Мнимые числа. Глава шестая

Владимир Макаров 3
Перед  разлукой.

 Утром погода стала налаживаться, солнце быстро высушило лужи.
- Прощай Львов! Спасибо тебе за то, что мы здесь встретились! – говорила Вероника, держа Сашины руки и глядя в его глаза, когда они вместе с группой поджидали автобуса чтобы поехать в Ивано-Франковск.
- Я никогда не говорю: прощай, а всегда: до свидания, я всегда надеюсь вновь побывать в местах, с которыми связаны, пускай дни, или даже часы моей жизни. Мне всегда хочется вновь вернуться, чтобы, вдохнув воздуха улиц и площадей, городов, где я раньше бывал, вернуться хоть на секунду в прошлое, ощутить себя моложе.
- Саша, ведь ты же не старый.
- Не в этом дело, теперь мне очень хочется вновь побывать в Феодосии. Я бы мог познакомиться с тобой. Кто знает, что было бы дальше?
- Саша, ты неисправимый фантазер, все это просто случайность!
- Ну, хорошо, тогда еще был жив мой отец, не болела мать, – Саша задумался: вспомнилась Таня.
- Саша, прошлое не возвращается, живи настоящим и думай о будущем.
 Наконец, подъехал автобус, и вновь бежит и бежит дорога. Маленькие городки, селения, холмы, поля, сады - благословенная земля Прикарпатья. Сколько событий здесь произошло, но почему именно в дороге вспоминаешь родные места: густые еловые леса, светлые березняки, деревеньки, небольшие поля, с трудом отвоеванные у леса, блеск воды в речках, волжский простор, теплый июльский ветер.

                От автора. Родина! Почему мы так любим тебя?  Почему нам так дорога каждая маленькая елочка, растущая у корней старой березы, поросших брусничником? Почему мы готовы часами стоять и слушать шум ветра в ветвях сосен, лежать на июньском лугу, среди цветущих трав? Почему так волнуют сердце стук дятла в зимнем холодном лесу, когда под лучами низкого негреющего солнца золотится кора сосен, и светятся стволы берез? Почему в конце апреля забываешь о прошедшей суровой зиме и всех невзгодах, услышав кваканье лягушек в воде разлившихся прудов? Почему так хорошо быть вместе с любимой и слушать пенье соловьев в бесконечные майские вечера? Почему вечерами в конце августа, когда в саду с неповторимым шорохом падают на землю спелые яблоки и светятся теплые звезды, таким загадочным кажется далекий крик совы?
 Почему нам милы и дороги твои города и селения, твои храмы, помнящие череду прошедших веков, и вовсе неважно, что большая часть их сейчас закрыта и порушена, но горит, и будет гореть вечно свеча православия, свеча возрождения и будущего русского народа.

- Саша, ты о чем-то задумался? - спросила Вероника.
- Вспомнил дом, родные места.
- Расскажи мне себе, о своем городе, о себе.
- Тебе, наверное, это неинтересно.
- Нет, сейчас мне все интересно.
 Автобус то спускался, то поднимался на горки, далеко впереди с правой стороны автобуса за чередой холмов синели Карпаты. Проносились встречные машины, было жарко, несмотря на открытые окна автобуса. Ветер играл волосами Вероники.
«Милая девочка, почему мы встретились так поздно!» – любуясь девушкой, думал Саша.
Саша стал рассказывать о своем городе, об его истории и достопримечательностях, потом очень коротко рассказал о своей семье. О том, как, совсем случайно познакомились его отец и мать, и о том, как счастливо они жили.
- Мои папа и мама в детстве, до войны жили на соседних улицах на бывшей городской окраине, и, представь себе, совсем не были знакомы. Папа перед самой войной окончил техникум, который закончил потом и я, это было по тем временам хорошее образование, и поступил работать на завод.  Началась война, и через два месяца пришла похоронка на старшего брата моего отца, дядю Сашу, он погиб где-то под Смоленском. Дедушка тогда сказал, что больше он никуда не поедет (ему во время коллективизации пришлось бросить родной дом и хозяйство в деревне и уехать в город), и остался, хотя папа предлагал ему ехать вместе с ним в эвакуацию. Дедушка - я тебе говорил - воевал с немцами еще в Первую мировую войну.
