Одно беспокойство - 2

Тамара Малеевская
ВНИМАНИЕ: рассказ "Одно беспокойство" опубликован в сборнике «Душенька», Брисбен 2006 г., а также в лит.-журнале «Жемчужина» (отрывок) № 28, 2006 г.


     Фрося бушевала несколько дней: дескать, пусть у сосед-ки поживёт! Всё равно долго у неё не задержится: без денег-то Верка его скоро выгонит, а тогда и спесь с него слетит. Даже в окно со злорадством поглядывала - самой хотелось увидеть, не слоняется ли где на улице Федот.
     Но Федота нигде не было видно, и в конце недели Фрося сильно затосковала.
     - Выгнать-то я его выгнала, Настасьюшка, да ведь, шутка сказать, с большим трудом Федот мне достался: своими стараниями отбила его у одной. А хлопот было сколько! Ой!
     Настя тяжело вздохнула: «Хлопоты, хлопоты!» Втайне она была рада, что поездка на Чёрное море не состоялась. Она привыкла жить спокойно, не спеша. А здесь такое творится! Ей вспомнился дом...
     К утру Фрося совсем пригорюнилась: Федот не появлялся, жизнь начала терять для неё всякий смысл.
     - Свои же детки заедят меня теперь, не замедлят от деньжат освободить: они всё бизнес норовят завести какой-нибудь. А и то сказать, давно мне на тот свет пора, и деньги незачем...
     - Ты чего о печальном-то заговорила? - всплакнула сердобольная Настя; она очень сочувствовала Фросе, но и Федота ей было жаль.
     - Ну, а коль помру, кто меня хоронить будет? - не унималась Фрося. - И надеть-то мне будет нечего. А нынче всё это... ой, как красиво обставляют!
     Утирая слёзы, Настя пошла осматривать Фросин незатейливый гардероб. Перебирая одежду, на Фросю нахлынули воспоминания, тут даже она прослезилась: вот в этом пёстром платье прошла её золотая молодость, в нём же она впервые встретилась с Федотом; а в тёмно-синем ей, ударнице труда, вручали почётную грамоту... Но в общем, было ясно, что покупка нового платья совершенно необходима.
     - Приехала бы ты лучше к нам, в Австралию! – неожиданно сказала Настя, и, помолчав немного, добавила как бы нехотя: - у нас... такие вещи... можно заранее устроить. Коль деньги есть, по первому разряду всё сделают.
     Фрося встрепенулась:
     - Ан, нет! Тоже, сказала! И у нас теперь, кого хошь за деньги сделают - и гроб тебе привезут, поставят, и цветы, хоть и пластиковые, организуют... Даже наряд заранее справить можно. Айда по магазинам!
     Настя смотрела во все глаза на престарелую подругу своего детства и только диву давалась. Волшебные слова - «наряд», «магазины» - сделали то, что Фрося ожила буквально на глазах: глаза заблестели, казалось, она даже помолодела. Не прошло и часа, как они обе, под руку и слегка раскачиваясь, направлялись к станции метро...
     Фрося с Настей исходили Тверскую вдоль и поперёк. Хотя суть их поездки в город оставалась той же, но печаль неизбежной участи всех смертных моментально забылась, точно её и не было. Конечно же, первым долгом Фрося повела Настю в Елисеевский магазин - так, порядка ради: знайте, мол, наших. Потом во все магазины больших и малых московских закоулков и переулков, что встречались на их пути. И куда только девались Фросины больные ноги, одышка, артрит, радикулит? Как ни в чём не бывало, она резво перебегала из одного магазина в другой, от одного прилавка к другому, от некоторых она подолгу не отходила.
     Семеня старческой походкой, Настя едва поспевала. От движения, от массы людей, от всего незнакомого - у неё шла кругом голова. Она не помнила, как они с Фросей оказались на Манежной площади, как спустились в магазины «подземного царства», как, постояв возле какой-то витрины, Фрося решительно вошла внутрь магазина и вскоре вышла оттуда с пакетом в руках. Но когда они снова поднялись наверх, к фонтанам и статуям, когда Фрося сказала, что неплохо бы ещё слетать на Арбат, у Насти подкосились ноги. Хорошо, что какой-то паренёк успел подхватить её и посадить на скамейку.
