ГЛАВА 1-я
Слова,слова... По-французски звучит очень точно - paroles. Слова, как пароли, открывают любую дверь, будь она из прочного металла или из тонкой паутины наших чувств. Слова западают нам в душу, рождая мечту, а потом притягивают из Вселенной нужные события и нужных людей, чтобы эту мечту осуществить. Тогда я не могла знать этих законов, я просто верила Феде. Федя - племянник наших бывших соседей. Мы жили в маленьком дворике, где было несколько одноэтажных домов, построенных еще в конце 50-х. Федор наведывался к своим родственникам два раза в год, он был моряк - рыбак Мурманского Тралфлота. Мне он казался сказочным принцем - высокий, черноволосый, черноглазый, улыбчивый, щедрый. А особенно, мне, пятилетней девочке, нравились его подарки, они были сокровищем - ароматные жвачки, цветные наклейки, вкусные-превкусные конфеты в ярких железных коробках! Эти коробочки я хранила много лет.
Я была безумно влюблена в Федора, трепетно ждала его приездов и писала ему письма в море. Из-за своей первой любви я научилась писать и читать в 5 лет, меня даже хотели сразу взять во второй или даже в третий класс, но кто-то там не разрешил. Когда Федя приезжал, я ужасно смущалась и пряталась под стол, где у меня был свой мир - своя больница, свои больные и где я была главврачом. Федя находил меня в этом убежище, вытаскивал всю красную, как рак, подбрасывал высоко вверх и говорил: "Ох, Наташка, вот подрастешь немного, я на тебе женюсь и увезу тебя за тридевять земель, заберу с собой в море! Хочешь?" Я закрывала лицо ручками и хохотала до колик в животе.
Да, я хотела! Как я мечтала об этом! Эти слова запали мне в душу, крепко прицепились к моему маленькому сердечку. Но еще я очень хотела быть врачом, поэтому с тревогой спрашивала у папы: " А можно и врачом, и на корабле работать, как Федя?" Папа почему-то отвечал: "Нет, женщин на корабль не берут." Но я не верила, я знала - берут. И когда я вырасту, меня возьмут.
Прошло много лет, свою мечту работать в море я вроде бы забыла, жизнь шла своим чередом. Но мое подсознание помнило о ней. Слова моего друга, породившие эту мечту, потихоньку творили реальность. Когда-то запущенный во Вселенную пароль, открыл нужные каналы и притянул те события и тех людей, которые должны были ее осуществить. И уже ничего не зависело от меня, все было решено Свыше.
Я работала на скорой помощи и однажды, 9 мая, после работы пойти было некуда, потому что все компании погуляли уже с утра. Идти никуда и не хотелось, но что-то внутри тревожило и требовало каких-то действий. Я позвонила приятельнице и уговорила ее поужинать в ресторане. Зал был почти пустой, занято всего 3-4 столика, мы вошли без особого фурора - смотреть было некому, хотя смотреть было на что. Мой красный кожаный пиджак, черное шелковое платье и копну волос цвета спелой пшеницы не заметить было невозможно. Но это я поняла потом, а пока мы с подружкой уныло сделали свой скромный заказ. Я увидела Влада, когда заиграла музыка, просто почувствовала спиной, что меня идут приглашать и обернулась. Он был высокий, худощавый, темно-каштановые волосы и темно-карие, почти черные глаза. Я помню, что очень удивилась - он был очень похож на Федора.
С тех пор мы с Владом не расставались, провели три дня вместе, а потом он уехал в Мурманск, он был моряком, рыбаком. Влад говорил мне :"Я увезу тебя за тридевять земель, я заберу тебя с собой в море, я не отпущу тебя ни на шаг." И я верила ему. Разлука наших тел ничего не значила, все было уже решено, мы были вместе каждую минуту - летели радиограммы, раздавались телефонные звонки из разных стран. Потом я уехала к нему. Мы были вместе пять лет - я стала настоящей женщиной, я увидела мир и научилась его любить, я увидела смерть и перестала ее бояться. Было все. А потом мы расстались. Никто не был виноват, просто мы уже ничего не могли дать друг другу и каждый пошел своей дорогой. Тогда я еще не знала, что это не было трагедией, да и вообще от нашего желания ничего не зависело, закончился определенный период в жизни и с этим ничего нельзя было поделать.
ГЛАВА 2-я
Тем летом мы отправлялись из Мурманска своим ходом в Лиссабон на МРТО(мелкий ремонт технического оборудования.)Это значит, что на нашем корабле мы должны были преодолеть двухнедельный переход, потом месяц простоять в ремонте в Лиссабоне. Тогда Тралфлоту было выгодней ремонтировать наши БМРТ-шки в Португалии, чем в перегруженном Мурманском порту. В самом деле наша этажерка требовала самого что ни на есть капитального ремонта, но порт выжимал из нас все, а давал деньги только на мелкий ремонт. Мы выполняли и перевыполняли план, но наша безопасность никого не волновала. На свой страх и риск командир пошел в этот рейс, видимо, полагаясь на русский авось и профессионализм своей команды.
