Солнце в Огне http://www.proza.ru/2013/03/02/598
Благодарю замечательного, любимого певца Валерия Меладзе за виртуальную помощь в написании этой главы: Валерий Меладзе "Свет Уходящего Солнца"
ДГ15 Летописи Старого Замка 1
Мы с Ирисом делим не только постель, но и сны. Этой ночью ему приснилось, что он держит ожерелье с подвеской – большой каплей темно-синего камня с белыми разводами по поверхности. Оборванные кусочки цепи ожерелья беспомощно свисают с его рук.
И тут на столе перед ним появляется недостающая часть цепочки, и сама вставляется на место. Ирис смотрит, как ожерелье приобретает первоначальную форму, гладит засверкавший «заснеженный» камень, и шепчет со слезами: «Мама, мама...»
Он шел ко мне через непролазную грязь, он бежал ко мне от преследовавшего огнедышащего страха, и тюремную камеру в моем подземелье он предпочел всему тому, что оставил позади.
Его зовут Бурсари, и он все еще привлекателен, по-прежнему умен и образован. Но взгляд его прикован к двери, как будто она сейчас распахнется, и те, кто за ним гнались, настигнут его здесь.
Его одежда грязна и разорвана, и сидя у стены со связанными руками, он хриплым голосом отказывается от моего обезболивающего прикосновения. Но я все равно беру его за плечи, и ввожу десять процентов энергии, просто чтобы установить с ним связь.
Я смотрю в его ясные, серые глаза, и наслаждаюсь его мукой. Его страхом, его всепоглощающим чувством вины. Бурсари... Какое красивое санатонское имя. За ним скрывается целая жизнь верной службы, душевных метаний, морального падения, предательства – всего, от чего он бежал ко мне.
Подняв секиру, я замечаю, что он даже не дрожит. Сейчас я освобожу тебя от всех твоих проблем. Если бы кто-то также мог освободить меня от этой невыносимости жизни....
Дверь открывается, и Бурсари, уже окутанный туманом моей энергии, все-таки вздрагивает, и в ужасе вглядывается в темноту коридора.
Там стоит мятежный Ирис. В его глазах – тяжелые осенние дожди, невысказанность потери, скованность рамками бытия, не позволяющего человеку быть тем, кто он есть, и безысходность страха, у которого есть опасность, его верная подруга, а у тебя нет никого...
- Отпусти его, он мне нужен. Он знает, где письма моей матери.
Я не хочу нарушать наш непрочный мир, и не хочу попадать под этот непрекращающийся ливень из жгучих слез в его душе, но и не дам ему мной помыкать.
- Он мой. Он пришел ко мне умирать, и я возьму его жизнь, даже если нам с тобой придется за него драться.
Лио на секунду теряет самообладание от вида безобразного чудовища, в которое я превращаюсь в предвкушении жертвы, но тут же приходит в себя.
- Он рассказал тебе, почему он здесь?! Или только ныл о том, какой он несчастный и гонимый? Мы приходим просить помощи, когда кто-то другой бьет нас. Но искажаем реальность, чтобы тот, у кого мы пришли просить защиты, или просто легкой смерти, – тут Ирис бросает на Бурсари укоризненный взгляд - не дай Бог не подумал, что мы каким-то образом это спровоцировали!
Я не хочу знать всей истории. Но мой супруг тащит меня в трясину жизни и греха человека перед нами, и падение тем тягостнее, чем больше я сопротивляюсь.
Бурсари был летописцем при важном лице из санатонской знати. Замок, в котором они жили, имел диковинную, дурную славу, впрочем, как и его хозяин - герцог Делоникс, чье зловещее имя наводило страх на округу.
Юная дочь герцога влюбилась в симпатичного летописца. Он не смог сопротивляться ее чарам. Их тайная любовь будоражила нервы, и была как сладка, так и губительна. Девушка забеременела. Бурсари потерял голову от страха перед гневом хозяина, и сбежал туда, где, по слухам, смерть дарили быстро, нежно, и не задавая вопросов.
- Мне все равно, Ирис. - Я сбрасываю путы навязанного мне видения, и веду свою жертву в середину комнаты на плаху.
Звон меча оглушает меня практически одновременно с обрушившимся ударом. Я оборачиваюсь, и успеваю поймать лезвие руками, всадив в него как минимум одну точку невозвращения. Труберенская сталь – конечно, не удобный проводник вроде серебра, но для целей защиты вполне подошла – Ириса отбрасывает к противоположной стене, меч выпадает у него из рук, и бьет по лицу.
