Чужие ландыши

Галина Щекина
Содержание Подруги Короля

Красная панама (Бася и чудо)
От груши до океана
Наладились
Король
Молоко с далекой  улицы
Из шкуры  молодого теленка
Давай  гори
Чей клад
Соня, велл
Ночь пирата
Ветка по поле
Отличница и двоечник
Тарелки в елках
Но ведь я же люблю
Хрустальное
Тайно и  явно
Чужие  ландыши

ЧУЖИЕ  ЛАНДЫШИ
      Пришел  конец учебному году… Бася уже  перестала  болеть, отрабатывала практику в  школе, записывала фамилии и дни, кто  сколько  сделал.
Она вспомнила, как  однажды их класс копал  огромную гряду на труде, и никто не  хотел работать. Лопат  было  много, но мальчишки обсуждали предстоящий  футбол на  стадионе, а девчонки  взяли лопаты только для  вида. Было как-то  уж очень тепло и все  расселись кто где, разленились. Бася в расстегнутом пальто моталась от гряди  к  одноклассникам и  уговаривала  их: «Давайте  быстрей, ну,  нам  же дали задание, чтоб на  совесть. А мы? Где наша  совесть, а?» Ребята  только  хохотали в  ответ: «Чего нет, того нет!»  И тогда она  стала  сама  копать, а земля была  тяжелая,  влажная, с  лопаты  падала пластом, не рассыпалась. Она твердо  знала, что она делает  правильно, но почему-то все  ржали… Казалось бы, сдалась  ей  эта  чужая грядка, ну, не она,  так  кто  другой бы  стал  копать из-под  палки учителя…Наверно, ей втайне  хотелось, чтоб они подошли хотя бы, пожалели ее. Дорохов  вон какой сильный парень, этот новенький, Один, да и другие. Она выбивалась из сил, но ждала  одобрения. Но они  даже не  смотрели в  ее сторону.