Я ничего не знала об этих проблемах, да и зачем мне лезть не в свое дело, если меня перед рейсом мутызгала по всем правилам санстанция, эпиднадзор, медсанчасть и еще все, кому не лень. Все моряки были больные, прогнившие до мозга костей и мне приходилось отбивать их у портовых врачей, возлагая на себя ответственность и обязуясь проводить в море противорецидивное лечение язв, простатитов, холециститов, стенокардий, гипертоний и множества посталкогольных неврозов и манечек.
Ну и вот счастливый момент – мы уже на рейде! Значит почти в море, остались пограничники и таможня, но это быстро, а потом вперед! Свобода! Двухнедельный переход - это безделье, преферанс, коньяк, водка и всякие деликатесы, увезенные из Мурманска. Это счастье моряков и мой кошмар. Не так-то просто работать психотерапевтом, попробуй всех выслушай, заживи словами душевные раны, обиды. Ведь все моряки жуткие рас****яи, они много раз женятся и разводятся, имеют женщин во всех портах, а хотят, чтобы жены их верно ждали и пылали страстью к моменту возвращения. Хотя сами от длительного воздержания и хронических простатитов имеют проблемы с потенцией. Но своим ребятам я говорила совершенно другое и они чувствовали себя героями.
Не успели мы и 100 миль от Мурманска отойти, как судно вдруг остановилось. Наша компания как раз только в преферанс села играть, расслабились, кофеек с коньячком потягиваем. Первым напрягся дед(стармех)Пьяный или трезвый, а корабль чувствует лучше, чем свое сердце. Позвонил в машинное и сразу убежал, за ним разошлись и все остальные. Корабль мелко дрожал и бестолково качался на волне. Оказывается, рулевое управление отказало. Хорошо, что не далеко отошли и шторма не было, а то бы был гаплык.
Не знаю, кто помог нам в этом рейсе выжить – Божья Матерь, иконку которой дала мне с собой бабушка, или святая Варварушка, к которой я неоднократно обращалась, но я была уверена, что ничего страшного с нами произойти не может. А пока шел ремонт, ребята решили сходить на берег. Уж не знаю, кто был инициатором этой вылазки, но спустили шлюпку и 4 человека - мой муж, 2-й пом. капитана и два матроса собрались в путь. До берега было 5 миль, потом поле, за ним деревня, а там сельмаг.
Ждали их очень напряженно и часа через три шлюпка, наконец-то, пришвартовалась к кораблю. Ребята несли что-то в сумках, а на плече у моего был большой мешок. Все моряки, стоявшие на палубах, ржали и когда посланцы стали подниматься по канатному трапу, я тоже "засмеялась" - все они были "готовы". Я ушла к себе, вскоре дверь каюты распахнулась - на пороге стоял мой супруг. Он поднял мешок и вытряхнул к моим ногам его содержимое. Я стояла по пояс в северных полевых цветах - летних, ярких и пахнущих особым, заполярным ароматом!
Запустив рулевое, мы двинулись в плавание и через пару недель были уже в р-не СЗА(северо-западной Атлантики) Там мы попали в сильный шторм. Положение было серьезное, командир даже шлюпки приспустил, повернул корабль на волну и машину на полный ход, только в этом спасение. Представьте: бак(нос) ныряет глубоко в волну и такая тишина вдруг, что сердце останавливается. Это длится несколько секунд, которые кажутся вечностью. Потом корабль начинает мелко дрожать, появляется вибрация, потом лязг, скрежет и бак медленно выходит из волны. Потом корабль резко опрокидывает нос вверх, но это уже не так страшно. Я поднялась на мостик, чтобы во всей красе видеть мощь океана. И когда в очередной раз нос нырнул глубоко в волну, даже немножко глубже обычного и штурман выругался, я поняла – мне страшно. И ушла в каюту. Мое воображение рисовало картины крушения и это меня пугало до дрожи в теле, тем более, что в такой шторм выжить практически невозможно.
В этот момент я чувствовала себя никому не нужной песчинкой в черной дыре Вселенной. Я хотела прочитать молитву, но ничего не могла вспомнить, ничего. Тогда я обратилась к святой великомученице Варварушке – «Неужели это все? Это конец? Так глупо… Я хочу жить… Варварушка, милая, любимая, ты пострадала за веру, тебя били кнутами и родной отец предал тебя, он смотрел, как ты утопаешь в собственной крови. Ты была красавицей и любила жизнь, ты как никто знаешь ей цену. Помоги нам избежать внезапной смерти».
Ответа не было.
Я легла в койку, вцепилась в поручни и подумала – вот бы музыку послушать. А у меня была только попса и шансон, но мне хотелось другой музыки, той, что постоянно доносилась из каюты помполита. «Надо взять у него» - подумала я. Все были по вахтам и по каютам, а помполит делал обход, зашел и ко мне – «Ты как?» Я говорю: "Дай послушать Армстронга.» Принес. Я опять легла, включила кассету на всю громкость, ухватилась за поручни и закрыла глаза. Вначале я не слышала музыку, я слушала только корабль, я была с ним одним целым. Но через некоторое время поняла, что улыбаюсь и слушаю джаз. Спокойствие и радость зарождались в моей душе, и знание – все будет хорошо! Это и был ответ Варварушки.