 «Я остался, чтобы хоть одного немца убить, специально наган, еще с той войны привезенный перебрал, и перепрятал, а не было бы его, ножом готов зарезать – отомстить за сынка Сашу! А потом мне уж все равно, что будет!» – говорил он отцу после войны.
 Этот наган уже после войны папа с парохода выбросил в Волгу, а жаль, пусть бы лежал, ведь про него никто кроме деда и папы не знал, а мне отец об этом рассказал, когда я был уже взрослым.
 Хорошо, что немцев остановили далеко от нашего города. А папа поехал вместе с заводом в эвакуацию, понимаешь, питание в дороге было плохое, и он часто отставал от эшелона, чтобы купить какой нибудь еды. Однажды папа случайно не взял с собой документов, и его забрал патруль. Потом, конечно, по запросу документы были получены, но его уже отправили на фронт. Так он и служил, пока не был ранен. В конце войны он вернулся в наш город, завод тогда снова начал понемногу восстанавливаться, и мама тоже туда поступила работать, причем в тот же цех, где работал папа. Возвращались с работы они всегда одной дорогой, и оказалось, что они живут рядом и должны были быть знакомы с детства, но познакомились только сейчас. Так и прошло мое детство в небольшом домике, был огород, пара яблонь, заросшая травой улица, где я играл со своими сверстниками. В конце пятидесятых годов наш дом попал под снос, и поскольку дедушка с бабушкой к тому времени умерли, нам дали только однокомнатную квартиру. Папа очень сильно переживал, ходил, хлопотал, но толку не было.
- Кем он работал?
- Старшим мастером, ему пару раз предлагали быть заместителем начальника цеха, но он отказывался по причине плохого здоровья. Он впоследствии жалел, что отказался, наверное, квартиру получил бы побольше. А мама сейчас работает зав. архивом.
 Папа очень любил землю и часто говорил мне, что ему снится деревня, где прошло его детство, дедушкино поле. А потом, в начале шестидесятых годов мы купили дом в деревне недалеко от города, там я очень люблю бывать, даже зимой приезжаю...
- Саша, кто у тебя была первая любовь?
- Мы с ней учились в техникуме, но у нас ничего с ней не было.
- Почему?
- Она была очень скромная, а я, может быть, излишне тороплив, возможно, у нас и было бы все, но позднее…
- Ее звали Таней?
- Да.
- Ты часто повторяешь это имя во сне.
- Это новость для меня, она мне почти не снится.
- Значит, все равно не можешь забыть.
- Как странно, я ее уже почти забыл.
- Как ты думаешь, она любила тебя?
- Наверное, любила. Сейчас она замужем, и живет с мужем неплохо.

 Впереди показались окраины Ивано-Франковска, бывшего Станислава, и скоро автобус подъехал к довольно непритязательной гостинице. Кучка непременных южан с Кавказа стояла на крыльце и о чем-то говорила между собой на своем языке.
- Да, это не Львов, - сказал Саша, войдя в гостиницу.
 Действительно этот небольшой городок по сравнению с Львовом, насыщенным массой исторических и художественных ценностей, во многом ему проигрывал. И, как бы ни были хороши громадный кафедральный собор Воскресенья, с великим художественным вкусом построенный костел Девы Марии, массивное здание вокзала, необычайная архитектура ратуши, как бы ни веяло стариной от руин Станиславовской крепости, как бы ни манили городские улочки – увы, на всем лежала невидимая печать провинции! Правда, в центре города был замечательный парк, очень ухоженный и живописный, расположенный вокруг Комсомольского озера – так назывался искусственный водоем, вернее большой пруд, образованный путем создания запруды на небольшой речке. После летнего зноя здесь хорошо было посидеть на лавочке в тени плакучих ив и при желании даже выкупаться в относительно чистой воде.
 В гостинице Саша и Вероника устроились, как и хотели раньше. Но гостиница по уровню была значительно хуже львовской: обшарпанные стены, тесноватые номера, замки в дверях держались на честном слове – чувствовалось, что средств на ее содержание выделялось немного, но живут туристы, и, слава богу. «Ах, гостиница моя, ты гостиница…»
 Саша навестил своих земляков, поинтересовался, как идут дела. Григорий улыбался блаженной и немного виноватой улыбкой.