- Не дайте ему... выиграть... – Бурсари, в ужасе глядя на залитое кровью лицо Ириса, встает на колени, и опускает голову на плаху. – Торопитесь. Мой хозяин – черный маг. Мне нет пути назад. И вам тоже.
Я сосредоточенно поднимаю секиру, предвкушая удовольствие, когда меч вонзается мне в бок. В тот же миг Ирис хватает сопротивляющегося Бурсари, оттаскивает его к двери, и перерезает веревки.
- Где письма моей матери? – Кричит барон, тряся летописца за воротник.
- Я не знаю, о чем вы говорите!
- Письма Мителлы Лио! Они должны быть у вас.
- А, Мителлы... – Бурсари прерывисто дышит, сжимаясь под перекрестным огнем наших взглядов, и наблюдая, как я медленно поднимаюсь с пола, закрыв рану рукой. – Их забрала Осмунда... моя девушка... дочь моего хозяина.
- Которую ты предал! – Ирис вытаскивает Бурсари в коридор, подальше от меня, и возвращается в камеру. - Ты сбежал, и она сломалась. И все рассказала отцу. Если мы помедлим, - Барон Лио обессиленно прислоняется к стене, глядя на меня. - Он ее убьет.
- Никто никуда не едет. – Я угрожающе подхожу к Ирису, и хватаю его за руку. - А в тебя я сейчас отправлю энное количество точек невозвращения, и посмотрим, чей паразит сильнее.
Лио вытирает кровь с раны от меча на лбу, и впервые осознает, насколько наш поединок близок к его неминуемому смертельному исходу.
- Знаешь, в чем разница между гордыней и гордостью? Гордыня ищет всеобщего восхищения, а гордость – взаимной любви. И пока восхищение толпы тебе дороже любви, ты будешь бегать по кругу. Со мной или без меня. Твоя власть не безгранична. И ты это осознаешь. – Лио смотрит на меня, и не опускает взгляда, даже когда я сжимаю его руку, и моя энергия жжет его кожу, и потом – всего его изнутри.
Он пытается сопротивляться моей агрессивной атаке, но его паразит – более дешевый и слабый штамм, не приспособлен для таких стычек, и не в состоянии защитить тело хозяина.
Дыхание Ириса прерывается, и быстро прекращается совсем. Но он до последнего смотрит в мои жуткие светящиеся глаза, даже не мигая. И, когда он, наконец, теряет сознание, то последняя его мысль – о своем сне, и о заснеженном камне, принадлежавшем его матери, спрятанном в тайнике, который он так и не нашел...
- Я тебя не боюсь. И я не буду ползать перед тобой на коленях. – Шепчут его губы, прежде чем его сердце останавливается на трех с половиной точках невозвращения.
- Все? – Бурсари вползает из коридора назад в камеру, и вглядывается в окровавленное лицо лежащего на полу юноши. – Продолжим?
Мне вдруг становится тесно в окутавшей нас оглушительной тишине. Я ждал, что он будет просить пощады. Он знал, что наши силы не равны. На что он рассчитывал? Я ломал еще и не таких. Но, понадеявшись выжать из него признание в слабости и страхе, я не получил ничего.
Сев рядом, я касаюсь тела Ириса, и посылаю команду. Паразит с готовностью отвечает, и запускает сердце хозяина.
Мой супруг, только что подтвердивший, что достоин этого статуса, открывает глаза, и смотрит на меня каплями осеннего дождя, медленно текущими по гладкой поверхности последнего желтого листа. Но плачет он не о себе. И не обо мне. А о той, что почему-то хранит тайны его матери.
- До Тевсара три дня пути, Ирис. – Отвечаю я неохотно.
- Сделай что-нибудь. Девушка умрет – и я никогда не узнаю, где письма.
«Иммаюл. Мне нужен корабль.»
«Я так и не узнал причины поломки. На твой страх и риск, Деми».
И вот уже мы бежим к огромной черной громаде, опустившейся на равнину к югу от моего замка. Солнце в зените сверкает сияющим осознанием того, что я только что презрел свои интересы, чтобы бросить все, и преследовать интересы Ириса.
А последний держит меня за руку, и его энергия пронзает меня насквозь, наполняя головокружительным, сладким, всемогущим чувством, которого я не знал раньше.