А через несколько часов мы благополучно вышли из зоны шторма. Усталые, бледные,с красными глазами, ребята тянулись в столовую смотреть кино, а комсостав начал собираться в кают-компании. Старший электромеханик сказал – «А я весь шторм порнуху смотрел, думал - хоть в последний раз оторвусь."
ГЛАВА 3-я
Рыбачили мы в северо-западной Атлантике. Промысел шел спокойно, времени было достаточно и я два раза в неделю принимала ванны из забортной воды. В изоляторе стояла большая чугунная ванная с приспособлением для забора морской воды, потом нужно было подогреть воду огромным электрическим кипятильником. После процедуры я ложилась на кровать, открывала иллюминатор и наслаждалась морским воздухом. В этот день все шло, как обычно, но когда я легла, что-то стало меня тревожить. Я почувствовала чье-то присутствие.
Быть этого не могло, потому что в изолятор снаружи войти невозможно. Я привстала с постели и в ту же секунду увидела глаза напротив. В углу сидела большая серая крыса, глаза ее были оливкового цвета и в них не было страха. В них было явное присутствие интеллекта и ожидание моего дальнейшего поведения. Я замерла. Что-то тяжелое, похожее на первобытный страх подступило к грудине. Но я не из тех дамочек, которые боятся мышей. Я вспомнила, что ребята рассказывали о судовых крысах, которых здесь огромное количество. И если их гонять и травить, то в конце рейса увидишь свою береговую одежду и свои ценные бумаги разорванными в клочья. Крыса была крупная, с блестящей темно-серой шерстью и широко расставленными передними лапами. Она была свиду незграбная и кремезная, и я сразу нарекла ее Чуней. Прошло минут пять, пока я решилась начать разговор : "Да, дорогуша, тебе здесь неплохо живется, с виду ты не худая, да и не пуганая, видать."
Крыса не пошевелилась. Ее глаза охватили всю комнату, оценили обстановку и спокойно сфокусировались на мне. Я продолжала: "Слушай, Чуня, а ты любишь салями? У меня и цукаты есть. Сейчас принесу, подожди." Я с опаской поставила ноги на пол, но крыса - не собака, не кинется же она на мои ноги. Не глядя в угол, я встала и пошла в амбулаторию к холодильнику. Нарезала колбасы, взяла горсть цукатов и немного хлеба. Но крысы уже не было. Я поставила в уголке угощение и ушла.
На следующий день, заглянув в изолятор, приманку я не увидела. Но меня удивили разбросанные по полу лоскутки ярких тканей. Откуда они здесь взялись? Вдруг по моей коже "поползли мурашки" - это был подарок от благодарной крысы! Она не училась в школе и не читала умных книг, но она точно знала законы Мироздания. С тех пор мы с моей Чуней стали закадычными подругами. Встречались через 4-5 дней, я приносила ей еду, а она мне различные палочки, фантики, лоскутки, обрывки журналов и судовых документов.
До захода оставалось несколько дней, мы подошли к Канарам. Судно поставили на рейде в нескольких милях от порта и командир предупредил, чтобы мы не раскатывали губу - скорей всего до Нового года нас в порт не поставят. Как же не хотелось отмечать праздник на корабле, тем более, что вожделенная земля была совсем рядом! У нас с Чуней был очередной сеанс связи и я жаловалась: "Чунь, представляешь, 5 месяцев болтались в море и теперь места не дают в порту! А тебе не надоело? Небось тоже бы по земле побегала, да и знакомые у тебя есть в Санта-Крусе, наверняка. Ну что делать, не добираться же до берега вплавь."
Вдруг Чуня развернулась, просунула свое толстенькое тельце между перегородкой и плинтусом и исчезла. Я удивилась, никогда раньше она первой не уходила. На следующий день, 30 декабря, я услышала шум и смех на мостике. Поднялась, чтобы узнать о причине радости и 2-й штурман сообщил, сверкая стальной улыбкой:"Лоцман на борту!" А это значит, что сейчас нас поведут в порт!
Я и сейчас уверена, что стать в порту перед Новым годом нам помогла Чуня!! Праздник закрутил нас, мы увидели карнавалы, салюты, фейерверки, мы насладились настоящим праздничным Чудом теплого острова. Чуню я больше не видела, может быть ей надоела морская жизнь и она решила остаться в этом райском уголке.
ГЛАВА 4-я
Несколько случаев, произошедших со мной в разное время, убедили меня в том, что человек лишь песчинка в океане бытия и почти не имеет влияния на свою судьбу. Но в тоже время он не беспризорная песчинка, что всегда с нами рядом есть сущности, готовые прийти на помощь и в материальном мире, и проводить(правильно проводить) человека в другой мир, чтобы он не болтался неопределенное время где-то в пустоте. Вот в этом случае все и зависит от человека, от его настроя, от его любви к миру и от его веры.
