно, заметил, что лось прикладывался к бутылке, поэтому ты решил, будто настой может пить кто угодно и когда угодно. А ведь ты ошибаешься, Пятак! Ещё как ошибаешься! Не всем разрешается пить настой, я во сне получил самые точные указания от Уга. Вот тебе точно нельзя! – и медведь, насупившись, замолчал.
   - Интересно, почему это мне нельзя выпить настоя? – спросил, прищурившись, кабан. – Что, рожей не вышел? Постарайся внятно объяснить, что же тебе сказал Уга. Что, так и сказал: Пятаку нельзя пить? Или, может, ты не так его понял?
   - Вообще-то он обращался не ко мне, а к какому-то пареньку по имени Эдик или Адик, я точно не разобрал. Он давал тому практические рекомендации по управлению миром, вставляя при этом разнообразные сентенции, а после каждой фразы почему-то добавлял: так говорил Заратустра. В его монологе часто звучало слово «свинья», реже - «свиньи». А в конце он посмотрел мне в глаза и сказал, что свинье нельзя давать пить настой, даже если эта свинья из золота. Но это же был мой сон, и я подумал, что он говорит о тебе, потому что среди нас, кроме тебя, свиней нет.
   - А тебя в твоем сне ничего не насторожило? Может, тебе что-то показалось странным? Припомни все как следует, особенно тот момент, касающийся запрета на употребление настоя.
   - Некоторые странности, пожалуй, были. Тот паренек, к которому обращался Уга, все говорил о какой-то своей борьбе, но я так и не понял, какую борьбу он имеет в виду: греко-римскую, вольную, дзюдо или джиу-джитсу. Опять же – управление миром. Ты же сам знаешь, Уга никогда не советует по этому поводу. Можно сказать, это не его амплуа.
   А помнишь, Пятак, как нас обучали слушать через два звука? Помнишь? Отлично. Так вот, если прослушать речь Уга, с которой он обращался к тому недотепе, через два звука, то выходит, что он повторял только одну фразу: ничего у тебя не выйдет. К чему бы это?
   - Потапыч, тебе не кажется, что мы малость отклонились от темы нашего разговора? Мне все равно, что за борец был у тебя во сне, мне все равно, что ему советовал Уга. Ты мне только одно скажи: с чего ты взял, что кабану Пятаку, твоему постоянному напарнику, нельзя пить настой, который, между прочим, мы вместе с тобой и готовили? Или ты уже не помнишь?
   - Так я же к тому и веду, ты просто не дослушал. Уга, когда закончил говорить с Эдиком, начал говорить мне, что …
   - Ах, начал говорить тебе? А до этого момента ты ничего не упоминал о том, что Уга тебе что-то сказал!
   - Просто тогда это мне не показалось существенным. А сейчас, взглянув на ситуацию, так сказать, постфактум, я могу с уверенностью сказать, что Уга предупредил меня о том, что ты захочешь принять настой. Но делать тебе этого ни в коем случае нельзя; Уга так и сказал: ни в коем случае нельзя, поскольку ты собираешься рассказать ему про реку, а жидкость с жидкостью не могут сочетаться. Я спросил Уга, какое отношение имеет рассказ о жидкости к реальной жидкости, на что он ответил, что рыбы на суше могут жить, но недолго, а звери могут дышать под водой, но не приучены к этому. И там, и там фигурирует жидкость – рыбья кровь и речная вода. А разве между ними есть какая-нибудь разница? Я сказал Уга, что есть. Он долго смотрел на меня, потом сказал, что вопрос, который он задал, является риторическим и ответа не требует. Тогда я …
   - Все понятно, Потапыч. Хватит переливать из пустого в порожнее. Мы будем ждать Шалуна, или я прямо сейчас начну свой рассказ?
   - Ну, в общем-то, присутствие осла необязательно. Тем более, что он занят общественно-полезным делом – добывает мед. Так что милости просим. Напомни только, как называется твой рассказ, а то я запамятовал.
   - Сдаешь, Потапыч. Я ведь не говорил, как он называется.
   - Ах, да. Так что за рассказ ты хочешь нам поведать?
   - «Золотой дельфин». Мне его рассказал один приятель, у нас койки стояли рядом. Это было, когда я служил в армии. Отличный паренек был. А как здорово тушеные желуди делал! Язык проглотишь!
