НА СНИМКЕ: четверо бывших молодых учителей, попавших служить в нашу дивизию по окончании педагогических институтов и допущенных к сдаче экстерном экзаменов на звание младших лейтенантов запаса. Слева - аатор этих записок Феликс Рахлин, справа - его однополчанин Иван Харитонович Оленченко. Фамилий обоих младших сержантов, приехавших в наш гарнизон, где была организована для всей четвёрки сдача экзаменов, я не запомнил. Фото - на память после сдачи в один день всех восьми экзаменов. Через четыре месяца, получив приказ об увольнении в запас, мы наденем погоны младших лейтенантов и уедем домой. История, описанная ниже, произошла в период моей подготовки к сдаче экзаменов.
* * *
Я потерял свою ложку. Обыкновенную ложку из лёгкого сплава белых металлов – такие выдавали каждому солдату. Вообще-то их выдавали по две штуки, но одну было положено держать в вещевом мешке на случай выезда по внезапной тревоге. И воспользоваться ею было опасно: вдруг посеешь и вторую? Именно такая беда случилась со мною: у меня не осталось ни одной.
В солдатской столовой таким «сокровищем» тоже невозможно было разжиться, поскольку там водились только дюралюминиевые миски, бачки и чайники. Ну, не станешь же хлебать прямо из этой посуды! Не пёс ведь какой, всё-таки, а звучишь гордо – правда, это пока ты при ложке. Без неё же остаётся только сидеть и ждать, пока кто-либо из ребят, самый спорый, покончит с едой – и униженно просить: «Слышь, керя (или ещё лучше, земеля), дай мне ложку: порубать… Давали, но – неохотно: в силу естественной человеческой брезгливости. Ты и сам, по той же причине, должен её сначала помыть для себя. А потом, из вежливости, после себя. Только всё равно хозяин ложки её тут же, на твоих глазах, перемывает… Уж такова свинская человеческая природа!\
Сказать по правде, я этих ложек за два года службы потерял штук пятнадцать. Да и не один я был такой. Дело в том, что носили мы их – знаете, где? А вот и нет, вовсе не «за голенищем», - тоже мне, нашли самое гигиеничное место! Нет, ложку держали в кармане солдатских шаровар – среди крошек махры и рядом с припрятанной от вороватых товарищей баночкой асидола для чистки пуговиц. Чтобы удобнее было, обычно легко гнущуюся рукоятку загибали плотно к её же середине. Получался держачок, им зацепляли за край кармана, а «едовая» часть – та, что и делает ложку ложкой – находилась внутри. Вот это – гигиена!
Но ведь солдат всё бегает – по слову нашего генерала, «как солёный заяц»: то – кросс, то – наряд какой-нибудь: через день – на ремень, через два – на кухню.. А занятия по «физо», где приходится и с высокой вышки прыгать в песок, развивая смелость, и на турнике висеть вниз головой. И не заметишь, как её, родимую, где-то обронил. Тогда спешишь в военторговскую лавку, за свои кровные покупаешь замену.
И как раз ко времени той последней потери в нашем Военторге запас ложек кончился. Купить было негде. А тут ещё весь полк выехал на полигон, оставив на зимних квартирах считанных людей – меня в том числе. У кого ни спрошу – нет ли ложки запасной? – все головами отрицательно мотают.
И только один керя, или, лучше сказать, земеля, ответил мне утвердительно: «Да, запасная есть». Но тут же засомневался:
- Только, знаешь, едва ли ты ею воспользуешься…
- Почему? – воззрился я на него с изумлением.
- Да на ней, - говорит, - слово одно написано… Из трёх букв.
- Какое такое слово? – спрашиваю, а сам думаю: «Неужто – “жид”?»
Но это опасение не подтвердилось. Он назвал мне словечко, которое часто произносят на Руси «для связки слов» и солдат, и слесарь, и интеллигент, а иной раз даже глухонемые. Употреблял его неоднократно и я, грешный, когда надо и не надо. Поэтому, отмахнувшись от предостережений, сказал кере-земеле самоуверенно: «Неси ложку»!
«Подумаешь – “слово”! – рассуждал я сам с собой, пока он бегал в казарму за моим спасением. – Это если б в натуре… Суп с таким содержимым, конечно, есть не станешь, - недаром существует в солдатском фольклоре прибаутка: «Суп “рататуй” – сверху юшка, а в середине …». Но слово – чем оно мне помешает? Я его и читать-то не буду!»
Как же я ошибся! Нельзя ведь повернуть ложку тылом к себе, опуская её во щи или кашу. А на пустом ложечном дне поневоле каждый раз, когда ешь, прочитывалось краткое русское ругательство. «Русский символ», как назвал это слово, кажется, Андрей Вознесенский или кто-то из его критиков. Едва вытащив ложку изо рта, каждый раз перед своими глазами я видел нацарапанное на её внутренней стороне охальное слово. Сам себе удивляясь, стал терять аппетит, неприязненно ожидая каждую очередную трапезу.
С каким же наслаждением я выбросил клятую ложку, когда, наконец, завезли новые в Военторг! Забросил, как говорится, «по адресу», а по какому – сами догадайтесь.
---------------
Далее читать главу 37-ю "Спасение утопающих" http://proza.ru/2011/06/25/347