Однажды мы рыбачили около берегов Марокко. Командир погнался за косяком селедки и заскочил на пару миль в погранзону. Потом он конечно отпирался, как мог, но мы-то знали, что зашел, зашел, хотел хапнуть побольше. Однако их погранцы не дремали. Как-то рано утром я проснулась и не услышала машину, а если машинное отделение не работает в открытом море – это беда. Корабль становится как щепочка. Я выглянула в иллюминатор и увидела картину – напротив пограничный марокканский корабль с пушками и негры расчехляют эти самые пушки. Не успела ничего и подумать, как прибежал мой муж и стал тянуть меня в нижние отсеки, чтобы спрятать. Смешной. Прятать доктора. А следом прибежал помполит и велел принимать меры, возможно будет обстрел. А какие меры? Единственно, нужно было развернуть госпиталь, а все хирургические инструменты и перевязочный материал у меня были всегда наготове. Я выселила второго штурмана, старпома, деда и радиста из своих кают, принесла туда все необходимое и стала ждать.
Они бы не стреляли, если бы капитан согласился следовать за ними, чтобы поставить нас под арест в порт. Вы представляете, что это такое? Такие штрафные санкции, что это бы влетело Тралфлоту в миллионы, а мы бы вылетели с работы. И командир решил рискнуть – вызвал наших погранцов, с которыми при СССР считались. До прихода наших было несколько часов и кэп морочил голову их капитану, разговаривая на плохом английском и неся всякий бред. Вобщем негры начали стрелять по воде – то за кормой, то за баком, то за баком, то за кормой… И нашу этажерку колыхало, как ржавое корыто, и всякие мысли лезли в голову. Я вспоминала своих родителей и бабушку, думала – хоть бы глазком еще на них глянуть. Муж прибежал тянуть меня в машинное отделение, где сидели буфетчица и прачка, мол, там безопаснее, а наверху переборки тонкие и пуля пробивает их насквозь. Я уйти не могла, лежала на полу в амбулатории, муж лег со мной рядом. Говорит, если с тобой что-то случится, мне не жить. Так мы и лежали, пока не почувствовали – что-то изменилось, моряки начали бегать по трапам, оживленно разговаривать.
Мы выскочили на шлюпочную палубу, прямо под нами качался на волнах наш пограничный катер и такие родные русские лица дружелюбно и весело смотрели на нас, и махали автоматами. Уж не знаю, как они договорились, но негры свернулись и стали уходить. А пограничники еще несколько миль провожали нас в безопасную зону. Во время обстрела в укрытии были все, кроме капитана, начальника радиостанции, меня, мужа и боцмана. Мы-то понятно почему не спустились, а вот почему боцман сидел у себя в кандейке да еще на баке(на носу)? Мужики подкалывали – хотел сдаться первым. Только потом я узнала почему. Оказывается, у него был свой личный покровитель и помощник, которого он сам выбрал – Ихтиандр. Во все трудные жизненные минуты Коля обращался к нему с вопросом – это уже гаплык и ли так, шутка?? И Ихтиандр посылал Коле знание, всегда. В этот раз Коля тоже спросил и узнал – это была шутка…
С тех пор я тоже выбрала себе покровительницу – святую Варварушку, она спасает именно от внезапной смерти и охраняет, чтобы человек не ушел в мир иной без покаяния и причастия. И в трудные минуты всегда обращаюсь к ней с вопросом – это уже гаплык или шутка? И знание приходит – иногда сразу, иногда погодя.
ГЛАВА 5-я
Было жаркое лето, мы рыбачили где-то в Атлантике, промысел удался, трюмы ломились от рыбы и вскоре мы должны были зайти в Антверпен. Все было спокойно, больные выздоровели, все травмы зашиты, а моряк с аппендицитом сдан оперироваться на плавбазу. Все ожидали «золотого» захода в Бельгию, чтобы накупить кожи, загрузиться подержанными автомобилями и вообще погулять и попить хороших напитков, потому что корабельная самогонка надоела.
А пока тянули тралы, шкерили рыбу, играли в карты и смотрели да пересматривали полюбившиеся фильмы. А мы с Надюшкой еще и загорали. Надюшка – буфетчица, то есть официантка кают-компании и по совместительству любимая морская жена командира. Маленькая, крепенькая, ладная сибирячка цепко держала в своих нежных ручках видавшее виды сердце нашего капитана. Мы с Надюшкой дружили, да и что нам было не дружить – обе любимы, счастливы, любящие свою работу и море.
Днем делать было нечего и мы загорали. Загорали топлес, вернее топлес только Надюшка, да и то когда на мостике был командир. Из рубки в боковое окно было видно пеленгаторную палубу и он при первой возможности выглядывал и любовался ее почти кустодиевскими формами. Правда мы на рыбной диете и без сладостей немножко исхудались, поэтому до этих божественных форм не дотягивали.
Пеленгаторная палуба – самая верхняя, диаметром метров 10, над ней радиолокационная установка. Но мы были молоды и беспечны и не думали ни о каких вредностях. Зато какие виды открывались нам!! Это фантастическое ощущение – стоять на пеленгаторной палубе во время движения корабля в океане. С обеих бортов нас сопровождали дельфины, они прыгали и кувыркались, зазывно кричали, но никогда не попадали в трал вместе с рыбой. А киты! Они не подплывали близко к кораблю, но сверху их большие блестящие тела были видны, как на ладони, а брызги фонтанов в лучах солнца напоминали праздничные фейерверки!