   - Может, ты приступишь к рассказу, Пятак? Нам сейчас ни к чему гастрономические экскурсы в прошлое. Мы должны жить настоящим. Уга постоянно говорит об этом.
   Долбуша, который внимательно выслушал диалог, подумал, что с медведем творится что-то неладное. И Долбуша полностью ушел в свои мысли, пытаясь понять, что же произошло.
   Лосю было совершенно ясно, что медведь придумал сон и все остальное на ходу. Его речь не выдерживала критики. Долбуша мог несколькими вопросами загнать Потапыча в угол. В другой раз он так бы и сделал, поскольку был животным прямодушным, и терпеть не мог врунов. Но он понимал, что только очень существенная причина могла заставить медведя отказать в глотке настоя Пятаку.
   Долбуша напряг свою память и вспомнил, что глотнул настоя, когда закончил свой рассказ. По вкусу настой был как обыкновенная затхлая вода. Вот именно! Затхлая вода, только коричневого цвета! А должен быть настой! Так-так, дело проясняется. Скорее всего, медведь каким-то образом лишился настоя – потерял его или использовал для каких-то своих целей, и, если кабан приложится к бутылке, то сразу обнаружит подмену и поймет, что медведь нечист на руку. А медведь ни в коем случае не хочет этого допустить. Интересно, почему? Но сначала надо проверить, прежде чем делать выводы.
   Приняв такое решение, Долбуша спросил кабана:
   - А из чего выделаете свой настой? Мы, например, у себя делаем его из мухоморов и полыни. А вы?
   - Мухоморы и полынь тоже присутствуют в нашем настое. Но самый главный ингредиент я не могу тебе назвать – мне это запретил делать Уга.
   - Понятно.
   Долбуша понял, что не ошибся, подозревая Потапыча. Теперь нужно выяснить, зачем Потапыч это сделал, и какие цели он преследует. Как знать, может в планы медведя входит что-нибудь чудовищное. Неспроста он невзлюбил Шалуна. Да, и вообще… с ним нужно держать ухо востро.
   Тем временем Пятак шкурой потерся о сосну, что означало крайнюю степень задумчивости, и приступил к рассказу.
   - На юго-восточном берегу далекой Африки, как раз напротив острова Мадагаскар, была страна, которой управлял старый мудрый лев. Он правил своей страной так долго, что ни один его подданный не мог бы сказать, что он помнит то время, когда лев Конфуций не находился у власти.
   Мудрый лев не всегда был мудрым. В молодости он вел не самый правильный образ жизни: бегал за каждой юбкой, объедался забродившими фруктами и спал сутки напролет, не заботясь о пропитании.
   Однажды судьба его занесла в самую глубь пустыни Калахари. Он остался один, некому было накормить и напоить ленивого льва. С большим трудом он нашел тенистое место и рухнул там, ожидая прихода смерти. От голода и жажды у него начались видения. В одном видении ему явился маленький слоненок. Слоненок так трогательно махал хоботом, что, глядя на него, лев умилялся и ненадолго забывал о неминуемой смерти.
   Слоненок сказал льву, что может помочь тому выбраться из пустыни, для этого только нужно произнести «карамардаран-нарадрамарак» три раза, крепко зажмурить глаза и ни за что их не открывать, что бы ни случилось. 
  Лев последовал совету слоненка и очутился на берегу восточного океана. Морской ветер освежил льва, и только тогда лев поверил, что он спасен.
Откуда ни возьмись, перед львом появилась юная дева, несущая в одной руке кувшин с чистейшей горной водой, а в другой – ногу антилопы. Она положила свои дары у ног льва и исчезла. Изголодавшийся Конфуций набросился на еду.
   Утолив голод и жажду, лев увидел, что за время принятия пищи местность, в которой он находился, претерпела серьезные изменения, и теперь он не на берегу океана, а на каком-то небольшом островке.
   Лев не потратил и часа на то, чтобы его обойти. На юге острова находились невысокие горы, спускавшиеся к самой воде, на западе – небольшой пруд с пресной водой. Нигде не было видно присутствия других животных, даже птичьего помета под фруктовыми деревьями. Тогда лев догадался, что остров необитаем.
   От нечего делать он подошел к пруду и взглянул на свое отражение. Но из воды на него смотрел не лев, а дельфин с уродливым шрамом от зубов акулы на нижней челюсти. Кожа дельфина была золотистого цвета, и у льва сложилось такое впечатление, что дельфин большой любитель принимать солнечные ванны…да… солнечные ванны…
   - Дальше я не помню, - прервал сам себя Пятак. – Подзабыл немного. Это все из-за контузии. Но ничего, зато я сейчас расскажу концовку.
