-----« 3 »-----
Ктида. Записки. Друг Метель
# «Раньше он не знал, как называется его страна. Просто не было необходимости как-то её называть. Но потом он поумнел, лорд Дали обратил на него внимание, стал доверять всё более и более ответственные задания и поручения, и... И затем у него появился настоящий друг по имени Метель. Вот от него Бафа Дцае и узнал, что их земля называется Ктида. Сначала он думал, что это название придумал сам Метель, просто так для прикола. Но потом, в процессе общения с ним выяснилось, что в Мире есть ещё много других стран и земель. Это было поразительно – буквально на пустом месте, из ничего, Мир в его представлении переродился, вырос и стал совершенно-совершенно другим.
Он стал огромным и удивительным. Он стал таинственным и загадочным. Он стал манящим и непостижимым. И практически абсолютно недостижимым! Потому, что идёт война и эти дальние земли и страны отрезаны от них безжалостным и беспощадным врагом.
Рядовой Бафа Дцае до сих пор помнит своё удивление тогда, когда Метель рассказывал ему об устройстве их Мира и о существовании в нём других стран, помимо их собственной. Это было очень поразительно и очень давно. Целых шесть месяцев тому назад».
# «Шесть месяцев тому назад, в пятницу, лорд Дали убыл с позиций полка на базу «Лунный Лёд» с отрядом пленных. Он всегда лично сам отводил пленных и приводил обратно пополнение, потому, что только ему было известно, где она находится. Больше никто в полку не знал координат ни одной из основных баз Сопротивления, хотя сами названия их были на слуху – «Лунный Лёд», «Хрустальные Купола», «На Заре», «Тысячелетний Ручей», «Тёплые Пещеры». Хотя большинство солдат и командиров прибыли в боевые порядки полка именно оттуда, никто из них не мог вспомнить даже приблизительного местоположения главных баз Восстания. Очевидно, что без вмешательства магов здесь не обошлось.
Часть доверенных лиц, из числа командиров, знала лишь нахождение небольших перевалочных пунктов, через которые осуществлялось снабжение снаряжением и боеприпасами. Таковы непременные требования режима секретности. Если врагу станет известно точное положение базы, то он её немедленно уничтожит и без необходимого снабжения окажется большое число подразделений. В суровых условиях их страны это означает только одно – неминуемую смерть.
...
Пленные, числом тридцать четыре, были захвачены в двух последних боях в районе ротной зоны ответственности. Двадцать семь солдат и семь волков. Почти все пленные имели ранения разной степени тяжести. Некоторых, особо тяжелых, несли на руках, так как они не могли передвигаться самостоятельно. Ну, да это было не суть важно, ибо на базе всех быстро подлечат и поставят в строй. Разумеется, если они пройдут проверку на полную лояльность и будут признаны достойными нести почётную обязанность – биться за освобождение Ктиды. Те же, кто проверку не пройдёт, будет безжалостно уничтожен. Таковы жестокие реалии войны...»
* Сам рядовой Бафа Дцае проходил такую проверку дважды. Первый раз, когда лорд Дали прибыл принимать командование их полком. Только тогда это был ещё не полк, а так, рота неполного состава. Вместе с лордом прибыли несколько магов, знахарей и колдунов. Они тщательно осмотрели и подлечили каждого воина, проверили всё вооружение, все средства защиты и связи, и переколдовали им знаки различия.
Собственно именно с этого времени он и осознаёт себя как рядовой Бафа Дцае. Кем он был до этого момента, чем занимался, где находился и даже, какое носил имя, он просто не помнит. Наверное, это маги и знахари освободили его от ненужных воспоминаний прошлого. Очевидно, в этом есть какая-то высокая необходимость, понимание которой доступно не каждому солдату.
Второй раз проверки он удостоился после спасения из ледяного плена и последующей встречи с Основным. Сразу после этой встречи собрался целый консилиум магов и знахарей, которые долго и придирчиво осматривали его, задавали бесконечное множество разных каверзных вопросов, на которые требовали немедленные и точные ответы. Потом они продолжительное время совещались меж собой, громко спорили и бранились. И, наконец, выдали решение – для прохождения дальнейшей службы годен. Без всяких ограничений. И посоветовали лорду Дали от себя его не отпускать и немедленно доложить Основному, если что-то пойдёт не так.
# «Через два дня, в воскресенье вечером, лорд благополучно вернулся из дальнего похода. Вместе с ним прибыли девять солдат (целое боевое отделение), три собаки (целое разведывательное звено) и один новенький командир. Солдат немедленно распределили по ротам, особо нуждающимся в пополнении; собак отдали в разведывательную часть под опеку опытных вожатых. И лишь один новый командир остался без назначения. Он стоял рядом с лордом Дали и вертел головой, с любопытством осматривая расположение штаба полка – обширное ледяное помещение с куполообразным сводом и несколькими выходами-тоннелями. Подсвеченные снизу прожекторами, хрустальные грани зала переливались разноцветными бликами, живо напоминающими яркое полярное сияние.
Рядовой Бафа Дцае смотрел на нового командира с огромным удивлением, уж больно необычно тот себя вёл – излишне плавно и непривычно двигался, постоянно улыбался и непрерывно болтал с лордом Дали. И при этом совершенно не умел пользоваться командирскими способностями и знаками отличия! Это поражало больше всего. Командир с отключенным вооружением не умеющий предъявить знаки отличия? Нонсенс! Наверное, на поле брани при неожиданной встрече, его немедленно убили бы свои же, слишком уж тот был... неправильным. Причём убили бы безо всякого труда, раз новичок не умеет пользоваться оружием и защитой. Но здесь, в присутствии лорда он был в безопасности, конечно. Во всей этой ситуации чувствовался какой-то подвох, что ли. Какие-то неявные непонятки. Поэтому Бафа Дцае просто стоял и смотрел на этого необычного, хм... соратника, наверное. Смотрел и слушал. Слушал и недоумевал.