Бася  вспоминала и грустно улыбалась. Ничего-ничего,  скоро  она  закончит эту  противную школу, уйдет, не оглядываясь. Обойдя пришкольный участок, Бася раскрыла блокнот, чтобы все  проверить, присела на лавочку. Какое ясное небо! Какое сонное,  совсем уже  летнее солнце заливает школу и пришкольный  участок. Двери и окна школы были распахнуты.
      Родители  готовили зал к выпускному. Вымыли пол и окна, начали расставлять  привезенные из заводской столовки новые голубые столики. Потом ведра с цветами.  Надо же, сколько у них  своих  цветов  на  участке, и георгины, и лилии, и календулы, а родители все же  потратились на покупные  цветы. Бася смотрела туда, не отрываясь.
Надо бы подождать, пока  уйдут все с  участка, а там  еще  кто-то копошился на  клумбе. Учителя тоже  все  ушли, потому  что придут вечером на  выпускной.
      Она еле взяла себя в руки, поднялась  и пошла домой. Бася – медленная такая девочка, черная, как галчонок, худая, с нахмуренными бровками, ободком на  волосах, в платье рюмочкой, в смелом декольте вокруг наивной шейки. Мать перешила ей  свое  платье из  болгарского  сатина, которое стало  мало. Сатин был яркий, глазастый, желтые и малиновые кроны  деревьев  группками по белому полю.
Она заставила себя сходить в магазин за сметаной, на пекарню за квасом. Мать уже накрошила  огурцы со  свежим укропом, картошку с редиской и лук в огромную кастрюлю и оставила в  холодильнике.  Сделать окрошку нетрудно. Все  дома ее любят.
           Налила  и себе тарелку. Но тут же забыла об этом! Откуда-то издалека просачивалась музыка. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась...» Все щемило у Баси внутри, так как выпускники, наверно, уже собрались в школьном дворе. Будет много народу, пригласят музыкантов. Директор скажет речь, папа скажет речь, ведь он шеф от завода. Мама с Антошей тоже там, потому что Антоша выпускник. Басе  тоже  хотелось пойти, но после истории с прочитанным дневником она  чувствовала  себя ужасно, ей  казалось, что все  будут  тыкать пальцем. Да нет,  это  не  праздник,  чужой  выпускной. Зачем она  буде таращиться на  чужое  счастье?  Ее  день  еще  придет.
      …А теперь они, наверно, пошли фотографироваться. Лильке Дыхановой, говорят, сшили белое платье из гипюра на чехле. Зосимовой достали розовый трикотаж с люрексом. Сушенские ездили в Москву за болгарским хлопком… и сшили все по-разному. Бася много раз видела выпускной, она знала, что там по порядку...
      Тем временем на улице стихло и смерклось. Неужели дождь посмеет испортить  людям выпускной? У Антоши великолепный васильковый костюм, он, конечно, будет  среди парней самый  красивый.
      Впрочем, какая  разница, дождь или нет? Вы забыли, что для танцев есть зал!
      Но  дождь все же пошпарил, он загрохотал, не стесняясь, гулкий летний дождище.
      А Бася вдруг схватила прозрачную целлофановую скатерть с цветочками, впрыгнула  на ходу в сапоги и побежала.
      Скорей, скорей, хоть в окно успеть посмотреть! Ноги по воде и глине разъезжались. Надо же, одно окно задвинули шкафом. Додумались! Второе закрыто спинами родителей. Надо с другой стороны. А тут и шторы не задвинуты! Бася поцарапалась и приоткрыла ставни. Вон папа в парадном  костюме, наверно,  весь  ужарел, он давно уж  выступил в первых рядах. А вон строгая мама, которая имеет привычку гонять ее, собственную дочь, больше, чем  других учеников.  Она с высокой  укладкой, яркая  помада на  губах, глаза  смеются. На маме  голубой узкий  сарафан  и белая водолазка, как  когда-то у  Сони. Да,  после не все  стали эти штуки носить.
 – Дорогие  выпускники. Все  большое начинается с  малого! Начинается  с неуменья надевать чулки  – кончается неуменьем  жить. Что вы  смеетесь? Вы многому  научились в  школе, теперь вам придется  все  это  забыть и начинать учиться  сначала. Но не только урокам биологии, истории, русского, математики, географии, физики…Уроки  жизни потруднее. Вы сдали сочинения и экзамены? Отлично. Теперь  придется  сдавать такие  дисциплины, как гордость, решительность,  честность. И тут  одной  оценкой за  четверть не обойдешься.
Все  захлопали.
У микрофона стоял Андрис Петронис.
      – Да, мы стали другими за это время. Пришли  такими озорниками и лентяями, а уходим самостоятельными людьми. И еще неизвестно, что окажется важнее – математика или порядочность. (Ой, это наверно про нее,  Басю…) История, физика или умение  любить.. Я  говорю  спасибо всем, но  отдельно классному руководителю. Раиса Климовна – онам старалась не просто вбивать в нас знания, а думать, защищать свои взгляды... Наверно, не всегда это получалось, но позже мы еще вспомним ее уроки...
      Он  поклонился и ушел в сторону. Как, уже все? «Не уходи!» – мысленно закричала Бася. Она  всем  сердцем подалась  туда, в  освещенный  зал, перелет  через мокрый  подоконник, она мысленно схватила  его за обе руки, потянула  к  себе… И он замедлил шаги, встал недалеко от окна. Неужели он  как-то  услышал ее  беззвучный крик? Неужели в  самый  последний  момент кто-то  сжалился над  ней и не  дал ему  уйти? Его  холодный  безразличный взор никогда не останавливался на ней с таким вниманием, с  какии он оборачивался на низкий голос  красавицы  Зосимовой. «Андрис», - бросала она, и второй  слог был  ниже  первого, и он  был тут  как  тут. Это  видели все! А.  Бася, ночи не спавшая над его письмами, его не интересовала…

В нагрудном кармане его пиджака Бася заметила ландыши. Ах, конечно. Стоило искать их полдня, чтобы подарить Зосимовой! А вот Басе никто никогда цветы не дарил...
      В зале было жарко, и Андрис протиснулся  к ветерку, летевшему из окна. Его  белые волосы шевелились рядом!
      – Это ты? – спросил он, не удивившись.
      – Нет, не я, – шепнула Бася.
      – Почему?
      – Потому что я вообще... Не должна тут стоять.
      – Чудачка, ты же промокнешь.
      – А... Почему у тебя глаза такие? Яркие...
      – Потому, что я пил шампанское.
      – Ты уедешь?
      – Да.
      Он  достал из кармана ландыши и отдал  ей. И она пошла домой, застревая  в сапогах. Вот и все. Он был  рядом, в десяти сантиметрах. Не простились, не притронулись.
      ...Спотыкаясь  от невольных слез, Бася побродила по комнате, отыскала блокнот    по практике и написала
с обратной стороны: «Пишу после длинного перерыва. Столько было потрясений! Если открыть окно, то можно услышать знакомую музыку! Сегодня выпускной и в школе играет настоящая рок-группа. Там море музыки и цветов. Там я видела Андриса, который говорил со мной и подарил ландыши. Вообще-то я догадываюсь, что на  выпускной он  их принес не для меня, а, например, для  Зосимовой или для  Дыхановой. Но когда он подарил  их  мне, то дал мне  понять, что я тоже  человек. Пусть я даже не в зале нахожусь, а вообще  стою на  дожде и под  скатертью. Но у нас были наши письма, а в  письмах наша неповторимая жизнь. У нас было какое-то понимание. Пусть на бумаге, но мы  были друзьями, и эти ландыши я заслужила.. И я благодарна  ему  за  это. А больше я его не увижу никогда-преникогда».