Был обычный день, после обеда Надя управилась в кают-компании и мы пошли загорать. Я задремала, когда услышала звон пожарного колокола и сирену. Сначала ничего не поняла, а потом услышала запах и увидела дым, валивший из жилого отсека шлюпочной палубы, оттуда, где была каюта капитана, моя каюта и амбулатория, изолятор и лазарет. Там же каюта 2-го штурмана и радиорубка. Матросы суетились на баке, боцман с двумя матросами уже надевали огнеупорные костюмы и собирались заходить в зону огня. Я смотрела на пожар, как на кино. Мой мозг не готов был принять это, кто-то сочувственно обнимал меня, что-то говорили, пытались поддержать, муж принес горячего чаю, меня знобило, он увел меня вниз, в каюту к своим фабрикантам(он был пом.капитана по производству). Горящие каюты проверили, людей там не оказалось, все моряки были на открытых палубах. Боцман Коля с двумя матросами зашли внутрь и за ними задраили двери. Пожар удалось погасить своими силами, хотя вокруг нас кружили несколько пароходов, предлагая помощь.
Я не помню, когда мы смогли войти на место пожара – в этот день или уже утром… Зрелище выгоревших помещений ужасно… Все мы, кто жил на этой палубе, остались в том, в чем были в момент тревоги, выгорело 4 каюты и амбулатория с лазаретом. Но главное – все были живы. Никакая жизненно важная аппаратура не была повреждена и нам разрешили завершить промысел и все-таки зайти в Антверпен! Вот за это спасибо портовому начальству, могли бы сразу отозвать в Мурманск. Ведь нужно было разбираться в случившемся. Как потом выяснилось, причина была банальной – короткое замыкание, где-то была повреждена изоляция и случилось возгорание. Все знали, что судно аварийное и его давно пора в резку. Кстати, это был последний рейс нашего БМРТ(большой морозильный траулер).
Я зашла в свою каюту и ничего не узнала, выгорело все, а что не выгорело – оплавилось до неузнаваемости. Стала разгребать палкой в надежде найти свои золотые колечки – да где там, все в пепле и саже. И вдруг... я не поверила своим глазам! Я и сейчас пишу, а у меня мурашки по коже – в месте, где был стол, под останками магнитофона я увидела бабушкину иконку Божьей Матери! Она была в пластмассовой рамочке, которая полностью оплавилась. А сама иконка целехонька, лишь по краям чуть тронута пламенем. Как такое могло произойти? Я взяла ее, вытерла пепел и заплакала. Никогда я раньше не плакала на корабле, как бы тяжело мне не было. А тут слезы ручьями полились из глаз.
А потом мы зашли в Антверпен, накупили одежды, радио и видеоаппаратуры, подарков друзьям и родителям, и провели пять счастливых дней в этом сказочном городе.
ГЛАВА 6-я
Звали его Коля Балтыков, он был боцманом БМРТ(Большой Морозильный Рыболовный Траулер) Мурманского Тралфлота. Микола был калмыком по национальности, мужчиной крупным, высоким, с головой, как сковородка, узкими глазами и густыми вьющимися волосами. На первый взгляд он производил пугающее впечатление, особенно на меня в первом рейсе - такой грубый морской волк, непонятный сленг и одежда вся какая-то драная и мешковатая. Но это только первое впечатление. Стоило Коле подойти ко мне чуть ближе, как я физически ощущала его силу, доброту и уверенность в себе. Мы быстро подружились, да и невозможно было с ним не дружить, он заходил в любую каюту в любое время суток и это было нормально, весь его облик, и внешний и внутренний говорил: "Я свой, я - ваш".
Он был хозяином на судне, ничто и никогда не происходило без него. Каждое утро Николай приходил ко мне в медпункт, чтобы сделать УВЧ на какую-то шишку у него на руке, которая сидела там много лет и рассасываться не собиралась. Многие ребята ходили ко мне "лечиться", нуждаясь в самом деле лишь в психотерапии или в простом женском внимании. После процедуры мы с Клей шли пить кофе, потом мой друг немного медлил, не уходил и с нетерпением произносил: "Наташа, ну набивай уже свой бамбук, а то мне бежать надо." Надо сказать, что за пару недель до захода на судне заканчивались сигареты, но не для Коли и, естественно, не для меня. У него всегда было "трошки для себе" В тот раз мы подходили к Канарам, все приличное курево закончилось, остались только без фильтра. Без фильтра я курить не хотела, поэтому Коля раздобыл мне эбонитовый муншдтук. И теперь каждое утро он с вожделением ждал, когда я достану сигарету, разомну ее в пальцах, вставлю в мундштук и с наслаждением закурю после утреннего кофе. Я проводила эту процедуру в удовольствие и себе и ему, а он говорил: "Ты моя Муза, после кофе с тобой я знаю,что день не пройдет даром, а завтра опять наступит утро."