- Я привез тебе Евгению Александровну, с тебя бутылка! – пошутил Саша.
 При этих словах Гриша хмыкнул что-то непонятное и вышел из номера.
- У него из-за пьянки еще в тот раз ничего с Евгенией не получилось. Пить надо меньше, но чаще! - прокомментировал Боря.
- Ну и что теперь?
- Период осмысления для начала новой жизни.
 О том какую жизнь начинает Гриша и что осмысливает, стало ясно вечером, когда он был не в силах подняться к себе в номер и пытался уснуть на диване в холле. На его счастье, Саша в это время пошел купить вина и закуски для вечеринки и довел земляка до номера.

 После обзорной экскурсии, во время которой туристы сумели хоть и в общих чертах, но познакомиться со всеми городскими достопримечательностями, Саша и Вероника сели на скамейку в парке у озера. Было жарко, скучно и грустно, они понимали, что остались часы их совместного пребывания. По дорожкам парка, крича, бегали малыши, гуляли молодые мамы с колясками. Пенсионеры сидели на скамеечках в тени. Чувствовалось, что к вечеру опять будет дождь.
- А у нас были бы неплохие дети. Может, передумаешь?
- Нет, Саша, я, прежде всего все обдумала, мы вместе не будем. Не пытайся узнать мой адрес и ни в коем случае не приезжай ко мне.
- Адрес я уже знаю…
- Порви листок, на котором он написан, и забудь его.
- Никогда. Знаешь, я дам тебе свой адрес, я буду тебя ждать, если передумаешь – напиши, и мы будем вместе.
- Саша, я, возможно, скоро выйду замуж. Это брак по расчету, а они крепче, чем браки по любви.
- Кто он?
- Старший лейтенант, служит в папином подчинении, очень толковый офицер. Кстати, его тоже зовут Саша. Скоро он будет учиться дальше, может быть, через пятнадцать лет я стану генеральшей.
- Ты любишь его?
- Сказать, что люблю – значит соврать, я его очень ценю. Понимаешь, очень интересно получилось, ведь мы планировали поехать сюда вдвоем, но его срочно отправили куда-то за границу, подробностей я не знаю, а если бы знала, не сказала. Но это счастье, что он не поехал сюда, а то, как бы я себя вела, встретив тебя, встретив свою первую и, поверь, единственную любовь?
- Пока ты не вышла замуж, у меня есть надежда, и я ни на ком не женюсь.
- Саша, это уже совсем глупо. Возможно, да, нет, не возможно, а точно где-то живет девочка, которая и не подозревает, что встретится с тобой. Возможно, даже она живет в твоем городе, возможно, даже, что ты видел ее, но, не обратил на нее внимания, как не обратил внимания на меня тогда, семь лет назад! Я так хочу, чтобы ты был счастлив!
 На дорожке парка показалась девчонки из Сашиной группы в сопровождении Бори и Гриши, причем последнего иногда сильно качало.
- Давай отойдем в сторонку, я совсем не хочу пустопорожних разговоров, мне хочется быть с тобой. А то, этот вечно пьяный Григорий смотрит на меня нехорошим взглядом и говорит всякую чушь.
- Да, настроение он может испортить.
Они отошли на соседнюю аллею и сели на скамейку рядом с пожилым мужчиной.
- Мы Вам не помешаем?
- Конечно, нет.
 Саша обнял Веронику, им было очень хорошо и спокойно, не хотелось верить, что через день они расстанутся.
 С озера раздавался плеск воды и девичий смех – это купались девчонки из Сашиной группы. Видно было, как Гриша безуспешно пытался их ловить, но попробуй, поймай в воде девчонку, выросшую на Волге, если только она сама этого не захочет!
 Наконец, Гриша, обессилев, лег на бетонные плиты и стал загорать.
- Извините, – обратился к Саше и Веронике их сосед, - я любуюсь на вас, какая вы хорошая пара.
 Мужчина задумался, что еще хотел он сказать, но не решился? Может быть, рассказать о своей далекой юности, о своей первой любви, о том, как лазал тайком к любимой девчонке в окно, о войне, так долго задержавшейся в этих местах, о своих ранах, о том, что он так и не смог создать семью.
- Будьте счастливы, берегите свою молодость.
- Спасибо.
