Кот Моня жил у бабы Тани уже 10 лет. Сказать, что он старый, было бы не совсем правильно. Это был опытный, потрепанный в боях с другими котами, одноухий пират. По его серому в черную полоску телу равномерно разбегались сверху-вниз шрамы, вокруг которых шерстка росла неровно, кустиками. Голос его в последнее время ослаб и он его подавал редко.
Как любой пират, Моня любил расположиться где-нибудь повыше и озирать окрестности в надежде, что какой-нибудь лохматый друг или враг окажется в поле зрения и тогда не сможет уйти от общения с ним. Такое место было на воротах двора бабы Тани. Ворота были самые красивые в деревне Котелки. Резные, с башенками и деревянными цветами в ромбиках посередке створок и с удобными широкими площадочками по верхнему краю. Они один в один повторяли наличники на окнах бабтаниного старинного дома. Это было очень естественно, поскольку дом бабы Тани в деревне стоял самый первый у дороги и был, так сказать, лицом деревни Котелки.
Естественно, баба Таня кота своего очень любила и печалилась, что он стареет и демонстрирует ветхость всего сущего. Это напоминало ей и о собственной бренности. А бренность ее была даже такова, что год назад у нее женился внук Ленька и прошедшей весной у него родилась дочь. То есть бабтанина правнучка. Лада. И в июле Ленька приехал к бабушке в гости вместе с женой и трехмесячной дочкой.
Жизнь для бабы Тани тут же раскрасилась в новые цвета. Она сразу вспомнила все свои кулинарные секреты, о которых была вынуждена забыть по прошествии лет. А так же, навязала целый мешок - носочков, свитерочков, штанишек и шапочек для Лады.
Жена внука, Катерина, ей очень понравилась. Надо сказать, что баба Таня страшно боялась, что он выберет себе пигалицу без понятия о том, какой должна быть хозяйка. А Таня прекрасно справлялась с маленькой дочкой, по доброму обращалась с Ленчиком и еще помогала старой по хозяйству - воды принести, теста намесить, во дворе прибраться. Так что, когда у Лени закончился отпуск, то все решили оставить Катерину с Ладой у бабы Тани еще на некоторое время - подышать лишний месяцок воздухом, отъесться окончательно садовыми и лесными ягодами, скрасить старушке время.
Леня уехал со спокойной душой, оставив в деревне свою семью.
Дорога от дома бабы Тани проходила всего в каких-то пятидесяти метрах. Когда баба Таня была моложе, то этот факт напрягал ее мало. Во-первых, машин было намного меньше, чем нынче. Во-вторых, деревья-тополя вдоль дороги не были тогда вырублены. А в-третьих, в деревне раньше жили все свои и навещали жителей только родственники или какие-нибудь государственные комиссии приезжали в колхоз. А теперь, когда коренная молодежь почти вся покинула деревню, а старики стали постепенно уходить один за другим в мир иной, дома в деревне стали продаваться под дачи пришлым. И эти пришлые не всегда соблюдали издавна сложившийся уклад в деревне Котелки. То понаедут многочисленные дачники, облик которых за последние десять лет претерпел огромные изменения - от теток с лопатами и пакетами с саженцами до молодых бугаев с барбекюшницами и ящиками пива, и устроят на все выходные вонь и шум. То вообще невесть кто заедет на джипах и расположится у реки шумной компанией, оставив на берегу кучи мусора, которые потом, кряхтя и жалуясь друг другу, приходилось убирать коренным старичкам.
Но это лето выдалось удивительно спокойным. Началось все с пожаров, которые вспыхнули в прилегающем регионе и напугали часть дачников. Пожары до Котелков не дошли, поскольку торфяников рядом не было. Даже дыма не было, но жара стояла такая, что река Котелка частично пересохла и рыба ушла вниз по течению. В связи с испугом, многие горожане, имевшие дома в Котелках, решили ехать не в деревню, а на курорты Турции, Испании и в прочие заграницы.
Уж баба Таня была рада, а с ней и остальные старожилы деревни. Редкий дачник приезжал в свой хиреющий от жары огород, чтоб полить засыхающую петрушку. Большинство безнадежно плюнуло на сие обстоятельство и предпочитало сидеть дома в обустроенных квартирах, снабженных кондиционерами или массово ехало туда, где жары было явно меньше.
Так бы и закончилось лето, если бы не одно происшествие, которое произошло, так сказать, напоследочек в конце августа и оставило неизгладимый след в душах всех котелковцев, а особливо в душе бабы Тани.
Была суббота, 20 августа. Баба Таня уже ходила несколько печальная, предвкушая отъезд так полюбившихся ей жены внука и правнучки. Она спешно варила варенье и крутила банки с огурцами, чтоб отправить их в город на балкон к внуку подарком от бабушки. Она паковала в целлофан последние связанные платьица Ладе и вечером, роняя слезу, рассказывала Катерине о своей нелегкой жизни.
Так вот, 20 августа ровно после обеда в 14.00. коляска со спящей Ладой была выставлена во дворе рядом с лавкой, на которой расположилась Катерина с книгой. Это был уже обычай. Катерина брала книгу и садилась с коляской во дворе. Сначала медленно раскачивала коляску, читая роман, а потом и сама засыпала, разморенная в теплом тенечке. Будила ее голодная Лада около 16.00.