     Фрося оказалась на удивление сговорчивой:
     - Что ж, можно и домой. Одно важное дело уже сделано.
     Вид у Фроси был торжествующий, она была явно довольна собой. Однако, сообразив, что Настя уморилась и что ей надо отдышаться, Фрося вытащила из кулька припрятанный бутерброд и небольшую бутылку с соком. А через полчаса подруги не спеша, под руку и слегка раскачиваясь, направлялись к станции метро.
     Тайна Фросиного пакета обнаружилась дома, сразу, едва они вошли и закрыли за собой дверь.
     - Ну, как на мне платье смотрится? - спросила Фрося, подходя к зеркалу и прикладывая к себе кружевное платье-видение с матовым блеском, цвета слоновой кости.
     Настя надевала в прихожей тапочки. Увидев обновку подруги, она застыла в из умлении, с туфлей в руке.
     - Мамочки... - протянула она в восхищении, - как на старинной картинке: ни дать, ни взять, невеста!
     По лицу Фроси пробежала тень.
     - Не было у меня красивой свадьбы - уходом венчалась, лучше и не вспоминать! А уж какой я была... - вздохнула она с горечью. - Зато похоронят в красивом! - и Фрося, повернувшись перед зеркалом, подбоченилась, как двадцатилетняя.
     При последних словах подруги Настя вдруг поморщилась.
     - Ты, Ефросиньюшка, платье-то надела бы, - проговорила она, снова лаская глазами и ладонями несказанно красивые воздушные кружева. - Примерить надо: а ну, как рукава окажутся короткими, или платье вовсе не налезет... Что делать-то потом, когда ... ? - нет, нет, последнее, страшное слово Настя не могла произнести.
     - И то правда, - кивнула Фрося, - детушки мои не станут перешивать. Скорее, себе возьмут.
     Платье пришлось впору.
     - Ах, какая красота! Какая красота! - приговаривала Настя, поворачивая Фросю во все стороны; и вдруг с грустью добавила: только жаль, что тебя никто в нём не увидит.
     - Да как же? А гости?
     - Гости-то, гости, а вот ты себя в этом платье не увидишь...
     До самого вечера просидели подруги, рассматривая и с наслаждением поглаживая обнову, обсуждая её так, как будто одна из них собиралась на свой первый бал.
     - А ведь, хорошо, что Федота нет, - сказала Фрося, - с ним одно только сплошное беспокойство! Ещё вопрошать бы меня начал: сколь, мол, за платье дала? И это после того, как я за него, изверга, штраф заплатила! - вспылила Фрося: - а я, может, после ударниц-то, у новых русских уборщицей работала! Вот и потрачу теперь на себя последнее...
     Время от времени разговор неизбежно касался житейского.
     - А тебя не обманут, коль деньги за ... наперёд заплатишь? - осторожно спросила Настя, стараясь не произносить страшного слова.
     - И-и... - засмеялась Фрося, - меня им не обставить! Кузьму-то дёшево похоронили, а я велю похоронщикам для меня гроб получше привезти.
     - Как, привезти? Куда привезти? - в недоумении округлила глаза Настя.
     - Не к соседям же! - язвительно усмехнулась Фрося. - Ясное дело, сюда. А то ещё упрут...
     Ничего не понимая, Настя смотрела выпученными глазами на подругу:
     - Что творится-то! Век живу, а никогда такого не слыхала...
     - Цветы пластиковые завтра с тобой выберем, - деловито перебила Фрося. - И тогда, считай, всё готово.
     Насчёт «выберем», это Фрося для красного словца сказала: ничего она не даст выбирать Насте, с её вкусом. Она уже в точности знала, что всё будет, как в американском сериале «Санта Барбара». Оттуда, кстати, она взяла идею платья. Вдруг Фрося посмотрела на часы, живо оставила свою обновку и рысцой побежала включать телевизор.