 Сколько живет на нашей земле доброжелательных и совсем незнакомых тебе людей, готовых помочь в трудную минуту, даже просто пожелать тебе счастья!

 Вечером к Саше и Веронике пришли в гости Виталий и Лариса. Мужчины пили «Плиску», этот приличный болгарский коньяк, а женщинам Саша купил бутылку местного, хорошего сухого вина. Разговорились. Лариса возмущалась, что здесь в Прикарпатье, в магазинах больше товаров, чем в Москве.
- Везде есть прекрасная сырокопченая колбаса, и даже сервелат, и даже не наш, а венгерский, извините, но это моя слабость, много фруктов. А в книжных магазинах чего только нет, правда, много книг на украинском, но читать можно, языки ведь похожи. А попробуй у нас купи хорошую книгу, сколько макулатуры сдать надо!
Саша молчал, в его родном Верхневолжске даже ничего подобного не было.
- Заигрывание с окраинами государства ни к чему хорошему не приведет. Русский народ должен жить если не лучше, то и не хуже других! - горячился Виталий.
- Мы сами виноваты, - сказал Саша, – всё терпим и терпим.
- Давайте о чем нибудь другом, нам ничего не изменить, – предложила Вероника.
- Мы все время вами любуемся, вы чем-то похожи на нас, когда мы были молоды, – задумчиво сказала Лариса.
- Нам многие так говорят…
- А знаете, мы с Виталием тоже случайно познакомились. Рассказать как?
- Конечно.
- Видите ли, я раньше уже была замужем, мой муж был военным, лейтенантом, обслуживал авиационную технику, и жили мы в Венгрии в военном городке, недалеко от Будапешта.
«Как и мой отец», - подумал Саша, но говорить об этом не стал, не желая перебивать Ларису.
- Во время венгерских событий  пятьдесят шестого года, мы, я имею в виду руководство страны, как всегда не было ни к чему готово, - продолжала Лариса. - Когда в Будапеште началось восстание, и стали на улицах вешать людей, часть, где служил муж, подняли в ружье, всем дали автоматы, и вперед. Ну, какой может быть солдат из авиационного техника! Его тяжело ранили в первом же бою, и через месяц я осталась одна. Вернее, не одна – маленькая дочь родилась через полгода после смерти ее папы. Я в течение года носила траур, уехала на родину мужа в Омск, там, осталась его старенькая мать, она долго не могла поверить, что ее Игорек погиб. Вы знаете, как она была счастлива, когда я родила девочку, тем более так похожую на отца! - Лариса достала платок и вытерла слезы.
 Виталий нежно гладил ее руку:
- Успокойся, родная!
- Я прожила со свекровью два года до ее смерти, обычно свекрови считают, что их сын мог бы найти себе жену получше. Но только не Евдокия Петровна! Она так любила меня, и все время говорила, чтобы я вновь устроила свою жизнь, но я не могла забыть Игоря.     Потом я вернулось к себе на родину, еще были живы папа и мама, устроилась работать на завод - до свадьбы с Игорем я окончила механический техникум. И тут мне совершенно случайно предложили санаторную путевку в Феодосию – кто-то отказался, и путевка «горела».
 Саша и Вероника переглянулись.
- Была уже середина сентября, но в Крыму было еще очень тепло. Я раньше не видела море и поэтому часами стояла на берегу и смотрела на волны. Вероятно, я была еще хороша, потому что мужчины обращали на меня внимание. А один все время кидался в волны передо мной и далеко заплывал.
 Лариса обняла Виталия и поцеловала его.
-Так мы познакомились. Сейчас мы живем в Москве, у нас растет сын. А дочка сейчас окончила школу и готовится к экзаменам в МАИ.
- Наверное, волнуетесь за нее?
- Конечно, но она очень самостоятельная, школу с серебряной медалью закончила. Это она нас отправила отдыхать, говорит: «Не волнуйтесь, мне одной лучше готовиться!»
- А как ваш сын?
- Он тоже самостоятельный, тоже говорит: «Я в лагерь поеду, что мне дома в Москве сидеть!» Иногда звоним им по телефону, а в конце месяца все встретимся. Ну, мы у вас засиделись, спасибо за компанию, желает вам счастья!

 Когда гости ушли, Саша обнял Веронику и долго смотрел в ее глаза.
