Глава 21
Где Санька беспокоится за русскую миссию в Париже
Ночь прошла в тревожном ожидании. Я спал плохо, постоянно просыпался, пытаясь понять, где нахожусь. Мучили мысли о том, что же будет, когда антипатия княжны к королю раскроется. Интересно, нас сразу зарубят или оставят на сладкое? И вообще, зачем мы ехали сюда столько времени, тратили силы, калории, рисковали жизнью? Неужели моя дерзкая вылазка на скутере окажется бесполезной?
Правда, пораскинув немного мозгами, я пришёл к выводу, что ничто не проходит даром. Может быть, я послужил инструментом истории — Провидение, забросив меня сюда, жаждало именно таких действий по спасению французской монархии. А княжна... Что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь из русских княгинь, кроме Анны Ярославны становился королевой Франции... Кстати, очень интересно — я реально могу менять ход событий? Или всё предрешено? Я замечтался, представив себе, как меняются школьные учебники из-за моих скромных поступков. Вдруг я прилечу обратно в своё время, а там меня ждёт монархия, которая никогда не прерывалась? И в моей стране живёт триста миллионов человек, Великой Отечественной войны, гражданской войны, революции и эммиграции не было, а Соединённые Штаты боятся, что их сделают губернией Российской Империи...
- Вставай, Санька! - Поликарп активно тряс меня за плечо. - Пора на службу идти! Князь зовет.
- Какую службу? - не понял я спросонок. - Мы же отдыхаем после похода...
- Латинскую службу. Месса называется. Нужно нам всем быть. О мире и единении молится будем.
- Как так? - от удивления я моментально проснулся, сел на кровати и стал тереть глаза. - Разве могут православные с католиками вместе на одной службе быть?
Поликарп недоумённо пожал плечами:
- Не понимаю я, о чём ты говоришь, друг. Мы братия во Христе, что нам может помешать?
- А как же раскол 1054 года? - воскликнул я. - Византия и Рим друг друга прокляли и всё такое...
- Дела Византии, - поджал губы Поликарп, - мы разбирать не будем. Хватит рассуждать, богослов! Пойдём! Покуда ты князю служишь, должен с ним быть.
Честно говоря, пока я одевался, у меня был культурный шок. Я давно размышлял над тем, что разделяет две великие церкви. И не мог найти ответа. Таинств и там и там семь, и католики и православные верят в Пресвятую Троицу, Христа и Богородицу, в святых и почему-то до сих пор не могут соединиться. Всё ищут блох друг у друга, какие-то недочёты и ошибки выискивают.
Внезапно я вспомнил одну статью, которую читал когда-то в Интернете. Там говорилось о том, что те места, где великие православные святые хулят католиков — это позднейшие вставки текста, сделанные в 15 веке. Когда, собственно, и появилась идея Империи, преемницы Византии. Трудно себе представить преподобного Феодосия Печерского, который плакал, когда вынужден был делать замечания братии, столь нелюбовно клеймящего «латинян»...
А куда спрятать высказывания великих восточных святых, которые во всеуслышания исповедовали первенство римского папы? Да что там и говорить — сам Господь сказал своему апостолу: «Паси моих овец, Петр». Думаю, это была не игра слов, а конкретное назначение видимого главы земной церкви. Конечно, можно найти массу хитрых, многословных и даже внешне благочестивых аргументов против этого, но... Когда два брата хотят помириться, нужно мириться, а не считать обиды и различия.
Все эти мысли молнией промелькнули в моей голове. Если честно, сходить на мессу мне всегда хотелось, но было страшно. В моём городе был костёл, но я туда ни разу не заходил. Вдруг выгонят?