   И он продолжил.
   …Лев победил всех своих врагов и стал царем в своей стране. С тех пор ни один правитель в мире не мог сравниться со львом Конфуцием мудростью и добротой!
   Кабан замолчал.
   Лось уже приготовился к тому, чтобы прокомментировать рассказ кабана, как из темноты перед животными возник осел – он неслышно подошел к ним, пока они увлеченно слушали повествование Пятака. Но в каком он был виде! Куда девались прилизанность и лоск! Морда и туловище Шалуна были сплошь покрыты пчелиными укусами, один глаз заплыл, а второй вообще не открывался. Грива осла была в полном беспорядке, а копыта покрыты жирной болотной грязью. В таком виде он был похож не на осла Шалуна, а скорее на его карикатуру.
   Лось первый пришел в себя и сказал только одно слово:
   - Пчелы.
   В ответ осел кивнул головой.
   Взгляды животных обратились к Потапычу.
   - Ну, что вы на меня уставились? – спросил медведь, на всякий случай придвигаясь спиной ближе к сосне. – Шалун сам виноват, не соблюдал правил техники безопасности при работе с опасным объектом! Разве я ему не говорил, что сначала надо как следует пропитаться дымом от костра? Тем более, его никто не заставлял охотиться за медом, мог бы найти малинник, и все!
   - А почему вместо настоя у тебя в бутылке вода, а, Потапыч? – спросил лось, который был не в силах больше выносить лицемерие медведя.
   - Как вода? – удивился кабан. – Это правда, Потапыч?
   Но медведь не был каким-то безусым юнцом и не раз выходил с честью из подобных переделок. Он решил разыграть козырную карту.
   - Значит, вы хотите ВСЁ знать, - полуутвердительно-полувопросительно сказал медведь, не отвечая на вопрос кабана. – Что ж, дело ваше, – и вдруг рявкнул. – Галактическая служба безопасности! Всем оставаться на своих местах!
   Животные оторопели. Медведь покопался в складках шкуры и извлек нечто, слегка напоминающее пропуск, одетый в красный переплет и состоящий всего из двух листов. Он открыл его, и звери увидели трехмерную фотографию медведя и множество печатей всевозможных форм и расцветок.
   - Я обер-ловчий медвекс Орликс, - в голосе медведя зазвучали властные нотки. – Вот мое офицерское удостоверение, - он по очереди поднес раскрытую книжку к морде каждого зверя, потом захлопнул ее и убрал обратно. На его физиономии было написано, что он наслаждается произведенным эффектом.
   - Не могу поверить, что все это по-настоящему, - сказал пришедший в себя лось. – Скорее разбудите меня, я сплю и вижу странный сон. Медведь с офицерским удостоверением!
   - Ты не спишь, сохатый, - сказал медведь.
   - А я и раньше чувствовал, что он не тот, за кого себя выдает, - заговорил Фенимор. – Он мне всегда казался подозрительной личностью. Ух, ты, морда!
   - Попрошу не оскорблять офицера, находящегося при исполнении, - зарычал медведь. – Это чревато серьезными неприятностями. – Он подошел к сосне, на верхушке которой находилось птичье гнездо, проделал какие-то манипуляции, в результате чего из ствола дерева выдвинулся миниатюрный пульт управления, весь переливающийся разноцветными огоньками. Медведь коснулся нескольких кнопок, гнездо на верхушке дерева начало увеличиваться, выбрасывать из себя во все стороны раскладывающиеся части, и через пару минут на месте гнезда возникло ячеистое сооружение, напоминающее по конструкции военный радиолокатор. Затем медведь снял с пульта небольшой плоский прибор и, выдохнув воздух, на вдохе заговорил на незнакомом языке.
   Тем временем лось переглянулся с остальными зверями и знаками показал, чтобы они ни во что не вмешивались. После этого он подошел к медведю и начал что-то тихонько шептать ему на ухо. Через несколько секунд медведь прервал свою странную речь и замолчал. Потом он начал засыпать, глаза его медленно закрылись. Тогда лось прекратил шептать, отошел на пару шагов от медведя и издал звук, похожий на тот, что издают каратисты, напрягая брюшные мышцы. Медведь вытянулся в струнку.