- Все думают, что мы с тобой скоро поженимся. Говорить, что это не так, мне неудобно, боюсь обидеть людей, которые относятся к нам так хорошо.
- Саша, мы должны доиграть наши роли, что бы никто ничего не подумал.
 Саша хотел вновь уговаривать Веронику, но подумал, что все уже сказано, ответ получен и изменен не будет. Надежда, конечно, оставалась, но была очень призрачной.
- Что ж, Вероника во многом права, главное, он не может ей обеспечить достойную по ее понятиям жизнь, - мысленно соглашался Саша, глядя на Веронику. - И как я буду жить без нее?
 Гостиница между тем жила своей ежедневной жизнью. Откуда-то с лестницы тянуло дымком сигарет, звенели стаканы в соседнем номере, раздавался смех, кто-то рассказывал пошлые анекдоты, этажом выше выспавшийся Гриша уже ругался с Борисом, а в конце коридора в одной из комнат кому-то уже били морду, и дежурная по этажу вызывала милицию. Скоро к вечерним звукам добавятся ночные: храп, звуки поцелуев, скрип постелей…
 Саша подошел к открытому окну, горели фонари, после ливня блестели мостовые, где - то на танцплощадке играла музыка.
- И как мы с тобой будем спать? – спросила Вероника, садясь на кровать, сетка которой при этом прогнулась почти до пола.
 Саша потрогал свою постель – там было не лучше.
- Постарались туристы, или, может специально, так делают? – усмехнулся Саша. – Что  нибудь, придумаем!
 Саша вспомнил, как однажды в колхозном общежитии в аналогичном случае они подсовывали под сетку оконные ставни, было жестковато, но все же лучше, чем спать, прогнувшись до пола.
 Но где здесь взять ставни или просто доски? И вдруг Саша вспомнил о стенде, висевшем как раз напротив их комнаты - эта наглядная агитация должна была напоминать туристам о плодотворной деятельности Генерального секретаря КПСС.
- Придумал.
 Саша вышел в коридор: гостиница успокаивалась, засыпала; дежурная после приезда милиции и окончания потасовки, вероятно, ушла спать в каптерку; на лестнице целовалась парочка. Саша снял со стены стенд и быстро внес его в комнату.
- Сашка, ты - гений! – воскликнула Вероника.
- Безвыходных положений не бывает, – похвастался Саша своей смекалкой. - Только завтра утром надо вернуть его на место, а то дело то политическое!
 Вероника хохотала. Из соседнего номера раздался чей-то женский голос на незнакомом языке. Впрочем, было ясно, что кто-то недоволен. Ну и слышимость в этих дешевых гостиницах!
- Соседки – латышки недовольны – мы их разбудили.
- Откуда ты знаешь?
- Я же жила в Латвии и знаю их язык.
- Пойдем в душ, сейчас там никого нет.
 Душ в этой гостинице был на каждом этаже, но почему-то на одном этаже он предназначался для мужчин, а на другом для женщин.
- Ничего не произойдет, если ты помоешься в мужском душе.
 Однако дверь в душ была заперта, но так, что открыть ее мог любой.
- Саша ты за вечер делаешь второе нарушение законов.
- Законы созданы, что бы их немного нарушали, без этого жизнь была бы неинтересной, и в конце концов, что не сделаешь для любимой девушки. Иди, мойся первой, а я здесь подожду, - Саша прикрыл за собой дверь предбанника, и чтобы никто не вошел, засунул в дверную ручку швабру.
- Саша, иди ко мне, - позвала Вероника.
 Они стояли, обнявшись, под теплым душем.
- Саша, милый Саша. - Вероника обняла его шею руками, - я хочу тебя сейчас!
…Потом они снова стояли, обнявшись, и им было очень хорошо, как будто они вновь появились на свет и находятся не в душевой кабине скромной гостиницы, а под теплым долгожданным летним дождем. Им казалось, что они стоят босиком на зеленой траве июньского луга, светятся на солнце капли дождя, над лесом висит яркая радуга…
…На рассвете Саша почувствовал, что Вероника, пытаясь разбудить, целует его.
- Сашенька, проснись, люби же меня.
Милое прекрасное лицо склонилось над ним…
- Сашенька, любимый…

 Небо очистилось от туч, всходило яркое солнце. Просыпался город.