...Король выглядел сегодня гораздо лучше, чем вчера. Он был свеж и подтянут, а его глаза так и стремились куда-то ввысь. Видно было, что вера для него — не пустой звук и не церемония. Суровый епископ Сугерий шёл по правую руку короля, одарив нас своим рентгеновским взглядом. Княжна была нынче гораздо веселей, чем вчера — в уголках её глаз притаились задорные морщинки, она вся словно светилась. А Мономах казался постаревшим и не таким величественным, как обычно. Он немного горбился и волочил ноги. Недобрый знак. Как бы нам не ждать сюрпризов в ближайшее время...
- Готовьтесь! - прошептал я Игнату и Васильку. - Сдаётся мне, что сегодня нас ждут некоторые потрясения.
- В смысле? - удивился здоровяк Игнат. - Что за потрясения?
- Пока сказать не могу. Просто будьте начеку. Не расслабляйтесь.
Мы вошли под своды базилики Святого Стефана. Спустя некоторое время её не станет — здесь воздвигнут знаменитый собор Парижской Богоматери. Так что я вижу, так сказать, эксклюзивные кадры. Жаль, фотоаппарата нет — вот было бы открытие для научного мира. Впрочем, никто бы не поверил.
Возле дверей все стали креститься, смочив пальцы в небольшой чаше, укреплённой на стене. Крестились непривычно, слева направо, всей ладонью. Внутри был полумрак, горели свечи, видно было внушительное деревянное распятие над Престолом и длинные ряды скамеек. Сидеть в церкви для меня было непривычно, но... Король и его свита смело двинулись вперед, а мы пошли за ними.
Служил сам епископ — он вёл мессу по-латински. Прихожане, в том числе и сановные, принимали активное участие. Говорили что-то в ответ священнику хором, жаль я не понимал, что именно. Пели какие-то мелодичные гимны, вставали и садились в нужных местах, накладывали на себя крёстное знамение. Потом было чтение святого Евангелия — все встали, а мальчики в белых плащах до пят подали епископу кадило. Он покачал кадилом над книгой, после чего перекрестил себе лоб, рот и сердце.
В принципе, части мессы были мне вполне понятны — они мало чем отличались от православной литургии. Та же последовательность молитв и песнопений. Правда, здесь не было разделения зала Царскими вратами, поэтому процесс пресуществления Хлеба происходил на глазах народа.
Когда прихожане отправились причащаться, я во все глаза смотрел, пойдёт ли наш князь к Престолу. Князь пошёл, а многие воины из нашей дружины — нет. Я прошептал Васильку:
- Ты пойдёшь?
- И рад бы причаститься Телу и Крови Христовой, да грехи не дают. Душегубствовал я.
- Так то ж в бою...
- Всё равно.
По окончании мессы князь отозвал короля в сторону и позвал поговорить куда-нибудь в отдельные аппартаменты. Я всё слышал, поскольку находился недалеко от них. Ну вот, начинается! Теперь жди беды! И чем только думают эти женщины? Что хотела увидеть Агафья, когда ехала в далёкую чужую страну? Удальцов в косоворотках и лаптях? Что тут все будут плясать вприсядку и петь русские народные песни? Ясно же было, что тут чужие обычаи, другой язык. Думаю, что князь вряд ли заставлял княжну ехать сюда. Это вам не времена Ивана Грозного, когда мнения женщин уже перестали спрашивать и когда вовсю расцвело «теремное» заточение жён. Здесь, в домонгольской Руси женщина была подругой и спутницей жизни, а не рабыней.
Король с князем пошли во дворец. Я кинул взгляд на Василько и Игната. Они едва заметно кивнули, Игнат многозначительно погладил рукоять меча. Я оглядел других ратников — видно было, что весть о том, что нужно быть настороже, уже разлетелась среди дружины.
Что же делать? Сейчас король разгневается, придёт в неистовство, прикажет нас всех хватать... Впрочем, Мономах — мудрый дипломат, умеет так сказать, чтобы другого не обидеть и себя не потерять. Да и королю ни к чему ссорится с заезжими подданными достаточно сильной страны. Надеюсь, переговоры пройдут на высшем уровне...