Мой муж сутками находился на фабрике, общаясь со мной или в кают-компании во время еды, или в коротких перерывах между сном и работой. Коля же всегда был рядом, он неожиданно появлялся, как джин из бутылки, если слышал по радио: "Доктору спуститься в пищеблок", если начинало штормить, если ребята закручивали хороший фильм, если в трале было что-то экзотическое, например омары. Коля сам делал мне салат из омаров и ничего вкуснее я не ела ни до того, ни после. А однажды он притащил мне живого омара, метра полтора длиной, мы напустили забортной воды в ванную изолятора и омар там жил пару суток. Он был такой забавный: глаза, как пуговки, настороженно следили за мной, а мощными клешнями он держался за линейку, смешно переваливаясь. Сначала мы хотели его съесть, но потом передумали. Я боялась, что Коля однажды заберет его и пошкерит, а он первый спросил: "Может за борт его?" Я обрадовалась! Боцман без страха взял омара, мы спустились на промысловую палубу, чтобы ниже было, и отпустили его домой.
Коля любил женщин, но он не был бабником в пошлом смысле этого слова. Он не таскался за каждой юбкой. Он любил только тех женщин, которых любил. У него было три жены - одна настоящая и две бывшие. Но бывшие - они лишь формально бывшие, в самом деле Коля их тоже любил и всегда помогал. Прихожу, говорит, домой, а моя(настоящая) говорит: "Звонила твоя первая, сходи к ней - карнизы надо повесить." Коля брал все, что нужно, в смысле, выпивку и закуску, а также подарок обязательно, шел, вешал карнизы, говорил по душам. Только приду от первой, - говорит, - моя опять: "Сходи ко второй, плачет, чего-то случилось, помощь нужна." Коля думал недолго, ведь на берегу он редкий гость и надо успеть всем помочь. Фотографии всех своих жен и детей он всегда брал с собой в море, любовался ими время от времени и я удостоилась доверия видеть их. Все жены были русские, все блондинки с голубыми глазами, все красавицы! А все дети яркого восточного типа, копии папы - чудо, как хороши. И за пять месяцев рейса я стала обожать его детей, его жен и его самого.
А вот и Санта Крус!Как хотелось ступить на землю, да еще и на Канарскую! Нас поставили на рейде, потому что места в порту пока не было. Было 30 декабря и все опасались, что до Нового года мы так и просидим на судне. Вскоре приехали таможенники, ко мне даже не заглянули. Потом полиция - привезли паспорта, пообещали, что лоцман будет уже сегодня к ночи. А это значит, что скоро нас поставят в порт. Скоро-то скоро, но до ночи еще долго, а мОчи уже не было. И мужики начали пить самогонку, которую выгнали в аккурат к заходу. Когда дождались лоцмана, трезвыми были только 2-й штурман и матрос-впередсмотрящий.
В ночь с 30 на 31 декабря нас поставили в порт Санта Крус четвертым бортом. А это значит, что мы от причала были четвертым судном, стоявшим борт за бортом. Но разве это преграда и мы компанией человек 20 стали собираться "на заход". Одели джинсы и футболки, взяли паспорта и деньги, некоторые взяли с собой пляшки с самогонкой, ну вообщем видно, что русские моряки в городе. Я вышла на шлюпочную палубу и остановилась, открыв рот. Я увидела нашего боцмана, собравшегося на берег. Нет, он не был моряком, тем более советским, он вообще не был похож на себя. На Миколе был белый костюм и кремовые кожаные летние туфли, волосы блестели и были распущены по плечам... Он был похож на миллионера с Филиппин, который сошел с прогулочного катера, стоявшего, кстати, неподалеку от нас. Я вернулась в каюту, достала голубой костюмчик, надела туфли на каблуках и снова вышла, я тоже хотела идти на заход красивой. Лицо Балтыкова не дрогнуло, только щелочки глаз стали еще уже, а это значит, что он улыбался.
Между нашим и третьим кораблем был хороший мостик, между третьим и вторым - нормальный, между вторым и первым - одна неширокая доска. Если бы я была выпивши, я бы перескочила по ней, не задумываясь, но, увы, самогонку я не пила. Мой благоверный перескочил и тянул ко мне руки - "Давай, я тебя держу!" - но, до его рук было неблизко. Борта то угрожающе расходились в стороны, открывая невидимую ночью, но шумящую пучину, то стремительно начинали сходиться, с грохотом ударяясь о подушки. И я никак не могла найти момент, чтобы пробежаться по ненадежной доске. Я с надеждой посмотрела вокруг... боцмана нигде не было. Тогда я поставила ногу на доску и стала ждать, когда сойдутся борта. "Стойте" - с той стороны стоял Микола, в его руках был широкий подмосток, такой, как у нас в судовой бане. Ребята перекинули его и я, как королева, не спеша прошествовала на другую сторону. "Молодец, Балтыков!" - хлопал по плечу боцмана мой муж. Коля ничего не ответил, мимика его не изменилась, только щелочки глаз стали еще уже, но это была не улыбка, это было что-то другое. Это было выражение щелочек, которое я еще не знала.
