Ну, здравствуй

Галина Пушкаревская
 

   В ночь на пятницу, ровно в три часа, я, наконец, умерла. Признаться, я слишком затянула, это должно было произойти гораздо раньше, ведь уже лет 20, как мне ничего не мило: ни погода, ни природа, ни люди, ни я сама, сморщенная ореховая скорлупа, неповоротливая и вечно брюзжащая. А как иначе, если вокруг сплошной кавардак и в нем все – неучи, тупицы и полные  ослы. Я не говорю уж об общечеловеческих проблемах, о мире, который терпит полный крах. Но взять, хотя бы, моего сына. С его способностями он мог бы стать большим человеком. Нет! Всю свою сопливую жизнь он, оказывается, мечтал иметь собаку, кошку или, на худой конец, крысу, чего я ему никогда не позволяла и после школы, втихаря, поступил на ветеринара. Помню: ругалась страшно, отрекалась, грозила выгнать, потом плюнула – делай, что хочешь.

 Смирилась, но не простила. Через пару лет выкинул еще один фортель: притащил в дом курицу из Тьмутараканска.Не знаю, что он в ней нашел? Ни мозгов, ни внешности. Но, зато, очень быстро, одного за другим, нарожала ему двух ребятишек. И вот сидит сейчас мой сынок в своей захудалой ветлечебнице,вылавливает  блох вшивым поганцам, невестка, закончив краткосрочные курсы бухгалтеров подсчитывает дебиты с кредитами, а я воспитываю их детей и занимаюсь домом. В промежутках между баллансами она пытается создать видимость хозяйки, но это получается у нее из рук вон плохо: вечно что-то роняет,разбивает, пересаливает и все не так. Да и откуда ей было знать, как? В Тьфутараканске этому не обучают.

 Приходилось воспитывать. Дети получали подзатыльники, а их родителям я всегда прямо и честно высказывала все, что я о них думала. Мальчишки за спиной корчили мне рожи,сынок становился красным, как томат и постоянно тер запотевшие очки. А невестка прятала глаза, разбивала очередную чашку и убегала в свою комнату. Курица и есть курица. Ну а к маленьким шалопаям я даже привязалась. Несмотря на рожи за спиной, они любили слушать мои истории, бесприкословно выполняли  просьбы что-то подать, принести и четко, наперебой читали стишки, которые я им задавала.

 Но, в общем, мне все так надоело!  Я разваливалась на части, я очень устала. Устала от вечного кавардака в доме, от своих родственников, от себя, в которой уже почти не угадывалась та я, еще каких-то лет 20 назад, что было обидно, досадно и больно. Устала от жизни, в которой устала искать смысл. Кто это там говорил о счастливой старости? В чем счастье? В беспросветности? В отсутствии надежд на что-то новое? В постоянном недомогании и знании, что будет еще хуже? В хроническом раздражении окружающих, вынужденных мириться с нашим существованием? Об этом, так называемом, счастье  могли вещать только молодые и здоровые болваны, которые не знают, о чем говорят, или же, полные ослы и тупицы. Я отлично понимала, какие чувства испытывали ко мне мои домочадцы, как они спят и видят, чтобы я поскорей отчалила, не проснувшись однажды утром.

Ну что ж, наши желания в этом совпали. И в ночь на пятницу, ровно в три часа, я умерла. Не могу сказать, что я заметила какой-то особый переход в это состояние, просто,проснувшись, увидела посторонних. Терпеть  не могу, когда толкутся в моей комнате или входят без стука. А здесь, Бог ты мой, куча народа: сын с красными глазами, всполошенная невестка, уж очень странно энергичная,раздающая указания каким-то бабкам. Так! Что за бабки?! Кто их впустил?! Потом узнаю в них соседок  с первого и третьего этажей, сутками торчащих на лавке перед домом. Кто-то еще там шмыгает в проеме дверей. И все таращатся на меня: кто с грустью, кто с огоньком в глазах, как у моей невестушки, кто, как на пыль, которую нужно стереть или, как на опрокинутый стул, который нужно поднять, но не хочется. Подошли мальчишки,стали с интересом разглядывать мое лицо. Дать бы им по носу, но, что-то уж очень благодушное настроение снизошло на меня.