   - Он готов говорить, - сказал севшим от напряжения голосом лось, утирая пот со лба. – Предлагаю сначала выяснить, кто же он на самом деле. Потом подумаем, что с ним делать. Надо же, каков мерзавец! Нашего Шалуна хотел сжить со света! А еще галактический офицер!
   - Кто ты такой? Где Потапыч? С какой целью прибыл к нам в лес? – забросал медведя вопросами Фенимор.
   - Фенимор, задавай вопросы по одному, - сказал лось. – Иначе он не поймет, и не будет отвечать.
   - Кто ты? – повторил свой вопрос хорек.
   - Я офицер разведки Объединенного штаба галактической службы безопасности. Мое звание обер-ловчий медвекс. Принял присягу на верность Лиге оппозитов.
   - Что за лига такая?
   - Лига Межгалактического Содружества Зверей-Сапиентов, коротко – Лига оппозитов. Образована около семи тысяч лет назад по земному времени. Первым председателем был Модест Уга.
   - Какой Уга? Наш Уга?
   - Не имею информации.
   - Где Потапыч?
   - Медведь по имени Потапыч давно закончил свое существование. Это произошло в лагере военнопленных во время Последней междузвериной войны.
   - От чего он умер?
   - Его насмерть забили Колонисты.
   - Когда и с какой целью ты прибыл к нам?
   - Я получил задание выяснить, где скрывается Модест Уга. Прибыл на Землю около десяти лет назад, во время междузвериной войны. Был внедрен в лагерь военнопленных, после смерти медведя Потапыча присвоил его документы и скопировал его внешний вид.
   - Зачем тебе дали задание найти Модеста Уга?
   - Уга внезапно исчез из штаб-квартиры Лиги оппозитов, оставив дела в запутанном состоянии. Все важные документы исчезли вместе с ним.
   - Какие документы?
   - Которые находились в секретном сейфе. Отчеты по изменению основных законов природы. Их практическое применение. Вместе с руководством…
   Внезапно вечернее небо над животными наполнилось необычного вида ассиметричными металлическими шарами, висящими на парашютах. При приземлении шары негромко всхлопывали, и из них появлялись медвежата-малыши, которые начинали быстро увеличиваться в размерах, и за считанные секунды достигали габаритов взрослого медведя.
   Прибывшие мгновенно выстроились в одну шеренгу, состоящую из десяти вооруженных бойцов. Правофланговый, глядя прямо перед собой, что-то бодро прокричал на незнакомом языке. Остальные вслед за ним три раза ахнули какую-то тарабарщину и замерли, ожидая приказаний.
   Лось забрал плоский прибор из лапы медведя, нажал на нем пару кнопок, внимательно глядя на шкалу, и подошел к правофланговому. Тот стоял не шевелясь. Лось начал медленно выговаривать на мяукающем языке незнакомые слова, постепенно увеличивая громкость своего голоса.   
   Правофланговый, дослушав до конца речь Долбуши, отдал приказ, и медведи-бойцы стали как бы вдвигаться один в другого, пока на поляне не остался только один медведь, который в мгновение ока забрался на сосну и расположился в центре конструкции, созданной Потапычем. Блеснул яркий свет, и медведь-боец исчез с вершины дерева.
   - Да, странны дела твои, Господи, - сказал в возникшей тишине хорек. - Сначала медведь, который на поверку оказывается каким-то медвексом, да ещё и с офицерским удостоверением. Потом явно неземного происхождения техника, возникающая из ствола обыкновенной сосны. Затем лось-супермен, спасающий нас от диковинного вида парашютистов.
   В связи с этим, у меня появилось несколько вопросов к тебе, Долбуша. Вот один из них. Ты кто, собственно, такой, а? Выясняется, что ты знаешь несколько иностранных языков. А, может, даже инопланетных. Это, во-первых. Владеешь гипнозом. Это, во-вторых. Умеешь обращаться со сложными, да что там сложными, совершенно неизвестными науке техническими объектами. Интересно, где ты приобрел такие навыки? Это в-третьих. Не знаю, как остальным, а мне становится просто не по себе от такого поворота событий. Ничего себе, вот так вызвали Уга!