В коридоре послышались шаги и кто-то настойчиво постучал в дверь.
- Борька, открывай! – узнал Саша Гришин голос.
«Ну, совсем упился, даже этажи спутал», - усмехнулся Саша.
- Тебе этажом выше!
- Все понял, я пошел.
«Однако он во время нас разбудил, пора возвращать наглядную агитацию народу».
 После завтрака (Гриша на нем не появился) Сашина группа поехала на целый день на экскурсию в знаменитое местечко Бубнище, связанное с преданиями о знаменитом народном герое Олексе Довбуше.  И все были удивлены находящимися там памятниками природы: скалы, похожие на Красноярские Столбы, буковые леса, небольшая речка, чистый воздух. Некоторые скалы, если дать волю воображению, походили на очертания людей, животных, было в этом что-то непонятное, даже мистическое. Экскурсанты бродили между скал, задрав голову, и фотографировались. В завершение устроили небольшую пирушку с сухим вином и шашлыками.
- Я счастлива, что последний наш день складывается так хорошо.
 Они отделились от группы и сели на поляну, любуясь открывающимися далями.
- Сколько видели эти скалы, череда народов, войны, смерть и горе, а они все такие же, почему природа создает такие скалы, чем-то похожие на людей, мне кажется, в них есть душа и они все понимают.
- Саша, какой ты все же фантазер!
- В мире всегда есть место сказке, без этого жизнь была бы скучна. Мы с друзьями туристами все время, что нибудь придумываем. Однажды весной, еще тогда снег не весь сошел, на соревнованиях по водному слалому ночью мы бродили по лагерю среди костров в белых простынях – девчонок пугали, визгу было! Даже парни из Старославля тоже перепугались, потом днем все смеялись! А в колхозе чего только не придумываешь от скуки! Я бы мог многое тебе рассказать.
 Они лежали в густой траве, текли минуты их жизни, синело бездонное небо, пели птицы…
- Как не хочется уезжать отсюда. Вероника, а может быть мне дальше поехать с твоей группой, давать деньги администраторам и пробыть весь отпуск с тобой?
- Не надо Саша. Скоро у меня будет перерыв, а потом, ведь нам же было очень хорошо, и для меня были самые лучшие дни в моей жизни. Я тебя прошу: и помни, и забудь меня!
Помни меня как безумно влюбленную в тебя, я была у тебя прекрасной любовницей, такой ты больше никогда не встретишь, и забудь меня, как свою возможную жену, никогда не сожалей, что я ей не стала. Мы все же разные, Саша, – в глазах Вероники стояли слезы.
 Саша сам был готов расплакаться, чего с ним давно не было, даже на похоронах отца он сдерживал себя.
- Я всегда буду помнить тебя, Вероника!

 Под вечер они вернулись в Ивано-Франковск, впереди была их последняя ночь.
Вечером они пошли в парк, было тепло, горели шары-светильники, на танцплощадке опять играла музыка.
- Давай, Саша, обойдем озеро, и пойдем домой, в гостиницу, посидим, попьем чая, как будто мы с тобой муж и жена, поговорим о пустяках, а потом будем спать.
 Однако в гостинице они стали свидетелями маленького скандала, устроенного Гришей, который перед дорогой захотел помыться в душе, и, вполне резонно на свой взгляд, решил не спускаться на этаж ниже, а пойти в женский душ, расположенный на его этаже. Но тут как на грех латышки тоже решили помыться. Гриша по своей душевной простоте, конечно в шутку, предложил потереть дамам спины, и, вероятно, сказал еще что-то фривольное. В общем, получился скандал. Будь на месте латышек русские девчонки или женщины все обошлось бы взаимными шутками, над которыми можно было потом посмеяться. Кончилось дело довольно нехорошо: Гриша был обозван неприличными словами на обоих языках, причем Вероника хохотала, над тем, как его обзывали латышки на своем языке, и не решилась эти слова переводить Саше.
- Это совсем неэтично!
 Но это были мелочи. Латышки пошли жаловаться директору гостиницы, который как нарочно еще не ушел домой. Гриша был вызван в кабинет, и ему была прочитана лекция о моральном облике советского туриста с предупреждением о снятии с маршрута, и утром для искупления грехов он должен был просить прошения за свой проступок.