     - Да это же наш сериал! - ахнула Настя. - Его у нас в Австралии показывают!
     В течение благословенного часа завороженные взоры престарелых подруг тонули и растворялись в далёком, захватывающем мире пленительных улыбок, ненавидящих глаз, буйно-цветущих роз, лоснящихся лиц актрис, в шелках с утра до вечера, и элегантных, заказных убийств. Хоронили одного из героев. Вдруг Фрося в волнении привстала с дивана:
     - Вот они, цветы-то! Смотри: оранжевые, с кремовым, - тыкала она пальцем в экран, - вот, точно такие цветы должны быть на моём гробу!
     - А чего же не белые? – простодушно спросила Настя.
     - Нет, нет, и нет! – начала горячиться Фрося, - только оранжевые, с кремовым!
     Дня через три в квартире у Фроси появился огромный, роскошный букет - точно такой, как они с Настей видели на «Санта Барбара». Конечно, в той красивой жизни букет был настоящим. Но и этот, пластиковый, хорош, ничего не скажешь. Больше о белых цветах Настя не заикалась. А в конце недели привезли и поставили гроб – красивый, полированный, с белой отделкой внутри, совсем как в сериале. И джентельмены, которые заносили его в квартиру, - конечно, свои русские ребята! - тоже как из американского фильма вышли: все в чёрном, серьёзные; сами предложили передвинуть мебель, чтобы временно поставить гроб у стены. Уходя не забыли клиентов поблагодарить...
     Конечно, без любопытства соседей тут никак не обошлось. Не говоря уж о Вере Карповне. Ведь, это она подослала Федота узнать, кто умер в 9-й квартире. И вообще, выяснить, не пора ли ему с Фросей в деньгах разобраться. Но у Фроси на это был короткий сказ: завидев своего бывшего супруга, она с треском захлопнула перед его носом дверь.
     К тому, что в квартире ни с того, ни с сего, появился гроб, Насте трудно было привыкнуть, - труднее, чем к цветам или платью. И всё же, из чисто практических соображений на четвёртый день она сказала:
     - Фрось, а, Фрось, а он-то... хоть и фирменный, а всё же надо проверить: а вдруг окажется коротким? Что потом-то делать..? Ведь, не поменяют!
     - Дело говоришь, - одобрительно кивнула Фрося и пошла в кухню за стулом.
     Но не так просто забраться в гроб, когда человеку седьмой десяток на исходе, когда в его теле, где ни тронь, везде - артрит, радикулит... А Настя никак не решалась помочь.
     Наконец, с грехом пополам, Фрося улеглась. Поёрзала, чуть повернулась: вроде бы ничего, размер подходящий. Настя стояла поодаль и с тоской поглядывая на происходящее. И вдруг, прижав платок к глазам, начала тихонько всхлипывать.
     - Ну, чего ещё? – подняла голову Фрося.
     - Да уж очень всамделишно, - смутилась Настя, вытирая глаза.
     - Ты бы лучше совет толковый подала. Как я, к примеру, смотрюсь?
     - Ну, коль на то пошло, - нерешительно проговорила Настя, - ты бы лучше в платье... примерялась-то. И с цветами. Да и выдвинуть его... - тут она едва не поперхнулась, - на средину комнаты не мешает...
     Фрося опять подняла голову и с любопытством посмотрела на Настю. Впервые в её глазах мелькнуло выражение, граничащее с уважением к мнению подруги.
     - А ну, подсоби! - властно подозвала она Настю. - Попробуем, как ты говоришь...
     Часа два возились подруги над художественным оформлением. Наконец, всё было готово: комод сдвинут в сторону, гроб посреди комнаты, и в нём – разодетая, чуть подкрашеная Фрося, с венком на голове, который смастерили в последнюю минуту. Настя стала обходить гроб со всех сторон, критически осматривая всякую мелочь.
     - А ну, повертайся чуть влево, - скомандовала она, отойдя к двери. - Нет, не годится. Лучше в мою сторону. Да не так... лицо только, самую малость! Цветы выше подтяни. Теперь отодвинь дальше...