   Лось успокаивающе кивнул головой хорьку и, отойдя немного в сторону, встал, как цирковой конь, на задние лапы, задрав при этом туловище вверх, и начал быстро махать передними, как при взлете машут крыльями птицы. Через мгновенье он поднялся в воздух, сделал круг над обалдевшими животными, и медленно поплыл над обрывом прочь…


   …Лось остановил бег мыслей и открыл глаза. На поляне ничто особенно не изменилось. Шалун ещё не вернулся со своей прогулки. Хорек снял очки и тщательно протирал стекла собственным хвостом. Кабан ходил по периметру поляны, что-то бормоча себе под нос. Медведь привалился спиной к сосне и похрапывал, прижимая бутылку с настоем к животу. Лось тряхнул головой, отгоняя яркие образы, и стал ощупывать языком зубы. Он всегда так делал в те моменты, когда требовалось отвлечься от навязчивых мыслей.
   Успокоив разыгравшееся воображение, лось отошел к самому краю обрыва и начал щипать чахлую траву. Он ел последний раз перед тем, как встретил Шалуна, а потом началась эта свистопляска с вызовом Уга, и стало не до еды. Тем более что его любимой соленой перловой каши здесь было не найти днем с огнем, а остальная пища годилась только для того, чтобы не умереть с голоду.
   Перекусив кое-как, лось направился на поляну, где встал на пути кабана и, вытянув вперед копыто, остановил его. Кабан невидящим взглядом посмотрел сквозь Долбушу, сделал попытку продолжить движение, но лось стоял поперек дороги и мешал ему. Наконец морда кабана приобрела осмысленное выражение.
   - Ты что мне мешаешь, Долбуша? – спросил он. – Не видишь, я думаю.
   - Прости, Пятак, я не хотел тебя отвлекать от размышлений, - сказал лось.   
   Следующие слова он произнес немного смущенным тоном. – Я давно собирался спросить у тебя одну вещь. Ты помнишь, там, на передовой кобыла одна была, фельдшерица при Красном Кресте. Не знаешь, что с ней сталось? Я ведь крутил с ней. Ух, до чего симпатичная!
   - А-а-а, та, что закатила оплеуху генералу Троппе, когда он её решил потрогать за круп?
   - Да, да, та самая. Так что с ней теперь, не знаешь?
   - Как не знать, знаю. Все с ней в порядке. Ну, и сильна же! Она тогда Троппе челюсть сломала, ты в курсе?
   - Слышал краем уха. Так что с ней? Где она сейчас?
   - Да в соседнем лесу живет, километрах в ста пятидесяти от нашего. На запад. Одна живет, никого у нее нет.
   - Большое спасибо тебе, Пятак, век не забуду, - сказал лось с чувством.
   - Пожалуйста, - пожал плечами кабан и, обойдя лося, продолжил свою прогулку.
   Долбуша стоял не шевелясь, и улыбка расцветала на его рогатой лосиной физиономии. Таким Долбушу застал осел, вернувшийся с моциона, во время которого он так и не смог найти ни малинника, ни ульев с медом.
   - Что мне делать, Долбуша? – спрашивал осел, преданно заглядывая лосю в глаза. – Потапыч и так неважно ко мне относится, а теперь вовсе озвереет. Помоги, друг!
   - Еще не все потеряно, Шалунище! – засмеялся лось. – Не дрейфь! Все будет чики-пуки!


   …Потапыч пробирался сквозь бурелом. Лапы на четверть проваливались в мох, густым зеленым ковром покрывавший землю. Поваленные ураганом ели и лиственницы попадались именно в тех местах, через которые проходил его путь, и затрудняли и без того нелегкое путешествие к месту падения метеорита. Потапыч уже в который раз проклял свое любопытство.
   Вчера знакомая белка рассказала ему о том, как видела прошлой ночью огромный светящийся шар, который пронесся по небосклону и упал в районе Желтой сопки. Любопытство побороло природную лень, и медведь тронулся в путь, чтобы посмотреть на феномен.
   Потапыч перебрался через очередное поваленное дерево и остановился. Он заметил яму-ловушку на крупного зверя, замаскированную ветками и листвой. Прикинув, как лучше будет её миновать, медведь начал осторожно обходить ловушку. Может, его подвело чутьё, а может, зрение стало не таким острым в наступающих сумерках, но лапа медведя, которой он ступил на, казалось бы, твердую почву, очутилась в пустоте, и он полетел вверх тормашками на торчащие заостренные колья.
