Шкаф. ч. 17
Продолжим обзор сокровищ шкафа. Через два дня...
Слева на верхней полке еще один футляр: нож для открывания конвертов. Ножик недурен: анодированное лезвие напоминает двуручные мечи крестоносцев; правда, вместо рукояти - изящная рифленая розетка с золотым гербом некоего "Mayor Tom Bredley" из Лос-Анжелеса. Кто он, мне не ведомо. Может, торговец письменными принадлежностями, а может, владелец зоопарка: слишком уж много зверей разместилось на гербе - и орел, и лев, и полярный медведь. Фирма старинная - 1781 года; небось, основана еще до американской революции.
Нет, дорогой читатель: в Лос-Анжелесе я не бывал. Ножичек подарил человек, который,несомненно, мог бы стать символом предпринимательской суеты, которая охватила Россию после падения коммунизма.
В стране гуляли шальные деньги - то ли деньги партии, то ли мафии; впрочем, для народа разница неуловима. Сотни разномастных фондов искали, куда бы приткнуть деньги повыгоднее. А может, и не ради выгоды - ради сохранения на чужих счетах. Ясное дело, суета началась и вокруг имени Чехова: десятки "чеховских" фондов появились в одночасье по городам и весям. В Сибири, к примеру, открылся "Сибирский фонд Чехова". В Ялте, понятное дело, ялтинский.
Автограф дарителя на футляре гласит: "Для писем в МЧФ. 29 июля 1990 г." Подписано: А.Кордеев.
Помню, знакомый сосед-инженер привел в музей рыжего, коротко стриженого крепыша с пухловатым лицом и напористыми манерами сибиряка. Анатолий Кордеев, гендиректор фирмы "Медис" из Томска, задумал открыть в солнечной Ялте филиал фирмы, которая поднялась на торговле травами и кореньями с экологически чистого Алтая. Везли, к примеру, "золотой корень", родственный элеутерококу: он вроде бы благотворно влияет на мужские амбиции. Кордеев назначил моего сына в "Медис", а меня заинтриговал идеей международного чеховского фонда. Разработали устав, дошли до министра культуры Николая Губенко, включили в правление Андрея Книппера, родственника и академика.
Фонд так и не создали: рухнул Советский Союз, Кордеев увлекся фантастическим проектом "Золото Колчака". Есть в Сибири место, где якобы зарыта золотая казна белой армии. Кордеев задумал арендовать предполагаемую золотоносную тайгу, выпилить лес и развернуть кладоискательскую работу. Как же искать мифическое золото Колчака? Да очень просто. Благодаря бешеной рекламе в тайгу наедет кладоискатель. Надо снабдить его картой, лицензией на раскопки и лопатой. Конечно, за соответствующую мзду. А золото...Будет совсем не глупо, если его и не найдут.
Главное, чтобы копали...
Кордеев умел заряжать людей энергией собственных заблуждений. Целая команда сибиряков слепо верила предводителю и, перебиваясь с хлеба на водку, раскатывала по стране. Сын мой полгода просидел в Москве без зарплаты и покинул ряды энтузиастов. Я был облагодетельствован тем, что в Томском НИИ фармакологии изучили механизм моей гипертонии. На компьютере составили карту перепадов давления, выявили критические точки, подобрали лекарство. Им оказался каптоприл.
Широко известное гипотензивное средство.
Был теплый июнь. Я частенько уходил из палаты и устраивался под березками на высоком берегу Томи; с откоса виделось, как полноводная река, словно сверкающая сабля, врезалась в глинистую кручу, отсекая новые и новые пласты берега. Вода рыла рыхлую кручу, и было ясно, что через десять-двадцать лет река сожрет территорию города. Город оборонялся, одевал откос в смирительную рубашку из бетона. Глядя на морщинистые усы от бакена (чем быстрее течение, тем длиннее усы/, я сочинял эсхатологические стихи о грядущей гибели Томска:
Блажен, кто знает наперед
Цену любезности Прокруста;
Минует срок, и город с хрустом
На ложе мерное падет.
В Кордееве было что-то от стихии сибирского половодья: он уносил и щедро раскидывал по берегам деньги, подарки, лекарства, благородные слова и вдохновляющие письма. Как бурная река, он насыпал высокие перекаты, но в них содержалась только пустая порода. Трест его лопнул; потом он работал у Сагалаева, потом создал концерн "Золотой телец", потом кого-то протаскивал в Думу... Пути наши разошлись. По его примеру я попытался снова создать чеховский фонд - с Олегом Ефремовым во главе. В качестве директора пригласили молодого и энергичного бизнесмена, кандидата меднаук. Кандидат оказался академиком - в сфере мошенничества. В уставных документах, которые он подал в Министерство юстиции, не значились ни фамилия президента фонда Олега Ефремова, ни вице-президентов Андрея Золотова и Геннадия Шалюгина.