     Настя отошла к порогу.
     - Когда гости войдут, надо чтобы ты уже из двери хорошо смотрелась...
     Наконец, больше ни к чему нельзя было придраться, казалось, что Настя была удовлетворена: более «всамделишных» похорон уже при всём желании не сделать, её даже до слёз пробрало. Она снова потянулась за платком, послышались тихие всхлипывания...
     - Ты что, меня заживо оплакиваешь? - сердито зашевелилась Фрося.
     - Красота же необыкновенная! - уже откровенно, навзрыд расплакалась Настя. - Какая жалость, что ты себя... такой вот... не увидишь. Кабы фотографию сделать на память! Хоть посмотрела бы на себя... Столько беспокойства, и всё заздря: потом всё другим достанется.
     При слове «другим» Фрося живо встрепенулась, в ней проснулось природное чувство собственничества.
     - Стой, Настасья! И на это есть управа.
     Просить Насю помочь выбраться из ... Фросе не пришлось: позабыв всякий страх, подруга её уже опередила.
     - А кружева-то, а складки! Ведь, порвёшь всё, окаянная! - суетилась Настя вокруг страшного места.
     Но Фрося её не слушала, она уже повисла на телефоне - битый час какого-то Ёську-фотографа к телефону требовала. Наконец, добилась.
     - В пятницу, ровно в полдень. Да, похороны! Что, не можешь? Ничего, фильмач, твои дела подождут. А покойница ждать не привыкла! Ясно, что заплачу. Послушай, Иосиф, если ты... так ведь, я и с того света могу... Значит, так, - добавила Фрося уже миролюбивым тоном, - чтобы всё было, как в фильме: с лампой, или как её там, и в анфас, и в профиль, и непременно «Панасонькой»! Ладно, завтра получишь задаток. Ладно, изверг, сейчас...
     - Ты куда? Совсем спятила! - всплеснула руками Настя, увидев, что Фрося метнулась в прихожую, - а ну, как он тебя потом признает?
     Фрося на минуту задумалась. И вдруг неожиданно проговорила:
     - Отчего бы мне не послать тебя, Настасья Марковна?
     Настя только охнула и без сил опустилась на диван.
     - Впрочем, где ты видела, чтобы «покойников» без надобности рассматривали? - усмехнулась Фрося. - А Ёська, он же без денег всё равно не пойдёт. И потом, разве у меня не может быть сестры?!
     Тут Фрося накинула старую шаль, подоткнула волосы, надвинула на лоб косынку, и преувеличенно-шаркающей походкой не спеша вышла из квартиры.
     Оставшись одна, Настя, старалась не смотреть в сторону комнаты, где стоял ... Бедная женщина даже в мыслях не могла произнести страшное слово. Она поскорее прошла на кухню и плотно прикрыла за собой дверь. «Страсти-то какие! - нервно бренчала она посудой, - и как только Ефросинья от всего этого не устаёт?»
     Однако, долго грустить Насте не пришлось, – не прошло и часа, как опять хлопнула входная дверь.
     - Достала фотографа! - торжествующе объявила Фрося. - Теперь Ёська от меня не уйдёт! И чего ему было ныть? Всего на полчаса работы. Теперь, Настасья, слушай внимательно, тут твоя помощь необходима: в пятницу мы с утра всё приготовим, и ты поможешь мне улечься в ...
     Против воли Настя крепко зажмурила глаза. Фрося нетерпеливо отмахнулась:
     - Ладно, прекращай... Ну, так вот: как уложишь меня, не забудь проверить, чтобы я со всех сторон хорошо смотрелась! И ровно за 10 минут до прихода Ёськи приоткроешь входную дверь. А сама на кухне сядешь. С деньгами. Но об этом после...
     Ни Фрося, ни Настя не заметили, как шальная неделя подошла к концу и как, наконец, забрезжило утро пятницы. С утра подруги навели в квартире порядок и стали ждать: Фрося заблаговременно в гробу устроилась, Настя - на стуле, неподалёку. Тихо переговаривались. Вдруг Фрося вспомнила, что ещё не передала Насте деньги для фотографа.