   Потапыч вздрогнул и проснулся. Он ничком лежал возле сосны, уткнувшись носом в землю. Очистив морду от забравшихся на нее муравьев, он перевел свое туловище в вертикальное положение и прислонился спиной к сосне. Затем он начал ощупывать тело на предмет ушибов и ранений, поскольку яркость и четкость сновидения так походила на реальность, что он ничуть бы не удивился, обнаружив в своей шкуре пару-тройку дыр, оставленных кольями. Убедившись, что все в порядке и это был только сон, Потапыч пришел в хорошее расположение духа. По привычке посмотрел по сторонам – и не заметил ничего необычного.
   Звери собрались в круг возле догоравшего костра и что-то обсуждали. Медведь увидел среди них Шалуна, вспомнил, что тот вроде бы отправился за медом, и решил узнать, как обстоят дела с поиском и добычей сладкой пищи.
   Он подошел к животным. Послушал, о чем они говорят. Оказалось, об Уга. Потапыч скривился. Много же они понимают. В упор взглянул Шалуну в глаза и мотнул головой, отзывая того в сторону.
   - Итак, Шалун, ты принес мне меда? – спросил медведь, когда они отошли от зверей. – Нет? Тогда ты, может, нашел малинник?
   Шалун старался не смотреть Потапычу в глаза. В этот момент ему очень хотелось обладать телепатическими способностями, чтобы позвать лося на помощь. Но лось будто чувствовал, что в нем нуждаются, поскольку оставил обсуждение и подошел к Шалуну.
   - Мне кажется, что ты о чем-то спрашивал Шалуна, а, Потапыч? – спросил лось. – Я могу поинтересоваться о чем?
   Морда медведя никак не отразила его чувства, но в душе он был недоволен вмешательством лося. Тоже мне, защитник выискался, толстовец хренов. Ничего, ты у меня на карандашике. Все припомню, дай только срок.
  - О меде, - лаконично ответил медведь.
   - Спешу напомнить тебе, уважаемый Потапыч, что по джентльменскому, то есть устному, уговору, который мы с тобой заключили, когда просили тебя помочь вызвать Уга, мы обязались найти малинник и привести тебя к нему в том случае, если ты при общении с Уга потеряешь силы, и тебе понадобится их восполнить. Не так ли?
   - Ну, так.
   - Если я не ошибаюсь, ты еще до сих пор не общался с Уга и не вызывал его. Более того, ты даже не поведал ему своего рассказа. Так за что, собственно, мы должны искать тебе малинник? Верно, ребята?
   - Но ведь осел пообещал…
   - Обещание, которое дал Шалун, не имеет законной силы, так как было сделано в неадекватном состоянии – после первой встречи с Уга.
   - Хм. И какой же выход ты видишь из сложившейся ситуации, Долбуша? – спросил медведь с сарказмом.
   - А. Ты забываешь об обещании Шалуна, и дальше все идет, как шло, своим чередом. Б. Ты начинаешь свое повествование и, если понадобится, мы готовы выполнить данное тебе обещание пойти на поиски малинника или забраться в улей за медом. Выбор за тобой.
   - Пожалуй, я предпочту вариант Б. Тем более, что сейчас моя очередь рассказывать.
   Звери снова удобнее расположились вокруг костра. Хорек подкинул в него несколько веток и, когда они разгорелись, медведь начал свое повествование.
   - Мой рассказ называется «Все из ничего», - многозначительно произнес он и подмигнул неизвестно кому.
   …Столкнувшись с двумя Красными, Синий обнаружил, что теперь у него с каждой стороны по Красному, но он не чувствует никакого неудобства. Ему даже нравится их соседство. Это была его последняя мысль, поскольку сознание теперь уже трех членов связки слилось в одно.
   Через некоторое время один Красный покинул связку, а Синий с оставшимся Красным присоединились к концу длинной цепочки, состоящей практически из одних Коричневых, впрочем, там были ещё и Красные. 
   Сознание всех членов цепочки вновь объединилось. Теперь цепочка знала, кто она такая. Правда, она ещё никоим образом не умела выражать то, о чем думает, но если бы кто-нибудь умел читать её мысли, то понял бы, что она – молекула гептилового спирта.
   Оказалось, что вокруг нее множество других соединений, все они как-то между собой связаны, но не напрямую, а посредством непонятных эманаций под диковинным названием «чувства» или, что одно и то же, водородные связи. Например, молекула спирта чувствовала, что любит воду, но терпеть не может пентахлорид фосфора. Она ничего не имела против сложных эфиров, с некоторыми даже была знакома, а вот окислители приводили ее в ужас.