Создал фонд "под себя" и своих напарников.
На наши претензии Минюст ответил, что документы оформлены правильно, а нравственная сторона дела их не касается. Ничего на ниве чеховских фондов так и не выросло... Ефремов же оказался в роли то ли свадебного генерала, то ли зицпредседателя благотворительного фонда, за спиной которого шуровали шустрые люди.
. . .
Тяжелая бронзовая медаль в память знаменитого альпиниста Михаила Хергиани: то ли напоминание о непокоренных вершинах, то ли иллюстрация афоризма: "Дайте мне крылья, чтобы я мог ползать еще быстрее". Хергиани, как и Пушкин, прожил 37 лет. Его полет к смерти был стремителен: на километровой отвесной стене в итальянских Альпах его сбил камешек, летевший со скоростью пули. В Крыму есть скала Хергиани, она расположена неподалеку от Шайтан-Мердвень, знаменитой Чертовой лестницы, по которой Пушкин поднимался на яйлу. Он держался за хвост татарской лошади, и подъем по гигантским скальным ступеням казался ему языческим обрядом. В честь Хергиани, имевшего титул "барс снегов", проводятся соревнования альпинистов.
Крымчанин Юрий Бурлаков стал создателем музея Хергиани на его родине, в Сванетии. Бурлаков частенько заходил "к Чехову" обменяться свежими музейными новостями и идеями; бронзовая медаль - его подарок. Он же изредка приводит своих коллег-горноспасателей, чтобы подрезать сухие сучья на старых чеховских деревьях .
В 90-х годах Бурлакову пришлось вернуться в Крым: отношение к русскому человеку в Грузии обрело оттенок неприкрытого хамства, что испытали на собственной шкуре родственники жены моего сына. "Вы, русские, не уезжайте, - высокомерно, как это умеют только на Кавказе, изрекал местный авторитет,- нам нужны рабы". На тыльной стороне медали изображено утонувшее в горных складках сванетское селение с традиционными башнями.
В них люди и ныне живут вперемешку с баранами.
Я частенько поглядываю на умное, твердое лицо Хергиани в сванетской шапочке из светлого войлока. У меня такая была: я купил ее в Домбае, когда путешествовал с женой по Северному Кавказу. Однажды, надев шапочку, я вообразил себя горовосходителем и пустился покорять вершины вокруг турбазы "Алибек". Подъем вызвал приступ восторга: я попал в полосу произрастания крупных, молочно-фарфоровых ландышей. Потом едва не сорвался с карниза, присыпанного влажной хвоей. На обратном пути свело мышцы ног, и пару часов, растирая одеревенелую икру, я просидел на скале.
Тут я обнаружил, что страдаю боязнью высоты.
Раньше посмеивался над отцом: он опасался забраться даже на приземистую сараюшку. В Крыму, где горы стали привычным антуражем, я поражался, как свободно шастают по краю трехсотметрового обрыва мои жена и сын; было это на Дырявом мысу в Мангупской крепости, вознесенной под самые облака. Мы осматривали пещерные церкви и жилища древних готов; я кое-как поспевал протискиваться в кельи, открытые прямо в бездну - чаще всего на третьей точке.
Чехов, оказывается, тоже страдал агорафобией.
Однажды по простоте душевной он приобрел именьице Кучук-Кой. Караим Синани посоветовал писателю, взявшему крупный гонорар за собрание сочинений, вложить часть денег в недвижимость: дескать, недвижимость (земля) дает дохода вдвое больше, чем ценные бумаги. Стоит почитать чеховское описание поездки в имение; крутой косогор высоко над морем, неприкрытый ужас. Понятно, почему имение скоро забросили. Понятно, почему на Белой даче комнаты напоминают тесные клетушки.
Чехову было так комфортнее.
Вот она, медаль, лежит на ладони. Она согрелась, тяжесть ее приятна, и Михаил Хергиани, надвинув шапочку на брови, с легкой усмешкой посматривает на меня. Художник В.В.Попов изваял медаль в 1989 году. Ровно десять лет прошло, как медаль появилась в доме - и не пропала, не закатилась в половую щель.
Стало быть, нужна.
Время производит селекцию вещей - это я заметил по интерьеру чеховского дома. Масса безделушек периодически накапливалась в кабинете писателя: фарфоровые свинки, японские цапли, кипы книг и Бог весть что. Осталось то, в чем читается голографический портрет хозяина. К примеру, матовый валик в стеклянной ванночке; Чехов использовал валик для смачивания и приклеивания марок. Мы обычно пользуемся языком; Чехов же не хотел распространять бациллы.
В ничтожном осколке быта - вся личность писателя.