 Гриша, как любой русский человек, попавший в подобные ситуации, покорно выслушал все нотации, покаялся в грехах, обещал исправиться и…отправил Бориса за вином.
- Плевал я на все, – был его ответ.
- Знаешь, Вероника, не будь этого скандала, у меня было бы совсем скверное настроение, Гришка разрядил обстановку. Давай пить чай.
 Они сидели и смотрели друг на друга, все слова были сказаны.
- Пойдем спать, Саша, полежим просто так, мне сейчас ничего не хочется. Не ходи со мной в душ.
 Пока Вероника была в душе, Саша опять снял стенд, к которому уже вероятно с теми же целями приглядывалась молодая пара из комнаты напротив. Через несколько минут он услышал за дверью голоса:
- Смотри, уже сперли, надо будет чуть позднее пожарный щит увести.
- Как бы и его не унесли!

…Они лежали, обнявшись, смеркалось, за окном стихал шум города, реже проезжали автомашины.
- Саша, расскажи мне о своей первой женщине, - неожиданно попросила Вероника.
 Саша задумался, вспоминая это событие, - с той поры он считал себя уже взрослым.
- Это было летом 69 года в колхозе, нас тогда отправили в совсем незнакомое место, где мы никого не знали. Это было тогда довольно большое село со школой, клубом и даже небольшой сельской больницей. Нас поселили в каменном только что построенном двухэтажном доме, а рядом, ближе к реке, был аккуратный домик, весь в кустах сирени.
Когда я шел мимо этого домика, увидел, что молодая женщина, как мне показалась, лет двадцати пяти внимательно смотрит на меня, я не придал этому большого значения, но на следующий день, когда я вечером пошел купаться на речку, вновь увидел ее. Она была хорошо сложена, и вид у нее был совсем не деревенский. Она попросила меня донести ведра с водой до ее бани, вернее я сам предложил это. В бане было тепло, и пахло березовыми вениками. Когда я поставил ведра и повернулся, чтобы уйти, увидел, что женщина успела снять с себя платье и стояла передо мной совсем нагая. Она была очень хороша и я, конечно, не устоял, - Саша вспомнил, как женщина сначала привлекла его к себе, и они долго-долго целовались, как он обнимал ее, а женщина тем временем расстегивала ремень его брюк, как он сам сорвал с себя, оборвав пуговицы, рубашку, как он ощутил и теплоту, и бездонность своей первой женщины… Как будто теплое море заключило его в свои ласковые объятия…
 На полке было тесно и неудобно, и они переместились на пол…
 Потом Саше было немного стыдно, но женщина успокаивала его, прижавшись к нему своим телом, – Саша до сих пор помнит гладкость ее кожи и запах ее волос. … И снова были мгновения, когда Саша ничего не чувствовал, кроме восхищения и восторга.
- Мы сначала стали встречаться в бане, а через два дня я ушел жить к ней домой. Одно было странно, что она по ночам звала меня Сережей. Скоро она мне все рассказала. Ей оказалось тридцать два года, родилась она в Ленинграде. Во время войны, когда ее мать погибла при обстреле, ее поместили в детский дом, а затем эвакуировали на Большую землю. Отец был врачом в госпитале, размещенном как раз в этом селе. После войны он через пару лет, наконец, нашел ее. После войны госпиталь расформировали, а отец, узнав, что их дом в Ленинграде разрушен, решил остаться здесь, и  стал работать в местной больнице. Так и росла она в этом селе, ходила в школу. Потом окончила в нашем городе медицинское училище и стала работать здесь же. Был в соседней деревне мальчишка на два года старше ее. Они стали встречаться и, конечно, перед его уходом в армию, не утерпели и согрешили.
- Давай Саша, и мы, как ты говоришь, согрешим, я хочу сейчас своего Сашу, и чувствую, что и тебе этого хочется.
 Саша вновь глядел в голубые, как моря, бездонные глаза. Счастье любви… Континенты любви, почему вы становитесь все меньше и меньше? Может быть это не континенты, а только острова счастья?
 За окном совсем стемнело, несколько звезд пытались подарить свой свет земле, появляясь в разрыве облаков. Саша задремал.
 В комнате, что напротив, раздался грохот, и кто-то рассмеялся. Соседки латышки опять заворчали.
- Наверное, свалилась кровать.