Наконец-то спустились на землю! Вышли из порта, взяли такси и поехали по трассе вдоль берега, остановились около кафе рядом с пляжем. Ребята дружно захотели искупаться, стали раздеваться, а матрос Кора был сильно пьяный и пошел в кусты "звать Ихтиандра"(его рвало). Вода была очень холодной и все немного отрезвели, потом вспомнили про Кору и стали его звать. Он вышел из воды подальше от всех и, прикрываясь ладошками, что-то бормотал. Сначала мы ничего не поняли, но потом выяснилось, что Кора потерял трусы. Что делать? Надо было идти в кафе, тем более, что призывно звучала ламбада. Вернулись, чтобы сказать водителю такси, что останемся здесь, а он показывает на капот - там лежали Корины трусы. Потом сколько ни думали, не могли понять, как они там могли оказаться.
В Санта Крусе стояли три дня. Помню только состояние праздника, безмерного восхищения и любви ко всем живущим. День начинался кофе и ламбадой, и заканчивался ламбадой и Мартини. Ламбаду слушали и танцевали все - старики и дети, причем и днем и ночью, до утра, пока не валились с ног. На второй день захода мы пошли погулять в город вчетвером - мы с мужем, буфетчица и боцман, пошли очень рано, боясь, что все проснутся и увяжутся за нами. Зашли выпить кофе в центре, сидели молча, просто наслаждались тишиной и ароматом кофе со свежими круассанами. Потом мужики взяли пиво, как без него? Барменша была восхитительна - лет 40 на вид, стройна, кареглаза и главное, коса у нее была своя, золотая и до пояса. Мы все загляделись, обменялись громкими впечатлениями, а мадам вдруг говорит нам на чистом русском языке: "Вы русские? Я думала, что вы немцы-туристы,
вчера пришвартовался их корабль."
Так мы познакомились с Хеленой, она была из Москвы, потом переехала в Польшу, а потом оказалась здесь. Был 1992 год, разваливался СССР и Хелена рассказала, что много советских моряков остаются, что их принимают, дают политическое убежище. Оказывается, такие специалисты сейчас востребованы, да и медики тоже нужны. Вообщем, хоть иди - собирай сумку и оставайся в этом раю, тем более, что дамочка предлагала всяческую помощь и содействие. Глаза у моего мужа загорелись, да и я начала фантазировать, мы развеселились и просидели в кафе целый день: здесь же пообедали, поужинали и неоднократно станцевали ламбаду. Все, пора было идти собирать чемоданы.
Планировали остаться втроем - я, мой супруг и буфетчица Люда. Мы пили Мартини, пиво, закусывали говядиной с кровью "по-португальски" и строили планы на будущее, глядя друг на друга горящими глазами. Я вдруг вспомнила, что рядом нет Балтыкова, а он сидел за барной стойкой и пил пиво, я видела только его профиль. Хотела его позвать, но вдруг услышала:" Намучаешься ты...." Он не открыл рот, даже не повернулся, но он это сказал. Вернее, я услышала то, что он хотел сказать. Мне стало смешно, да и вообще я устала, много выпила и объелась всего. "Идемте уже, сколько можно бредить, дурень думкой богатеет, так и мы с вами" - я встала и пошла к выходу. Все облегченно вздохнули и мы пошли на родную ржавую "этажерку", частичку своего несчастного, разрушающегося мира.
После рейса у нас был отпуск около двух месяцев. Мы были дома, в Украине. Отдыхать было тяжело, муж отдыхать не умел и я ждала момента, когда мы начнем принимать новое судно. Вернувшись в Мурманск, мы пошли пообедать в популярный ресторан "Дары моря", там я встретила знакомую морячку, разговорились о том-о сем, как всегда и о бренности жизни нашей, а она вдруг говорит: "Это с вами Коля Балтыков ходил? Вот недавно похоронили... Ехал на своей машине друга встречать в аэропорт и разбился."
Наверное, я побледнела... Помню муж подошел, потом ребята. И такая тишина вдруг стала в ресторане, а потом кто-то тихо сказал: "Помянем". Эх, жизнь...как магма, шипит и лезет во все щели. Она лавиной накрывает нас, но под этой лавой ничего не пропадает, под ней отпечатывается все до мелочей, даже, говорят, каждая морщинка на лице человека. Коля, Коля... а ты уж тем более отпечатался в наших душах и пока мы еще дышим, будем помнить о тебе.
ГЛАВА 7-я
Наше судно подходило к берегам Исландии, было лето, но остров почти всегда в туманах и долго ничего не было видно. Я стояла на шлюпочной палубе, на своем любимом месте и всматривалась, в надежде вот-вот увидеть очертания острова. Он появился сразу, как будто кто-то всесильный резко отдернул белую шелковую занавеску. Зрелище было настолько сказочное, что трудно передать его словами. Только представьте горные пастбища, такие ровные, словно начерченные под линейку, а по ним не спеша двигаются беленькие пушистые овечки. А местами поднимается пар от гейзеров, на какой-то момент он застывает в воздухе, становится похожим на лед с причудливыми рисунками, а потом устремляется ввысь и сливается с низкими облаками. И пока не видно города, картина получается библейская.
