Было январское, но по-весеннему теплое и солнечное утро. Я шла по узкой извилистой тропинке через огромную территорию детской больницы к ещё неведомому мне инфекционному отделению.
Пару недель назад, встретила в местной церкви свою подругу Юлю, которая, как оказалось, работает там регентшей хора. Она уже знала, что в моей жизни не всё просто и гладко. После окончания службы, Юля познакомила меня с миловидной женщиной Любой организовавшей от храма помощь детям-сиротам в Доме малютки и в больнице, где их «передерживают» до юридического решения дальнейшей судьбы, забрав от родителей-алкоголиков или осиротевших с момента рождения, так как их матери-кукушки полетели в свободном полёте. Груднички-отказники уже не ведают, что бывает близкая теплая мамина грудь, нежная улыбка утром… знакомый запах родившего тебя тела…
– Люба, – сказала моя подруга, – у Наташи большой педагогический опыт и человек она добрый. Ей можно доверить такую работу. Не подведёт.
Подругу я знала со времени работы старшей пионервожатой, потом она с сестрой пробовала себя на эстраде, а я осталась преподавать в школе…. И вдруг…. оказалось, что её сестра-близнец давно умерла, оставив сына. Так и стала подруга растить двух мальчиков – её и своего сына. Дорога жизни привела в храм Божий. От прежней Юльки остались только красивые большие глаза…
И вот, я шла, не зная, что мне предстоит делать, с какими детьми мне буду работать. Немного волновалась…, но сердце подсказывало, что эта снежная извилистая тропинка ведёт меня не только к детям с израненной душой, но и к храму, который ищет каждых верующий человек.
Обойдя весь корпус, еле нашла вход. Через охрану вызвала Наталью – старшую сестру отделения, работавшую от церкви, которая организовала помощь детям, брошенным родителями. Хотя можно ли этих людей так назвать? Сомневаюсь...
Я переоделась, вымыла руки.
– Помолись, – сказала Наталья. Я помолилась, прочитав висевшие над чисто убранным столом две молитвы в помощь страждущим и тем, кто берет на себя заботу о них. Отчего-то наворачивались слёзы…
– Ты сегодня будешь работать в 206-м боксе, – закончила инструкцию моя «начальница».
Мне «достался» бокс с тремя девочками 3, 5 и 6 лет. Старшая – Наташа очень властная и всё время пыталась командовать другими детками. Она была инвалидом и сильно хромала на одну ножку. Как я потом узнала – это результат семейных побоев. Самая маленькая – Кристина, которая мне назвалась Настей, часто плакала, так как ей попадало от обеих соседок. Пятилетнюю девочку тоже звали Кристиной.
Я прибрала их постельки, причесала и помыла полы в боксе. Сестра попросила найди в кучке старых ношеных одежд что-то нарядное для прихода врача… Выбор был занятием удручающим. Зашла одна из сестер и, перекрестив детей, нарисовала миррой на их лобиках крестики. Оглядывая бокс, я вдруг заметила маленькую иконку, которая весела в углу у дверей в ванную.
Подошло время завтрака – полстакана жидкости похожей на кофе с молоком и каша. До двух часов им больше ничего не полагалось и мне пришлось попросить дать детям хотя бы воды. В боксе было жарко и душно.
У младшей девочки медбрат пришёл взять из пальчика кровь. Понимая, что отступать некуда Настя-Кристина села на стульчик и подала палец, заливаясь слезами. Я не выдержала и, взяв её на руки, вместе с ней села на этот стул. Вообще старалась в течение всего моего пребывания там чаще их гладить, обнимать и сажать к себе на колени – понимала, что этим обездоленным малышам очень не хватает обычной ласки. Они как завороженные слушали, как я пела им детские песенки от лица старого игрушечного львёнка. Были в восторге от всех нехитрых развлечений, которые мне удалось устроить в этой пустой стеклянной коробке. Но как только дело доходило до карандашей и давно уже разрисованных раскрасок, начиналась война. Наташа забирала все себе, и мне с трудом удалось объяснить, что надо брать только тот карандаш, который нужен, а не драться за обладание всеми этими давно не точеными средствами для рисования.