Кот Моня в это время обычно тоже усаживался на ворота и какое-то время бдил окрестности, пока так же не засыпал на своей широкой верховой площадке.
Так и 20 августа они все втроем спали, каждый на своем месте. Лада в коляске, Катерина на лавке, а кот на воротах. Баба Таня в это время шерудила чем-то гремячим в погребе, но слышать этого никто кроме нее самой не мог. Погреб стоял на заднем дворе.
Сонное царство не услыхало, как мимо полуоткрытых ворот проехала машина и остановилась сразу за ними в пяти метрах. Никто не видал, как из машины вышли две цыганки и легкой поступью прошмыгнули во двор. За рулем в машине остался старый цыган. По лицам цыганок было видно, что они намеревались *о чем-то спросить*, но, увидав крепко спящую мамашу с коляской, молча остановились и переглянулись. Мы не знаем, каким образом цыганок с детства учат читать мысли друг друга и окружающих, но они не сказав и слова, тенью метнулись к коляске и одна из них погрузила руки в ее нутро. Так же нам неизвестно, откуда берется умение цыган брать детей так, чтоб они даже не пикнули. Скорее всего, у цыганок изначально не было никакого плана похищения ребенка, просто так сложился их фарт в это мгновение.
Ситуация была из разряда сказочных. Скажи Катерине, что в тихой далекой от городов деревушке, где можно выйти из дома , оставив незапертой дверь, у нее цыгане украдут младенца, она бы не поверила. Она и сказкам-то про ворующих детей цыган не верила. А тут - бабы в пестрых юбках тянули у нее из коляски маленькую дочь, а она спала, привалившись спиной к теплой стене дома и открыв широко рот, и ее материнское сердце билось спокойно и размеренно.
Зато у кого сердце забилось судорожно и неровно, так это у кота Мони. Кот Моня вообще был собственник. Он трудно привыкал с посторонним во дворе. Вот и к Катерине с Ладой он привыкал целую неделю, шугаясь от них по углам и примеряясь, если что, охотничьим оком. Но, зато когда привык, то стал несомненно считать их частью себя и своей жизни, как и бабу Таню. Так что, когда в ворота прошмыгнули две неизвестные женщины в ярких одеждах, наполненные незнакомыми запахами, кот открыл свои желтые глаза и, не мигая, стал наблюдать за ними со своего насеста. Его хвост стал нервно подергиваться, выдавая нервное напряжение. Все событие уложилось в несколько секунд. Цыганки подхватили младенца и неслышно метнулись к воротам. У ворот же их ждало непредвиденное препятствие. Нечто некрупное, но очень цепкое и истошно орущее бросилось сверху прямо на голову цыганке, несущей младенца. Цыганка от неожиданности так же резко и визгливо закричала. Вопли Мони и травмируемой им женщины были столь отвратительно резки, что Катерина мгновенно пробудилась и, испустив не менее противный крик, бросилась тут же отнимать у воровки дочь. Одна из цыганок крикнула другой что-то на своем чувырлинском языке, и та, бросив ребенка прямо под ноги матери, пулей вылетела со двора вслед за подругой. Кот же не отпускал ее, разрывая на голове остатки цветного платочка и раздирая в кровь шею. Уже у машины, женщины с трудом избавились от озверевшего животного, оторвав его чуть ли не с цыганским мясом, и швырнув в крапиву около дороги. Дверца машины захлопнулась и, развернувшись в обратном направлении, автомобиль на огромной скорости покинул деревню Котелки.
Лада пострадала, к счастью не сильно, так как упала не на землю, а прямо на материнские ноги и только слегка оцарапалась, скатившись уже с них ниже. Проснулась она уже после этого броска, устроив не меньший ор, чем все остальные. А вот за котом пришлось лезть в крапиву. Может быть, если бы он был помоложе, то, сгруппировавшись, упал бы более ловко, но старые кости не позволили проявить всю ловкость кошачьего организма. При падении, Моня вывихнул лапу и отбил бок. Когда баба Таня, обжигая крапивой руки, вытащила его из бурьяна, то кот тяжело дышал и не мог толком двигаться.
-Герой...- нежно шептала ему старушка,- Герой мой лохматенькой.
Но, все равно, все были очень счастливы, что все закончилось именно так, как закончилось. Кота отнесли к деревенскому ветеринару, и тот пообещал, что, хоть и хромая, но кот еще поживет.
А ворота баба Таня с тех пор стала запирать.
- Елки-палки,- ворчала она,- Все мое детство за рекой стоял цыганский табор! И хоть бы что украли, сволочи! Ну.... может молодые цыганки только сердца наших парнишек крали...А так, мы даже к ним играть ходили. А тут... Я тех цыган уже сто лет не видала... А это что за люди? Что за люди, я спрашиваю, если, прожив всю жизнь не запирая дверей в дом, теперь должна ворота закрывать????
- А может то и не цыгане были?- сомневалась ее соседка Мария Антоновна,- Может какие еще охферисты?
- Поди теперь разберись...Теперь все, словно цыганье кочуют-кочуют....Земли не чувствуют родной,- отвечала ей баба Таня. Взгляд ее после этих слов становился грустным и убегал куда-то за реку, в поля, в далекое детство, где когда-то среди льнов стояли цыганские шатры.