     - Возьми-ка ты, дорогуша, на комоде рыженький свёрток: задаток свой Ёська уже получил, а там остальные деньги - то, что ему за полчаса трудов полагается, и ни на копейку больше. Да только денег ты ему раньше времени не давай: ещё сжульничает... И последнее: часы на комоде поверни в мою сторону - я исподволь следить буду, чтобы он своё положенное время честно отработал.
     Вдруг на лестнице послышались чьи-то шаги. Настя мигом убралась со своим стулом на кухню, потом приоткрыла дверь. Однако, скоро на лестнице всё смолкло.
     - Смотри, чтобы Федот в открытую дверь не вошёл! – донёсся сдавленный шёпот из комнаты. - Верка-то его выгнала...
     Настя хотела что-то ответить, но в эту минуту раздался лёгкий стук. В панике, она захлопнула было дверь и накинула цепочку, но потом опять осторожно приоткрыла: так и есть, фотограф пришёл раньше времени! От волнения Настя что-то бессвязно пробормотала, но, делать нечего, пришлось его впустить.
     Впрочем, напрасно она так переживала, - не было ещё в жизни Фроси случая, чтобы её застали врасплох. Смекнув, что произошло, «покойница» сейчас же придала своему лицу величественное, торжественное выражение. И – замерла...
     Иосиф оказался удивительно симпатичным молодым человеком. Высокий, худой, курчавый, с бледным лицом, он молча и сдержанно, но до того же приветливо и сочувственно кивнул Насте, что покорил её совершенно. С тайным любопытством Настя стала за ним наблюдать: Фрося велела ей примечать, с каким фотоаппаратом на шее придёт Ёська, потому как если не с «Панасонькой», по договору, то она и платить ему не станет. Однако, сколько Настя ни старалась, ничего у неё из слежки не получалось: «Так я же с тефникой не разбираюсь! - лихорадочно стучало в её мозгу, - «куда и смотреть-то не знаю...»
     Между тем фотограф начал устанавливать лампу на высоких, как у жирафа, ногах, потом протянул через всю комнату провода. Но вот он опять подошёл к лампе и зачем-то приделал к ней белый атласный зонтик. «Совсем как что-то потустороннее!» - встревожилась Настя. И вдруг - батюшки-светы: Ёська натянул на колпак лампы белую заслонку и зажёг прожектор! Тут простодушие Насти не выдержало, с суеверным ужасом она попятилась вон из комнаты.
     Это было как нельзя кстати, потому что человеку высокого роста далеко не так просто обходить в маленьком помещении объект съёмки со всех сторон. Изредка он приседал с фотоаппаратом, или же, наоборот, вытягивался с ним куда-то вверх, стараясь при этом осторожно переступать своими длинными ногами так, чтобы не запутаться в проводах, чтобы ничего не зацепить, не опрокинуть. Иосиф работал не за страх, а за совесть: он был мастер своего дела и, как истинный художник, добиваясь нужного эффекта, ставил то один фильтр, то другой, то переставлял линзу, то передвигал прожектор. Понятно, что в таком увлечении легко было не заметить время.
     Следить за временем могла одна только Фрося. И она следила. Зорко. Да вот беда, положение её было безвыходным. Когда до конца съёмки оставалось минут пять, она поверила, наконец, что Иосиф в общем-то человек честный и раньше времени не уйдёт. Но вот, стрелка часов подошла к концу срока. Пора прекращать. А Иосиф, как ни в чём не бывало, продолжал снимать. Прошло уже минут десять сверх положенного, Фрося начала не на шутку волноваться: платить же придётся, а у Насти - копейка в копейку, денег-то за «полчаса» работы! Наконец, часы показали, что Ёська снимает лишних двадцать минут. У Фроси засосало под ложечкой: - «Что делать-то? И как это Настя не догадается ему напомнить?» Ещё немного, и ему придётся заплатить за целый час, - не обижать же парня! А она, как на грех, со своими похоронами уже порядком поизрасходовалась. Не признаваться же Насте, в самом деле, что у неё денег в обрез...