В этот день сестёр из церкви было много, а работы – мало. В значительной степени там лежали избитые дети родителей-алкоголиков, которые уже с конца декабря ушли в запой в ознаменования такого видимо важного для себя события как Новый 2009 год.
В середине смены меня пригласили попить чай. Кто-то из сестёр принес селёдку, кто-то зефир, хлеб, паштет. Перед началом трапезы прочитали молитву. Еда не лезла в горло, но встать из-за стола без второй молитвы не могла. Разговоры, разговоры…
Слушая разговоры сестёр, узнала, что есть в Боровске в мужском монастыре некий старец Власий, которой имеет дар предвидения и может человеку рассказать его судьбу и как ему быть со своими проблемами. После Крещения они собрались ехать к нему, и я попросила взять меня с собой. Думаю, что, если я не решу свои жизненные вопросы, попроситься на послушание в монастырь на месяц-два. Или буду приходить к сиротам и им отдавать то тепло своей души, которое, как мне тогда казалось, в последнее время всё чаще ни кем не востребовано.
А я все думала: как там мои подопечные. Так и не дождавшись «официального» завершения чаепития, я пошла в бокс. Настя сидела вся потная, и мне показалось, что у нее температура. Пришлось пойти за градусником, и тут же получила «втык» от уборщицы, которая сурово сказала, что пока она моет полы по коридору ходить запрещено. Дождавшись, когда высох пол, взяла термометр. И только когда стала ставить градусник, увидела, что эта малышка одела на себя две майки и байковую кофточку в ярких цветочках сверху. Она, видимо ей понравилась. В этом и была причина ее «жара». Слава Богу…. Пришлось снять нижние вещи и оставить приглянувшуюся старенькую давно вылинявшую кофточку.
Ближе к обеду к Наташе пришла женщина очень на нее похожая, но как мне сказали не родственница. Она стала её подмывать, причесывать и пр. До обеда оставалось совсем немного, а лишний человек в боксе, где и так нечем было дышать, был явно не нужен. Я отпросилась домой.
И так раз в неделю стала приходить в инфекционное отделение. Уборка, гигиенические процедуры деткам, но среди всего этого было то важное, чего хотели они больше всего: посидеть у меня на коленях, дотронуться и прижаться. Читая книги, они садились как воробушки на морозе, прижимаясь ко мне или пытались взять за руку. Как могла часто я гладила им головки и спинки, говорила теплые слова. Мне объясняли, что с сиротами так нельзя, но я ведь знаю, что без доброго прикосновения не развить у ребёнка ни интеллекта, ни души.
Каждый раз я приносила им маленькие подарки, так как запасы «развлечений» в закромах сестер были не велики и далеко не новы: книжки, пластилин, раскраски, печенье. Всё должно было быть одинаковым иначе – ссора и, возможно, драка. Они ведь не знают собственных игрушек, а значит – что сумел забрать то, хоть на время да твоё…
Однажды, я принесла специально купленные для них носочки. Старые стоптанные тапочки они одевали на босу ногу и порой ходили просто босиком.
Но как оказалось, что за неделю двух Кристин выписали, точнее, отправили Дом малютки. На их месте оказались совсем малышки. Носки им были явно великоваты, но они с таким удовольствием смотрели, как я снимаю магазинную этикетку и одеваю их им на ножки. Сашенька, самая маленькая потом тихонько сняла их и спрятала под подушку, где хранилось самое дорогое, маленькая куколка и заколочка для волос. Я попыталась объяснить, что носочки её собственные и их не отберут. И книжки, и раскраски куплены им. Но… «драгоценности» остались под подушкой.
Вторую девочку звали Алёна. Налысо подстриженная, с большим уже зажившим шрамом на затылке, она оказалась удивительно сообразительной. Меня поразила фамилия, она была написана на листочке в списке «проживающих» здесь – Неизвестная. По отношению к сиротке фамилия звучала зловеще.