 Через минуту после беззлобной ругани и стука по металлу снова раздался мерный скрип.
- Кровати пора на переплавку, а они еще служат на благо отдыха трудящихся, - очнувшись от дремоты, пошутил Саша.
- Что было потом с ними? - спросила Вероника.
- А дальше… Дальше ее парень пошел служить на флот и погиб на линкоре «Новороссийск».
- Я ничего про это не знаю.
- Да и я знаю только с ее слов. Линкор во время войны принадлежал Италии, назывался  «Юлий Цезарь» и был передан нам. Его ввели в строй, и тут неожиданно произошел взрыв и корабль затонул прямо в самом Севастополе. Много моряков погибло, а ее Сережа задохнулся в трюме.
- Почему она звала тебя Сережей?
- Я чем-то очень похож на него. Я видел его фотографию на стене у нее в доме.
- Как вы расстались?
- Как хорошие друзья, она, да и я, конечно, понимали, что продолжения не будет. Интересно, что она после Сережи жила с несколькими мужиками, они звали ее замуж, но она отказывала, и буквально за неделю до меня выгнала за измену очередного: он завел себе бабенку. Ну и дурак, этот мужик, я видел и его и эту бабенку, ее даже сравнивать с Людой нельзя. Вероника…
 Саша посмотрел на нее - Вероника спала. Милая, прекрасная, явившаяся в его жизни как чудо, как сон.
- Или мне это все снится, – сквозь сон думает Саша, но он чувствует рядом тепло ее тела.
- Саша, любимый, - шепчут ее губы.
Тогда пять лет назад также во сне шептали имя любимого губы его первой женщины:
« Сережа, Сережка…»
«Что ей тогда снилось во сне? Может быть, их первые встречи на лавочке в кустах сирени, объятия и поцелуи теплым июльским вечером на крыльце дома, может быть, их первая близость»? - Саша смотрел тогда на спящую женщину, на свою первую женщину, и не мог на нее наглядеться. Как безмятежно, по-детски, она спала: чуть приоткрыт рот с полной нижней губой; нос уткнулся в подушку; порозовели во сне щеки с крупными мальчишескими веснушками; чуть вздрагивают во сне черные длинные ресницы; светлые, рыжеватые волосы раскинулись по плечам; загорелые тонкие руки городской девочки, выросшей в деревне, темнеют на белой простыне.
 Саша тогда в душе жалел, что родился так поздно, что он не может быть ее мужем.
«Может быть, будь я на месте ее Сережи, я бы ради нее выбрался из железных лабиринтов взорванного линкора, я бы вновь увидел солнце, я бы вновь увидел море и прекрасный Севастополь, я бы целовал и целовал без конца ее волосы, щеки, губы…»
 Летняя заря шла тогда по небу, светлело за окном, блекли звезды…
«Какой я был тогда глупый, думал, что способен все совершить, - вспомнил прошлое Саша, - ведь Сережа тоже любил Люду, и, конечно, любил крепче меня, - он был ее первый мужчина, они же хотели пожениться, после его возвращения со службы. Неужели он не стремился вырваться на свободу, неужели он безучастно ждал своей участи? Конечно, он сделал все возможное, чтобы спастись, чтобы жить!  Смерть его в холодной темноте трюма, в тяжелом, ставшим неживым, воздухе корабельного отсека была  ужасна,  тем более, что рядом, совсем рядом, за днищем корабля, была жизнь»! 
- Саша, Сашенька…- снова шепчет во сне Вероника.
 Саша закрывает глаза, и, наконец, засыпает.
…Утром, целуя мокрое от слез лицо Вероники, Саша не выдержал и заплакал сам.
- Милая, единственная!
- Саша, убери слезы, считай, мы с тобой прожили очень длинную жизнь, в ней не было неурядиц, скандалов, измен, пустых обид, было только счастье и большая любовь. Такое бывает очень редко. Да, у нас не будет с тобой детей, но они будут и у тебя, и у меня. И кто знает, может быть потом, через несколько поколений, дети наших детей познакомятся и полюбят друг друга, и мы станем с тобой родственниками. Я счастлива, Саша!
 Последний поцелуй, последнее объятие, последний взгляд.
- Прощай, Саша!
- До свидания, Вероника, мы еще встретимся с тобой.
- До свидания, любимый.