     - Сынок, а, сынок, - не выдержав, проговорила вполголоса Фрося. - Ты уж кончал бы... Боюсь, твоя работа мне очень дорого обойдётся...
     Второй раз в течение месяца страшный крик огласил квартиру № 9 на третьем этаже.
     В комнате послышался грохот, что-то упало. Запутавшись ногой в проводах, Иосиф ползком, волоком протащил по коридору разбитый прожектор, выбил туловищем дверь и, прежде чем из квартир успели выглянуть соседи, со стоном полетел кубарем с лестницы вниз...
     - Настя, а, Настасья! - позвала Фрося из комнаты, - подь сюда, дорогуша!
     Настя осторожно выглянула из-за двери кухни: «покойница» сидит жива-невредима, поёживается. Только на полу беспорядок.
     - Экое наказание! - сердито заворчала Фрося. - Сам же и виноват! И чего ты, Настасья, не погнала его раньше? Теперь хлопот не оберёшься!
     Но хлопоты начали тучей собираться на горизонте ещё до того, как Настя изловчилась и сумела, наконец, подсобить Фросе выбраться из ...
     Как и положено, первой в квартиру вошла милиция. Потом, неизвестно зачем, появились санитары. Посторонних в 9-й номер не пускали, поэтому соседи толпились на площадках всех этажей и довольствовались тем, что им передавали с третьего.
     Минут десять блюстители порядка ничего не могли понять. Значит, соседи тоже. И всё потому, что, при всей своей природной сварливости, Фрося - отдать ей должное - была смирным человеком. А тут вдруг такое...
     - Моя квартира! - гулким эхом разносился возмущённый голос Фроси по всем этажам. - Что хочу, то и делаю! Я же не собиралась его обобрать. Ясное дело, заплачу, сколько положено. И нечего мне тут...
     Довольно долго милиционеры осматривали Фросину квартиру, потом опрашивали соседей, потом составляли протокол. А потом стояли и раздумывали: приписать ей «хулиганство», как это недавно сделали Федоту, с одной стороны - ненужная возня и, в общем-то, нелепо. Но с другой стороны - бойкая старуха нарушила общественный порядок. А потому - хорошего штрафа ей не избежать...
     Под вечер всё утихло. Сидя в маленькой кухоньке, Настя, покряхтывая и стараясь не думать о злополучном дне, наливала себе и Фросе чай. Вдруг на лестнице послышались шорохи, дверь приоткрылась и в проёме показалась голова Веры Карповны:
     - Ай-ай-ай, страсти-то какие, несусветные! Нехорошо оставлять человека в таком горе одного, - заворковала она и протолкнула вперёд себя Федота. - Вас с Фросей постигла одинаковая участь, вот и утешайте один другого! - сказала, и исчезла за дверью.
     А Федот, что? Он, как ни в чём не бывало, прошёл на кухню, присел к столу на своё любимое место, потом не спеша достал из-за пазухи смятую газету и углубился в чтение.
     Не прошло и минуты, как Фрося уже суетилась по хозяйству: что-то разогревала на плите, что-то доставала из холодильника...
     - Ладно уж, так и быть, - проворчала она со вздохом, пододвигая мужу неизвестно откуда взявшуюся стопочку «родненькой». - И то ведь, селёдочку без выпивки никак нельзя!

     С лёгким сердцем улетала Настя в Австралию.
     Федот с Фросей и в самом деле помирились. Но самое любопытное было то, что, как и в прежние годы, они оба опекали Веру Карповну.
     Под крыльями самолёта исчезала из виду Москва, и потому неизбежно было, что грусть налетит невидимой тенью и, словно нечаянно, коснётся своим крылом лица Насти.
     «Но в общем, - старушка невольно прикрыла усталые глаза, - хорошо, что вся эта суетная жизнь позади: в гости-то хоть и хорошо...  а всё же - экое беспокойство!»

                Тамара Малеевская. Брисбен.