В этот раз я принесла много раскрасок, три пачки пластилина и новые книги. Сначала мы учились делать колбаски и шарики. Потом, помыв руки, взяли раскраски. Наташа, конечно, делала все лучше, но 2-х летняя Аленка меня поразила своей аккуратностью при раскрашивании. Помню своих детей и внуков в этом возрасте. Контур рисунка для них существовал чисто символически.… И лепила она замечательно. Боже мой, что будет с этой девчушкой, как жестока к ней оказалась судьба. Многие родители хотели бы иметь такого удивительного малыша.…За что все это?
Я всегда приносила им пакет печенья и как обычно убрала его на место в стеклянном шкафу, куда им выставляют обед. В этот раз поручила Наташе, как самой старшей, давать девочкам и брать самой по горсточки к чаю после обеда и не есть в сухомятку. Потом я потихоньку понаблюдала. Она аккуратно и правильно выполняла мою просьбу. Моя пятилетняя тёзка стала им почти старшей сестрой. А говорили, что её даже из палат, где лежат более старшие дети, переводили, за драчливость и неуживчивый характер. А нам она рассказывала почти наизусть, делая вид перед малышами, что читает книжку, «Муху Цокотуху». Лишь изредка мне приходилось подсказывать ей забытые слова.
И вот однажды, выйдя в общий коридор, я увидела женщину с усталым взглядом. Это была мама мальчика из бокса № 204. Он лежал здесь с ней и врачи не могли поставить ему диагноз. У него были частные приступы, похожие на эпилепсию. В это момент он спал, капельница через шприц вливала в него спасительное лекарство. Женщина подошла ко мне.
– Вы от церкви здесь? – спросила она робко. Видимо, работающие в больнице, за то, что она хотела меня попросить сделать, наверняка потребовали бы денег, которых у неё нет.
– Мне надо на пару часов отъехать отвезти анализы мальчика в другую больницу. Не могли бы посидеть с сыном? Каждую минуту у него может начаться приступ, и я не могу оставить его одного, и мужа с работы не отпускают. Если что, вы не переживайте. Просто необходимо повернуть ему голову на бок, чтобы не захлебнулся, и позвать медсестру сделать укол.
И вот, закрыв выходящую на улицу дверь бокса, я села на стул и молила Бога, чтобы её сын не проснулся. Тихо работало радио на какой-то детской программе. На тумбочке стоял маленький телевизор и шахматы. Я невольно стала рассматривать ребёнка, который спал голым. Тельце его слегка было прикрыто простынею, а фрамуга открыта настеж. Мне показалось, что ему может быть холодно. Медсестра, зашедшая посмотреть капельницу, сказала:
– Все нормально: у мальчика недержание мочи и в боксе будет сильный запах. Да, вы тут посматривайте за капельницей, когда лекарство будет заканчиваться – предупредите, я её сниму.
Мальчик спал, а я периодически выходила посмотреть как там мои подопечные девчонки. Принесли обед и я, после него быстро вымыв посуду, побежала в 204 бокс. Там уже остывал поставленный кем-то обед.
С волнением вошла. Спит. Его красивое, измученное болезнью лицо выражало страдание и безмерную усталость. За стеклянной стеной, молодая южного типа мамаша тщетно пыталась укачать своего плачущего малыша. Через какое-то время он угомонился, и она присела на стул. Я бросила взгляд на окно. На меня, странным образом прилепившись к решётке, смотрели два снеговичка с палочками вместо рук. Они как будто хотели сказать ребёнку: Там зима, там мир, в который ты скоро выйдешь. Жизнь твоя на планете не заканчивается в этом дурацком боксе.
Унесли капельницу, и я была рада, что все пока спокойно. Но вдруг резко открылась дверь и к нам вошла врач окулист. Ни чуть не церемонясь, она разбудила ребёнка, который спросонок мало понимал, что происходит. Он был в полусне, но пытался выполнить все, что достаточно резким голосом говорила женщина: смотри верх, смотри вниз, смотри на свет…. Послушно и изнеможенно мальчик повиновался как под гипнозом.
Дверь снова захлопнулась, и мальчик стал осматривать палату. Не найдя маму, он остановил взгляд на мне, как бы спрашивая: вы кто?
– Меня зовут тётя Наташа. Мама уехала отвозить анализы и скоро будет. А как тебя зовут?
– Витя.