 И тут я увидела старуху, сморщенную, как грецкий орех, лежащую с высоко задранным подбородком и торчащим острым носом, похожую на меня. Ну, все ясно. Не испугавшись и даже не расстроившись, я спокойно приняла этот факт и принялась с любопытством наблюдать за происходящим. Вынос тела, долгое топтание по снегу с грязью, заунывный голос Батюшки, бросанье комьев в яму. Скажу прямо, особого горя и слез я не увидела.  Более того, все явно  торопились со мной разделаться и согреться поминальным борщом и рюмкой водки. Потом, я заметила, как они не хотели пачкать рук и бросали  комья кто по два, а кто и по одному разу, вместо положенных трех. Ну а гроб?! Это же курам на смех! Сэкономили на мамаше: выбрали самый дешевый и некудышний. Я не злюсь, но про себя отметила.

 Главное, что больше не было ни болей, ни тяжести, ни бремени лет. Я чувствовала себя настолько легко и аморфно, что хотелось летать. И я полетела. Над полями, лесами, горами, то ускоряясь, то паря. Как птица, как бабочка, как эльф… Ощущение – удивительное!  В прошлой жизни, когда в свой отпуск я уезжала на море – происходила чудесная метаморфоза: как только я ступала ногой в обволакивающий теплый песок – все городские проблемы куда-то улетучивались. А когда я входила в прохладную, прозрачно-бирюзовую воду, ложилась на спину, легонько покачиваясь, расслабляясь, пропитываясь горьковатой соленостью до каждой клеточки – я растворялась в этой водной стихии, я становилась ее частью. Примерно, то же, происходило сейчас.

    Я взлетала к тучам, вспыхивала огнем вместе с молнией и проливалась на землю дождем.  Прорастала с отдохнувшей за зиму земли нежной порослью и снова взымала ввысь, чтобы опять и опять насладиться чувством полета. Казалось, это могло длиться вечно. Но постепенно я стала ощущать, что чего-то не хватает. Людей.

 Я приблизилась к городу, спустилась пониже и вместе с голубем уселась на подоконник. За окном, согнувшись в три погибели, сидел дед и парил ноги в тазу, а бабка со скорбным лицом подливала ему воду. Грустная картина. Перелетела к другому окну. Молодая парочка, усевшись на диване, вытянув ноги и уставившись в мигающий ящик, что-то ритмично жевала, доставая это с большой картонной коробки. Попрыгав по подоконникам,  полетела дальше.

 Вдруг вижу, к подъезду подходит барышня с туго набитыми сумками и, видно, неудачно ступив на ступеньку, стала заваливаться на бок. Не долго думая,  коршуном падаю вниз и подхватываю ее своими невидимыми крыльями. Она, конечно, решила, что сама такая ловкая, отряхивается, и что я вижу?! Это ж моя драгоценная сноха с животом выше носа. Свято место пусто не бывает. Что ж, свободой и вольными полетами я, кажется, насытилась, пора и домой.

   Родилась девочка. С голубыми  глазками, носом-пуговкой и ртом-бантиком. Все, как положено. Пришло время первых шагов, первых слов. Умненькая, аккуратная, внимательная. Платьишко вешала на стульчик. Носочки – на перекладинку, грозила пальчиком подросшим шебутным братцам, если они разбрасывали вещи,где  прийдется. И папину рубашку расправит, и мамину зубную щетку помоет. Вот и школьная пора подоспела. Завтра – торжественный день – первый звонок. По этому случаю, сегодня дома – суета, суматоха: что-то подшивается, что-то гладится, в духовке подгорает пирог, у мальчишек в комнате гремит музыка. Папа в самых неподходящих местах ищет галстук, мама кричит на папу.

 И вдруг – Ну что за кавардак?! Всем тихо! -  Родители разом застыли на месте, медленно развернулись на голос и уставились на девочку. Сжав кулачки и сдвинув бровки, она строго смотрела на них, переводя взгляд  с папочки, лицо которого залилось красными пятнами, а руки стащили с носа очки и стали мусолить их краем рубахи, - на мамочку, глаза которой становились все распахнутей, рот приоткрылся, а пальцы, сжимающие чашку, сами собой разжались. Ну, наконец-то! Я уж боялась, что не признают. А девочка покачала головой и принялась аккуратно  собирать осколки.