   Однажды молекула спирта вместе с другими попала в емкость с растворителем, ей там очень понравилось – растворитель оказался чистейшим, без инородных примесей. Емкость стали нагревать, перемешивать, добавлять туда еще какие-то незнакомые вещества. Скоро молекула спирта стала как пьяная и совсем перестала соображать.
   То, что после всех пертурбаций зародилось в емкости, можно с полным на то основанием назвать разумом. Он имел сложные органы восприятия с чувствительными рецепторами, умел мыслить и обладал запасом знаний, неизвестно каким образом появившимися у него. В своем существовании он видел массу положительных моментов и только один отрицательный – неумение двигаться. Впрочем, он за пару дней решил эту проблему, только прикладного значения проблема не имела – ему незачем было двигаться.
   Дело в том, что в лаборатории, где он появился на свет, работало множество умных и добрых людей, а некоторые из них обладали ещё одним замечательным качеством – они любили крепко выпить, хорошо закусить и после этого начинали травить длиннющие байки, в правдивости которых усомнился бы даже младенец. Разуму очень нравилось их слушать. Иной раз, после особенно замечательного рассказа он в чем-нибудь помогал рассказчику, и ему было приятно, когда от его советов у рассказчика налаживалась личная жизнь или с легкостью писалась статья, которая до этого пылилась полгода.
   Шло время. Разуму стало чего-то не хватать. Нет, его все устраивало, но все же… Он решил переменить место жительства. Но, опять же, ему не хотелось лишиться радости от прослушивания небылиц. Он разработал план и стал воплощать его, как говорится, в жизнь. Для этого он воздействовал на определенных людей, наделенных властью, и попал в археологическую экспедицию, взявшую с собой, в том числе, шестьдесят литров чистейшего этилового спирта якобы для отмывания находок и протирания шишек от укусов насекомых (экспедиция направлялась в тайгу).
   Разум выбрал восточносибирскую тайгу, потому что недалеко от места раскопок находился кратер, образовавшийся в незапамятные времена от падения крупного метеорита. Только в этом месте он мог совершить перемещение из емкости, в которой он находился, в незанятую часть мозга животного, подходящего для этой цели. В кратере находился неизвестный пока науке изотоп химического элемента, без которого приживление разума в мозге животного было бы невозможно – произошло бы отторжение собственного разума животного, и оно бы погибло, поскольку разум, возникший в лаборатории, ещё не до конца разобрался в метаболизме животного и остальных жизненных функциях.
   Медведь на несколько секунд замолчал.
   Внимание лося, до этого поглядывавшего на осла, привлекла необычная тень, которую отбрасывал Потапыч. Мало того, что она находилась не позади, а сбоку, она ещё и жила, казалось, своей собственной жизнью: корчилась и гримасничала, чем-то напоминая карточного джокера. Ее движения не совпадали с движениями медведя, и этот факт отвратительно влиял на эмоциональное состояние лося. Но в скором времени лось списал увиденное на усталость, и стал слушать повествование медведя, который, передохнув, продолжил свой рассказ.
   - Ну, перемещение в чужой мозг произошло успешно. Образовался самый необычный на земле симбиоз – два разума в одном теле. Естественный разум руководил животным днем, лабораторный разум руководил им ночью, насылая сны и обучая в сновидениях разным полезным вещам.
   Покинув мир людей, разум стал скучать по байкам. Тогда он решил переменить место обитания на более теплое, так как ему не понравился таежный климат. Преодолев несколько тысяч километров, животное оказалось в широколиственных лесах, где благополучно осело. В тех местах разум смонтировал и установил изобретенный им волновой генератор, который формировал у тамошних животных центры разума и разговора, а также изменял гортань, верхнее нёбо, язык и губы для лучшей артикуляции.
    В конце концов, появилась группа животных, которые были нужным образом обработаны и стали обладателями ценной для разума привычки рассказывать всякую всячину, за что и одаривались различными знаниями и выходили сухими из разных неприятностей. Животные напридумывали о разуме разных небылиц, чуть ли не обожествляли его, но это было ему только на руку.
   Вы спросите, зачем нужно было разуму, который, по сути, обладал практически неограниченной властью над физическими процессами и явлениями, заселяться в какое-то животное? Ответ прост. Дело в том, что это животное служило всего лишь переходным этапом для обретения разумом собственного тела. Хоть разум и мог влиять на происходящее, но заиметь собственное тело ему было не под силу, тут действовала какая-то извращенная обратная связь, из-за которой человек, запросто берущий в уме сложный интеграл, не умеет умножать столбиком.
