Есть чрезвычайно претенциозные мыслители, которые склонны к обожествлению однажды сформулированной общественной истины, к построению «неопровержимой» теории, которая разрешит все противоречия. Абсолютное равенство, абсолютная социальная справедливость, погашение всех конфликтов – это направление исследований Маркса. Учение Маркса, говорит Ленин, верно и всесильно. И сражаться за его воплощение следует, естественно, не щадя сил и крови. Почитаем Бердяева: «Окончательно и бесповоротно зло должно быть отнесено в сферу небытия, отрезано от бытия; оно достойно лишь огня». «Как связь творца с творением, так и разрыв творения с творцом должны иметь свои окончательные, последние воплощения, в которых выявится вся полнота бытия этой связи и вся пустота этого разрыва. Но зло окончательное, выявленное, сосредоточенное, воплощенное достойно лишь огня, лишь уничтожения». Да, в последний раз зло должно воплотиться, показать свою несостоятельность – и быть ввергнуто в огонь. Окончательно. Здесь нет мировой революции, зато есть «огонь».
Государство у Маркса, вследствие уничтожения классовых противоречий и эксплуатации, должно отмереть за ненадобностью. Насилие, осуществляемое пролетариатом против буржуазии, – последний акт насилия в истории. Уничтожив все классы, властвующий пролетариат и сам теряет качество класса. В перспективе, когда из сознания людей исчезнут пережитки классовых отношений, все должны стать равными и свободными членами самоуправляемого общества. У Бердяева: «Государство должно быть разоблачено как язычески-ветхозаветное, а не христиански-новозаветное». «Церковь станет царством, Царством Божьим и на земле, как и на Небе, когда мировая душа окончательно соединится с Логосом, соединится Невеста с Женихом, то есть преобразится весь принудительный порядок природы в порядок свободно-благодатный… То будет не христианское государство, не теократическое государство, Царство Божье, основанное на свободе, так как зло побеждено в нем. То будет теократия». По Марксу, буржуазное государство должно быть свергнуто, а новое – перерасти в социум, который будет называться коммунизмом; по Бердяеву, всякое государство должно быть «разоблачено», то есть преодолено мирным способом и превращено в теократию. В обоих случаях государство должно исчезнуть.
Мировое зло, по Марксу, – классовое насилие и эксплуатация, зло, которое должно быть прекращено насилием же. Мировое зло, по Бердяеву, – всякое насилие, физическое политическое, экономическое и даже научное, поскольку знания внедряются принудительно; и остановит его добрая воля людей, идущая от Бога. И здесь нам открывается по форме различный, а по сути сходный взгляд двух мыслителей на свободу. Марксову свободу несет в жизнь пролетариат с помощью революционной диктатуры. И она, естественно, воплощается в пыточные камеры, ГУЛАГ, колхозы, Большую зону. А точнее – превращается в абсолютную несвободу. Свобода Бердяева, теоретически равная свободе самого Творца, а практически бесплодная, не может войти в жизнь и реализовать себя, как не может «преобразиться весь принудительный порядок природы в порядок свободно-благодатный». Логика жизни учит нас: то, чего мы хотим, к чему стремимся и что любим, никогда не приходит в жизнь окончательно. Всякое благо воплощает себя по частям, по крупицам, порой незаметным. Более того, всякое благо нередко приходит и снова исчезает, ввергая нас в уныние, а то и отнимая желание жить. Утопичность Марксовой теории, построенной на гегелевской логике, неочевидна, но жизнь смогла ее разоблачить; утопичность теории Бердяева, основанной на мистике, развенчать сложнее, потому что она никогда не может быть реализована.
Бог как мистическая сила свободен; он творит мир по своему проекту. А каков его проект? Немногословный и понятный каждому неискушенному: он любит человека (человечество) и ведет его с помощью церковных поводырей ко всем благам. И человек, после того как Христос поставил его рядом с Отцом и внушил ему Отцовы истины, абсолютно свободен в своем творчестве. А как «живет» великое благо, дарованное Богом, в реальном мире? «Но религиозный смысл мирового процесса в том и заключается, что свобода побеждает необходимость. В душе мира совершается сдвиг в сторону царства свободы и благодати», – читаем мы у Бердяева. Допустим, что свобода в борьбе с необходимостью вышла победителем. А что дальше?.. Элементарная, незамысловатая логика подсказывает: дальше всякий процесс останавливается и наступает смерть. Нет любви там, где нет ненависти, где любви слишком много, она легко переходит в свою противоположность – и баланс восстанавливается; нет здоровья там, где нет нездоровья, нет света там, где нет тьмы. И свобода не может существовать без необходимости и борьбы с нею. Мы можем говорить лишь о повышении степени свободы по отношению к несвободе, не забывая о том, что свобода и несвобода постоянно изменяют лишь свои формы. Пристрастие философа к окончательному решению всех проблем, окончательной победе над всяким злом, всяким принуждением, всякой жизненной ущербностью ставит его на один уровень с другим философом, тоже пристрастным к окончательности, – с Марксом, учением которого он увлечен был в молодости. Вторник, 5 марта 2013 года.
Прибавление. Бердяев в молодости был марксистом и в старости не расстался с симпатиями к нему. Можно сказать, это его первородный грех. После изгнания его приняла капиталистическая Европа. Накормила, обогрела, предоставила все возможности для публикаций и популярности. И что же? Он доброго слова не нашел для того, кто «вывел его в люди». В капиталистической Европе он обнаружил только наживу и буйство плебса (он негативно относился к демократии), но не увидел той свободы, которой пользовался ежечасно, ежедневно, в течение всей жизни. Конечно, и Ленина со Сталиным он не жаловал, но был убежден, что они спасли Россию. Философ искал новые трудовые мотивы, и здесь коммунизм ему был ближе. Бердяев не понял той опасности, которую несет миру коммунизм. Может быть, потому, что не смог досмотреть до конца весь спектакль?
«Феномен неблагодарности» проявился и в последний период жизни советского режима в поведении философа Зиновьева и писателя Солженицына. Им тоже не понравился Запад, хотя сидели они там, как в укрытии от фашистской бомбежки. Почитывали, пописывали. Печатались, денежки откладывали. Таков человек. Его душа – поле битвы для добра и зла, а что он выберет – это еще вопрос. «Феномен ослепляющей субъективности» (слепота – от неразумного поклонения субъективности и недооценки объективности) «сидит» в душе человека, пожалуй, еще глубже, чем «феномен неблагодарности». Вот жена, которую нещадно бьет муж, но она уверена: бьет, – значит, любит. Вот политзэки, которых поставили к стенке, чтобы расстрелять; перед смертью они кричат: «Да здравствует товарищ Сталин!» Высокомерное отношение Бердяева к Гегелю ослабило его позицию как мыслителя, и гуманизм его остался гуманизмом на словах, всего лишь личным неприятием зла. Приезжали к нам писатели с Запада – и далеко не все поняли, что представляет собой советский режим объективно. А некоторые из них умилялись даже Соловецким лагерем для заключенных: как-де здесь хорошо поставлено воспитание человека трудом. Вторник, 23 апреля 2013 года