Минуты тянулись как часы. Когда, наконец, двери Консьержери распахнулись, я невольно дёрнулся. Оглядев лица Мономаха и Людовика, я отметил, что обе царственные особы довольны до соплей. Король улыбался как человек, сбросивший тяжкий груз с души, князь Владимир и вовсе лучился радостью, словно солнце. Князь, проходя мимо нас, хлопнул меня по плечу, а Игната ткнул в живот, не в силах сдержать веселья.
После мессы был чинный обед, непохожий на тот разудалый пир, что состоялся после взятия Парижа. Король и сановники были учтивы и даже демонстрировали вполне хорошие манеры. Конечно, до небывалых тонкостей этикета им было далеко, но, по крайней мере, они не напоминали дикарей из леса, одетых в камзолы.
Агафья по-прежнему не поднимала глаз, его Величество старался не смотреть в её сторону. Как сказали бы опытные свахи, «молодые смущались». Впрочем, сдаётся мне, что это смущение отнюдь не предбрачное...
Когда обед закончился, мы отправились в свои аппартаменты. По дороге князь склонил мою голову к своей и шепнул:
- Зайди ко мне.
Обождав, пока все улягутся отдыхать после еды, я отправился к Мономаху. Он доверительно зашептал:
- Дочери моей жених не по сердцу пришёлся. Не занравилось ей, как здесь себя люди ведут...
- Но ведь сейчас они себя вели хорошо, - пробовал возразить я.
Князь хмыкнул:
- Такие повадки можно приглушить, но не скрыть. Я и раньше всё знал, но дружба нам в Европе позарез нужна. Думал — стерпится-слюбится...
- А ведь я всё слышал, князь-батюшка, - не сдержался я. - По коридору гулял и подслушал нечаянно. Сегодня весь извёлся — думал, что нас прирежут в полном составе...
- Да всё обошлось! - хлопнул меня по руке князь и захохотал. - Я и сам как на иголках был, покуда мне король не объяснил кое-что...
- Что именно? - насторожился я.
- Да есть у него возлюбленная, графиня Аделаида Савойская. Сохнет наш король по ней, сам не свой ходит. Даже не знал, как нам сказать — ведь сперва мы сватов послали, а уж потом он в неё влюбился...
Эти древние времена — самая настоящая засада! Целый месяц хреначить по полям и лугам, махаться с венгерскими боевиками, чуть не сложить головы от немецкой гопоты, ползти по чешским горам и дубравам, переправляться через бурные реки и ручьи... А всё для чего?! Чтобы услышать, что его Величество втюрились в какую-то там графиню! В моём времени достаточно было лишь поставить статус в «Одноклассниках» - «влюблён в Аделаиду Саксонскую». И через три минуты об этом знала бы каждая собака в радиусе земшара.
...Уходя от князя, я услышал негромкий блезненный стон из комнаты, где, по моим подсчётам, должны были жить телохранители Мономаха. Что за дела? У нас есть раненые? Я решительно распахнул дверь... И обомлел — на меня смотрели страдальческие, глубоко запавшие глаза моего современника Жака. Напротив него сидел княжеский телохранитель Федот. У Жака была перевязана голова, а Федот явно старался помочь несчастному.
Я раскрыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но тут позади я услышал какой-то шум. Резко обернувшись, я увидел князя Владимира. Он испытующе посмотрел на меня, потом пояснил:
- Мы нашли его на улице. Раздетого, без сознания.
- Но ведь он...
- Я знаю. Он ратовал за то, чтобы нас отравить. Заключенные воины графа де Пюизе во всём признались. А камердинер указал именно на Жака.
- Но зачем тогда...
- Не могли же мы оставить его умирать, как собаку? Потом, все мы заблуждаемся. Кто знает, может Бог рано или поздно осветит сердце этого человека...
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/03/12/1369