Акюрейри - город второй по величине в Исландии, вроде и ничего особенного, чистенькие улицы, одноэтажные частные дома, дети на прогулке, держащиеся за длинную веревочку, окна домов без занавесок даже вечером и видно, как большие семьи отдыхают у каминов и за столом, пьют свой бесконечный кофе. В городе не видно полицейских, правда есть два байкера - добродушных мордатых парня, да одна проститутка, якобы. Но это так, для виду, чтобы как у всех было. Больше всего меня поразило отсутствие порта, то есть не порта, как портала для захода судов, а ограждения и охраны. Мы причалили недалеко от центра города, вышли на берег, метров через 30-40 было трасса, а за ней дома, магазины.
Я любила ходить в город одна, одевалась всегда не как обычная морячка-рыбачка, а как леди, по крайней мере, мне так казалось. Я брала с собой в рейс свою лучшую одежду, купленную на чеки в "Альбатросе". Вот и сейчас я надела длинный белый плащ, туфли на каблуке в тон и захватила изумительную маленькую, кожаную сумочку с серебряной цепочкой. Ребята кричали мне вслед: "Доктор, возьмите охрану! Здесь нет преступности, но вы можете спровоцировать и будет международный скандал!"
Я ходила по маленьким магазинчикам, приценивалась, выбирала сувениры, мне было приятно разговаривать на английском и казалось, что никто и не поймет, что я не местная. Потом я заглянула в маленькое уютное кафе, там почти никого не было, взяла кофе, горячий бутерброд и села за столик. В баре был только крупный мужчина лет 45-ти, волосы с проседью, на вид приятный и добродушный, он был немного навеселе от пары бокалов пива. Мужчина наблюдал за мной. Я выпила кофе и решила, что пришло время коктейля, подошла к бармену, заказала в бокал - коньяк, апельсиновый ликер, апельсиновый сок и побольше льда. Взгляд незнакомца жег мне щеку, я все же немного смутилась и быстро пошла к столику. Отпив немного чудного напитка, я вдруг поняла, что сумочка осталась в баре. Но было поздно, незнакомец держал ее в руках. В его больших, грубых руках, созданных для гаечного ключа, этот предмет смотрелся совсем неуместно и я улыбнулась. А человек посмотрел на меня так призывно, так нежно, бережно поднес сумочку к губам и стал ее целовать. Я вздрогнула...В этом не было никакой двусмысленности - он целовал меня и я это чувствовала. Смотреть на это было невозможно, я отвернулась к окну и засмеялась. Смеялся бармен и еще пара посетителей кафе. Потом бармен вышел, взял у мужика сумочку, подошел ко мне и молча, без улыбки, бережно положил ее на стол. Свой коктейль я допила залпом, вышла на улицу, было хорошо...Сначала я хотела взять такси, чтобы сразу поехать в порт, но погода была чудесная, был разгар короткого исландского лета и я пошла пешком.
Я шла не спеша и не оглядываясь. Не боялась, ведь это был не Буэнос-Айрес, где могли в одну секунду вырвать сумочку и исчезнуть, или посадить в машину - испугаться не успеешь. Через некоторое время я увидела большой парк, в центре которого был открытый искусственный водоем с трамплинами и вышками. Народу было много, особенно детей, люди сидели на полянках, раскладывали еду или просто загорали. Я пожалела, что нет купальника, купила газету и уселась рядом с бассейном. Солнышко припекало и впору было искупаться. Вскоре я услышала гомон, обернулась и увидела наших ребят под предводительством супруга, который озабоченно крутил головой, наверное, искал меня.
-Я так и знал, что ты здесь.
-Ты случайно купальник мой не захватил?
-Купайся в белье, тут никто ни на кого не смотрит.
- Ага, не смотрит...Давай твою рубашку!
Я переоделась в его рубашку и мы пошли купаться, вода в бассейне была подогретой и мы долго дурачились, скатываясь в воду с высоты. Потом "накрыли стол", ребята достали бутылочки кока-колы, наполненные по вкусу: виски, коньяк, ликер, самогон. Отдыхать стало еще веселей и я даже не удивилась, когда появился George. Так звали любителя женских сумочек. Оказывается он уже познакомился с нашими моряками, да и вообще всегда приезжал в порт, когда там стояли советские корабли. George сел с нами, договорился с ребятами, что завтра заберет несколько коробок рыбы, потом рассказал, что работает водителем, что родом из Швеции, женат, трое детей. По-моему, мы слишком развеселились, потому что люди стали собираться и отходить от нас подальше, и у кого-то хватило ума уговорить всех ехать на корабль.
Мы с благоверным взяли такси. Его language был в ступоре, он махнул таксисту рукой и невнятно что-то промычал, но его tongue был очень даже активный и я чувствовала его на своей шее. Но когда tongue залез в ухо, я рассердилась и закрыла доступ сумочкой, а губы мужа страстно прикладывались к ее нежной и душистой коже. Я громко засмеялась - далась же им моя сумочка! А водитель с любопытством поглядывал на нас в зеркало.
На следующий день приехал George, он привез мне в подарок серебряные чашку и ложку с гербом и флагом Исландии. Я подарила ему комплект матрешек, а ребята бросили в багажник три коробки рыбы-капитана. Потом он пригласил нас с мужем к себе в гости, потом вместе с его сыновьями мы ездили на экскурсию по городу и в горы. Перед отходом мы обменялись адресами и я с ностальгией смотрела, как становятся все меньше и меньше фигурки наших провожающих...