Я понимала, что сейчас мне надо как-то его занять, а главное, чтобы он не волновался и не начался приступ.
– Сколько тебе лет? – спросила я, как будто это был так важно.
– Мне 9 лет.
Снова бесконечная пауза…
– Витя, а чем вы занимаетесь с мамой, когда ты не спишь? – задала я даже для себя странный вопрос.
– Мы смотрели раньше телевизор, когда я был на 4 этаже, а здесь антенна не ловит. Ещё играем в шахматы.
– Ну, тут я тебе помочь не могу ни с телевизором, ни с шахматами. Может почитаем?
Мальчик слабо, но с большой иронией улыбнулся. Он знал, что книги, которые есть в больнице ему вряд ли будут интересны.
– Давайте, почитаем, – наконец сказал он, понимая, что от меня больше видно ничего не дождёшься.
Я поспешно вышла. У сестёр от церкви была собрана небольшая библиотечка. Там с пару десятков книг для самых маленьких, а в основном божественная литература. Пересматривая в очередной раз эту скромную подборку, пыталась найти что-то подходящее для умного 9-летнего мальчика, который, в отличие от меня, хорошо играет в шахматы.… Вдруг мой взгляд остановился на Былине об Илье Муромце. Ещё не очень отдавая отчет в сделанном выборе, но, понимая, что больного ребёнка я не могу оставлять долго одного, взяла книгу и поспешила к Вите.
Постаралась, как можно спокойнее войти, чтобы не показывать своего волнения. И (спасибо многолетней учительской практике), прежде чем начать читать, решила задать несколько вопросов:
– Витя, а ты знаешь, что такое былины?
– Нет…
– Былины – это такие древние истории, которые раньше передавались из уст в уста: отец рассказывал сыну, тот – своему сыну. Потом их записали и напечатали в книгах. Так они дошли до наших дней. А ты слышал о богатыре Илье Муромце?
– Что-то слышал, но не помню, – ответил мой юный собеседник.
– Знаешь, Витя, Илья Муромец с рождения был сильно болен. Он не ходил до 33 лет. Никто не мог его вылечить. Но вот однажды к нему пришли старцы, и свершилось чудо. Илья не только стал ходить, но совершил много подвигов, защищая Русь от врагов.
Я уже почти вошла в роль учителя, считая, что такая аннотация поможет в понимании произведения при чтении, как вдруг увидела глаза мальчика!
Они выражали столько изумления и предвкушения чуда…. Меня озарило: Илья, как и Витя, всё детство болел, не мог ходить и никто не вылечил его тогда. Должны были пройти бесконечные 33 года, но Чудо все же свершилось. Я видела, что в этот момент в сознании больного ребенка был не великий богатырь Всея Руси, а мальчик, так же тяжело страдающий от болезни, как и он сам. Он, Илья смог, значит и Витя сможет. В глазах, во всем его теле я чувствовала появившуюся надежду и Веру, что может и с ним случиться это Чудо. Он выздоровеет, и будет ходить, станет сильным…
Боже мой, прочитай я эту былину обычному 9-летнему мальчишке, который только что гонял мяч во дворе, ему, возможно, запомнились картины героической борьбы Ильи Муромца, но сейчас... на меня смотрели изумлённые глаза Вити, и я понимала, что этот взгляд не забуду никогда.
Закончилась моя смена, шла домой, а в голове всё всплывали фрагменты сегодняшнего дня. Я всем сердцем ощущала, что с Витей произошло что-то очень важное…, а может, мне это только показалось.… Нет! В душе и в глазах ребёнка загорелась мечта о Чуде исцеления и Вера в реальность этого. Ещё много придётся пройти мальчику и его родителям, как и девчушкам-сиротам, как и мне по пути, который называют дорогой к Храму. Мы придём к пониманию Бога и его любви к нам, придём через тернии искушений, наших слабостей человеческих…
Господи, прости и помилуй детей своих малых и больших, ибо не ведаем мы часто, что творим. Помоги матерям понять как нужны они детям, больным – найти силы для исцеления, и благослови тех, кто бескорыстно из года в год заботится о сирых и убогих детях твоих.