Оказалось, что баба Люся всю свою жизнь, чуть не семьдесят годков с гаком плевала не через то плечо. Надо было через левое, а Люська плевала через правое.
А дело было так. Посыпались на Люську всякие беды, и пошла Люська в храм свечку поставить Николаю Чудотворцу. Ей всегда помогало, если ему поставишь.
У соседнего подъезда сидела баба Катя из семнадцатой. Так-то они не дружили, но сейчас - слово за слово, то, да сё, решила и баба Катя в храм сходить. Пошли вдвоём. Ну, идут. Катька на пенсию маленькую жалуется, а Люська возьми, да и похвастайся:
- А мне, Катьк, на триста рублей больше платят!
И, чтобы не сглазить свою большую пенсию, головой вправо мотнула, сплюнула трижды:
- Тьфу-тьфу-тьфу!
Катька аж споткнулась:
- Ты в кого сейчас плюнула, Люсь!
Люська оглянулась: справа, через дорогу, дворник-таджик в ярко-оранжевом жилете поверх куртки долбил ломом пласт наледи на узком тротуаре. Второй сгребал обломки льда лопатой и бросал в сугроб под деревьями.
- Ты же в Ангела-хранителя своего плюнула! - аж задохнулась Катька.
- В кого? - Люська недоверчиво покосилась на таджика в оранжевом, - ты чего, Кать, совсем не в себе?
- Да я-то в себе, - обиделась баба Катя, - постарше тебя буду, а право с левом пока ещё, Господь милостив, не путаю, - Катька перекрестилась, - А вот ты, подруга...
И оказалось вот что: плевала-то баба Люся всю свою сознательную жизнь прицельно туда, где за правым плечом сидел её собственный Ангел-хранитель! По словам Катьки выходило, что надо было плевать три раза через левое плечо, туда, где притаился лукавый. Если по-простому, - чёрт, - простигосподи. Вот его-то и надо было плевками отгонять от сглазу и на все прочие случаи жизни.
А она-то, дура старая! В Ангела своего! Всю жизнь... Вспомнилось бабе Люсе, что и солью она в него трижды сколько раз кидывала, чтобы в семье лад и покой были. Это - если соль просыпется. И ещё... Нет, лучше и не впоминать!
И поняла Люська, что сама она во всех бедах своих виновата, сама свою судьбу попортила! Плевала она, плевала в своего Ангела, Ангел терпел-терпел, да и ушёл, улетел Ангел-то! Не хватило у него Ангельского его терпения...
Теперь понятно, отчего дед чаще выпивать стал и с чего это сын развёлся. Ясно, почему помидорная рассада плоха уж который год и к чему сердце по ночам ноет.
Пока шли, бабка даже всплакнула. Эх, времена прежние, кабы знать, как жить надо, может была бы баба Люся не швеёй-мотористкой на фабрике, а актрисой заслуженной, или балериной в театре, - раскрасавицей ведь была Люська в молодости! И Катька поддакнула, мол, помню, помню, была красавицей, - Эх, годочки наши, все мы теперь "красавицы писаные", было бы здоровье!
- Что уж теперь! - Горько вздохнула баба Люся, - надо будет у батюшки спросить, - Ежели теперь плевать туда, куда следует, может вернётся Ангел? Я ж не для себя, Кать, мне ж - деда своего от пьянства уберечь и чтоб у сынка снова жизнь заладилась, - она сердито высморкалась, подала денежку нищенке и решительно шагнула за церковную оградку. Баба Катя за ней.
Священник в храме поругал Люську, сказал, что если всуе, то плевки через плечо - суеверие, а суеверие - это грех. Зря Люська к нему за советом в очереди толклась.
"Видно самой придётся с бедой справляться," - размышляла баба Люся, одаривая свечкой своего любимого Николая Чудотворца. Тот понимающе смотрел из нарядного оклада, как бабушка Люся крепит на подсвечник свечу, как затепляет над пахучим воском огонёк. Бабулька перекрестилась и святой благословил её с тёмной, золотисто-алой иконы. На душе у бабы Люси посветлело.
А помолившись, баба Люся молчком, про себя, у Ангела своего прощения попросила. Потом записочку за помин и за здравие родных и близких написала. Когда писала за здравие, приписала под обычным списком имён ещё одно имя: Анг`ела. Подумалось, что к женщинам непременно должны быть ангелы тоже женского пола приставлены. Как же иначе? Они же всё время с нами - Ангелы-хранители, каждую минутку. Мало ли, переодеться женщине надо, или в ванне искупаться. Нехорошо как-то при мужчине, хоть он и Ангел.
По дороге домой Катька опять завела про правительство, про цены, про свою маленькую пенсию.
- Ничего, Кать, - сказала Баба Люся, - Бог даст, и тебе прибавят, - и баба Катя примолкла, даже чуть приосанилась.
Да и Люська шла домой с чистым сердцем и спокойной душой. Верила, что всё у неё теперь в жизни наладится.