ПОИСКИ И ПРОИСКИ
/ мартовское ретро /
Здравствуй, дорогая и незабвенная жена моя Марья Евсеевна! Я долго размышлял, как бы интересней и выразительней поздравить тебя с благородным праздником твоим и всех наших замечательных женщин. Очень хотелось придумать лично для тебя что-то оригинальное и, по возможности, необычное, такое, чтобы сначала ахнула, а после запомнила на всю оставшуюся у нас с тобой жизнь. Но в голове моей помещалось всего, чего захочешь, но только не то, что задумал.
Тогда я обратился к корешу моему Виталию Голобородько. Виталий парень головастый и к тому же не женат. Это важно в том смысле, что у холостяка больше ловкости насчёт подарков. Куда ни плюнь, всюду неженатому приходится дарить. Заприметил кого — даришь с целью заманить. Отношения устоялись — даришь, чтобы не ушла. Опыта хоть отбавляй. Но толку с ним я не добился. Из-за полного отсутствия фантазии, у него выработался стандарт: той, что на примете, — цветы; которая клюёт, но голову не теряет — духи; а потерявшей всё — перепадает самая малость от Виталькиных щедрот, вроде мороженого, кино и ста граммов... леденцов. Мне это не подошло по той причине, что между нами были уже и леденцы, и кино, и мороженое, и даже дети. Кстати, не забывай о своей ответственности за их воспитание перед обществом.
И хотя в виду всего этого я очень расстроился, но не пал духом. Кто рыщет, тот всегда взыщет. А потому желание тебя одарить меня не покидало ни на мгновение. И нужное подвернулось. Скажу сразу, потому что сама всё рано не угадаешь, Верка Куксова. Та самая Верка, которая вызывала у тебя самые благородные чувства негодования, поскольку слыла заводской модницей, надевая на себя всё самое первое: джинсы, брюки типа «галифе» / помню, твои слова: вот, гадина, и тут обскакала /, мини-юбки и макси-платья, тужурку со стоячим воротников, наподобие тех, в которых красно-белые генералы сражались друг с другом за народное счастье. Отсюда и её прозвище — Верка-Китель. Сейчас она носит чёрные лосины и так напоминает чёрную кошку, что делается страшно за того, кому она перебежит дорогу.
Так вот, стоя в печальном размышлении и буквально не представляя, каким образом тебя порадую, как вдруг возникает Верка и спрашивает о причине моей нерешительности.
– Ты чего, – интересуется Верка, – такой затурканный?
– Будешь, – отвечаю, – затурканным, когда из рук всё валится, а в голову ничего не лезет.
И в общих чертах описал своё недоумённое положение. Верка тут же засучила рукава и говорит:
– Тебе, келдыш, со мной повезло. Да и мне с тобой тоже. Давненько мужики обходят меня своими просьбами. А ведь сеять добро и всякую житейскую нужность в женском характере. Но для этого мы должны разыграть с тобой как бы сцену из жизни, как бы сделаться на короткий срок артистами. Мы должны разыграть с тобой мужа и жену, которые шастают по магазинам в поисках мне, твоей жене, стало быть, подарка. Ты вроде влюблён, и ждёшь-не дождёшься выразить это замечательное чувство в желании меня порадовать. Я же со своей стороны, как и полагается, счастливой жене, стану капризничать, выбраковывать твои предложения, в общем, делать всё, чтобы как можно ближе походить на настоящую жену. Но как только мне вещь понравится, мы тут же говорим друг дружке «адьё» и разбегаемся: ты — к жене, а я — в одиночество. Тем паче, что мне не привыкать.
Предложение показалось заманчивым, и я согласился. Она нежно взяла меня под руку / не мешало бы тебе поучиться /, и мы отправились. По дороге я, однако, предупредил, что с наличностью у меня не густо, а потому, чтобы слишком не зарывалась.
– Хотя подарок предназначается моей жене, – втолковываю ей, – но зная, Верка, твою нахрапистую натуру, вполне предвижу возможность банкротства, особенно при нынешних ценах.
Долго мы ходили по магазинам. Верка то с продавцами мурлыкала, то под прилавки ныряла. В одном месте я вообще очумел: без стука вошла в кабинет директора. С такой, мотаю себе на ус, не пропадёшь, какое бы время ни было на дворе: ихнее или наше. Да и вещички попадались вполне заманчивые, на которые прежде не обращал внимания: то симпатичная сумочка, то чулочки в яркой упаковке с изображением, согнутой в очаровательном коленце, ножки. Но Верке это казалось не тем, что нужно тебе. По её мнению, у жены такого мужчины, как я, всё должно быть прекрасно, что сверху, что внутри. По этому поводу спорить я с ней не стал, поскольку в глубине души думал так же, только достойных способов выражения не находил.
Короче, промаялись мы с нею до гула в ногах. Кроме того я проголодался. Говорю Верке: «Раз подарок не находится, пойду домой. Жрать хочется, видать, с горя». Верка же ни в какую: «Мы, – говорит – с тобою так не договаривались. Пока нет подарка, ты мой муж, а я — твоя жена. А насчёт кормежки не заботься, она входит в мои обязанности. И хотя давненько не приходилось кормить мужиков и кое-что позабылось, ради такого случая постараюсь".
Отправился я к ней без интереса. Не хотелось женскую благотворительность оскорблять. Но то, что произошло, было выше всякого воображения. Угощение не поддаётся никакому описанию даже на трезвую голову. Привыкший на твоём хозяйстве к среднестатистическому пайку, я утратил чувство реальности и обрёл лишь после того, как смочила мне виски баночным пивом из ФРГ. И уж как тонко и деликатно со мной обращалась. Иных слов, кроме «дорогой, любезный и фешенебельный», от неё не слышал. А последнее определение вообще впервые. Не стану Марья Евсеевна, корить тебя за прошлое, но напомнить, нечто нравоучительное, желаю: ничто не обходится женщине так дёшево, и так дорого не ценится мужчиной, как бабья нежность. Запомни. Авось пригодится.
И тут Верка произносит слова, упавшие мне в душу, как зерно во влажную почву:
– Жалко мне тебя, Лёха! Неухоженный ты какой-то. Забытый. Вроде детдомовский. А ведь ты, в сущности, мужик что надо. За тобой, если каждодневно приглядывать, как следует, то ещё послужишь правому делу не один годик. Можешь не сомневаться, у меня глаз намётан.
Услыхавши такое, подумал, а имею ли я моральное, по отношению к себе, право пренебрегать услышанным? Мужчина, в сущности, принадлежит всему цивилизованному человечеству и не забывать своего предназначения — его святая обязанность.
Лучше, конечно, если бы до этой святой мысли я дошёл твоим умом, да, видать, не судьба. Но ты не огорчайся. В будущих моих достижениях обязательно обнаружится и частичка твоего участия. А пока, чтобы ты легче перенесла первый удар, скажу: расходы, по предстоящему нам с тобой бракоразводному процессу, Верка берёт на себя. Вот это баба!
Прощай. Навсегда остаюсь бывшим твоим мужем Лёшей.
Борис Иоселевич
1995