   Более того, для обретения тела была необходима совокупность нескольких факторов. Наличие нескольких животных в одном месте. Среди них должен быть один неинициированный, причем из Средней Азии. Затем фонетический ключ – набор слов в определенной последовательности, произнесенный каждым участником группы. И, наконец, эмоциональный настрой…
   - Что-то мне не здоровится, - внезапно осипшим голосом сказал медведь и прервал свой рассказ.
   Долбуша посмотрел на медведя. Взгляд его постепенно сместился на тень, отбрасываемую медведем, и он оторопел. Тень как будто наполнилась, стала объемной. Она дрожала, дергалась, пытаясь отклеиться от медведя, что ей, в конце концов, и удалось: перед зверями возникла копия Потапыча, только неплотная, словно состоящая из густого темного дыма, и покачивающаяся в воздухе, будто воздушный шарик.
   - Здравствуйте, Потапыч, Долбуша, Шалун, Пятак и Фенимор, - сказала тень. – Будем знакомы. Мое имя Уга. В общем-то, меня зовут не так, но вы меня знаете под этим именем, поскольку вы мне его и дали. Я благодарю вас за то, что вы оказались отличными рассказчиками, за то, что вы помогли мне обрести тело, и за то, что вы просто хорошие существа.
   Должен вам сказать, что я не склонен к сантиментам (Шалун шепотом спросил у Долбуши, что такое сантименты), но это не помешает мне отблагодарить вас так, как я сочту нужным.
   Приношу свои извинения Шалуну за поведение медведя – я руководил действиями Потапыча без его ведома, мне нужно было, чтобы Шалун постоянно находился в состоянии стресса, только это позволило мне заполучить часть фонетического ключа, который был в его рассказе.
   К сожалению, в моем распоряжении мало времени – утром я должен быть в Мозамбике, а дотуда путь неблизкий. Поэтому сейчас я прощаюсь с вами, но мы обязательно увидимся снова, а когда – я вам не скажу. Не потому что не знаю, нет, просто так будет лучше, поверьте мне.
   - Шалун, - тень скользнула к обрыву, на ходу превращаясь в огромного черного орла. – Залезай мне на спину, и в путь. До полуночи мы должны успеть добраться до твоей родины.
   Слезы брызнули из глаз осла. Наверно, в глубине души он уже смирился с тем, что больше никогда не увидит родных гор, и теперь, когда на его глазах произошло чудо, и он через несколько часов будет вдыхать благословенный воздух Средней Азии, переполнило его чувствами и прорвало шлюзы его души. Он попытался поклониться в ноги Уга, но тот бережно поднял осла за холку и аккуратно посадил себе на спину. Затем на прощание прокричал что-то на орлином языке, оттолкнулся и прыгнул с обрыва вниз, но через мгновенье расправил крылья и взял курс на юг. Звери ещё какое-то время видели точку, в которую за считанные секунды превратились осел и Уга, но вскоре и она растаяла в вечернем небе.
   Животные ещё долго молча смотрели в том направлении, куда отправились путешественники. Затем, не сговариваясь, затушили догоравший костер и побрели к спуску с обрыва. Так и не произнеся ни слова, они покинули поляну Уга, чтобы больше никогда не собраться вместе.

* * *

   Через несколько лет Фенимор случайно встретил Долбушу. Лось вместе со своей старой фронтовой подругой направлялись на летнее пастбище.   
   Долбуша узнал хорька и остановился.
   - Здравствуй, Фенимор, - сказал лось, кивнув головой. – Как поживаешь?
   - Спасибо, хорошо. А как ты?
   - Нормально.
   Они помолчали.
   - А ты, случайно, не встречал больше Уга? – спросил хорек.
   - Встречал. Мы с моей кобылой в медовый месяц ездили в путешествие на берег Тихого океана. Там я и встретил Уга. Он приплыл ко мне на дельфине. Сказал, что он теперь обучает тюленей и морских котиков навыкам правильного повествования. Говорит, что котики отличные рассказчики, только надо их уметь разговорить, а то они такие стеснительные
   - Ясно. Ну, я пошел. Счастливого пути вам. Пока.
   - Прощай, Фенимор. Удачи тебе.
   И звери разошлись в разные стороны.
   Так пусть и твой путь, читатель, закончится благополучно!