– Ну, вот, собственно мы и на месте, – сказал лорд Дали, обращаясь к новому командиру. – Как вам нравится наша «норка»?
– О, вполне прилично! Неожиданно большие и комфортабельные хоромы, – вовсю улыбаясь, ответил новичок. – А где вы воюете?
– Наверху, довольно далеко отсюда. У нас весьма обширная зона ответственности. Но там, где мы воюем, комфорта значительно меньше, – засмеялся лорд. – Наши воины нетребовательны к удобствам в боевой обстановке. Ямка в снегу или трещина во льду – вот и все их апартаменты в диком поле. И в этом их сила – в любых условиях они способны применить свои умения на полную катушку.
– Да, да, и это просто замечательно, – улыбнулся новичок. – А вот мне похвастаться нечем – я пока вояка никакой. Увы!
– Ну, это дело поправимое, – весело ответил лорд, – у нас есть замечательные командиры и наставники, способные сделать из любого солдата бойца высочайшего класса.
– Какие-нибудь суровые солдафоны, вбивающие знания плетьми и кулаками?
– Ай-ай-ай, какие у вас неправильные понятия о методах боевого обучения! – лорд Дали просто сиял от удовольствия. – Зачем вбивать знания, если достаточно их вложить? И потом, нашим солдатам важнее не умение биться, а мотивация на сражение. Это вы, кстати...
– Да, да... Я полностью в курсе, – слегка рассеяно прервал его новичок, и неожиданно глянул прямо в глаза Бафа Дцае. И быстро отвернулся. – Но вы, кажется, хотели приставить ко мне обучающего командира?
И тут Бафа Дцае вновь почувствовал некую фальшь. Словно собеседники договаривались об уже заранее договоренном, и решали уже заведомо решенное. Странное такое чувство, необычное. Ничего подобного он раньше не испытывал. Но разобраться в своих новых ощущениях он так и не успел. Потому что лорд Дали посмотрел на него, словно только что увидел, изобразил лёгкое удивление и сделал ему приглашающий жест рукой:
– Рядовой Бафа Дцае! Подойдите ко мне.
Рядовой Бафа Дцае, чётким строевым шагом приблизился к лорду, предельно внятно предъявил свои знаки отличия и коротко доложил:
– Рядовой Бафа Дцае по вашему приказанию прибыл! – и искоса глянул на новичка.
– Чем вы сейчас занимаетесь, рядовой? – осведомился лорд.
– Произвожу укладку боекомплектов и организую отправку их к дозорным группам!
– И уже час пялитесь на то, как ваш лорд беседует с молодым пополнением.
Бафа Дцае смутился и, слегка запинаясь, ответил:
– Никак нет, мой лорд! Всего пять минут, мой лорд!
– Ва-у! – протяжно сказал улыбчивый новичок. – Как это у вас здорово и браво получается!
– Рядовой Бафа Дцае, отставить укладку боекомплектов! – скомандовал лорд Дали. – Передайте свои обязанности кому-нибудь из команды. И... Ваша рота всё равно сейчас в резерве, так? Так. Значит... хм... Значит, ваше очередное задание – научить вновь прибывшего командира всему тому, что необходимо на войне! С этой минуты он переходит в ваше подчинение.
– Я – к нему? – вдруг удивился новичок. – Но вы же...
– Да, вы к нему, – весело сказал лорд и добавил тоном ниже: – Так будет справедливо. Хоть вы и значитесь по рангу, как командир, но теперь вы – курсант. А рядовой Бафа Дцае ваш инструктор. Всем ясен приказ?
– Так точно! – молодцевато ответил Бафа Дцае.
– Ну... Раз уж вы так хотите... – разочаровано протянул новичок.
Лорд Дали вдруг подобрался и неожиданно решительно оборвал его:
– Не поняли. Как должен отвечать подчинённый, получив приказ от своего командира?
– Слушаюсь, – грустным голосом сказал новичок.
– И где вы только берёте, это глупое – «слушаюсь»? – укоризненно вздохнул лорд и обратился к Бафа Дцае: – Рядовой, доложите, что должен ответить подчинённый получивший приказ?
– Получив приказ, подчинённый должен ответить – «есть!» – не моргнув глазом, бодро доложил тот.
– Вам ясно, курсант? – строго спросил лорд.
– Вроде, да, – уставясь в землю, тихо ответил новичок.
– Рядовой!
– На вопрос начальника нужно отвечать: «так точно», или «никак нет», – быстро сказал Бафа Дцае. Немного подумал и добавил: – В зависимости от контекста вопроса.
– Хм, – ухмыльнулся лорд, бросив на него короткий взгляд. – Вам понятно, курсант Метель?
– Да... то есть... Так точно, – промямлил новоявленный курсант.
– Ну, вот и славненько! – улыбнувшись, довольно сказал лорд. – Я вас больше не задерживаю. Обоих. Думаю, вы сработаетесь. Приступить к выполнению приказания!
– Есть! – чётко ответил Бафа Дцае и, предъявив свои знаки отличия, отошел к месту сборки комплектов боезапаса, передавать свои обязанности товарищам по команде.
– Слуша... то есть... Есть! – немного вяло ответил новичок, и неторопливо шаркая по льду согнутыми ногами, направился вслед за ним».
* Бард улыбнулся. У него всегда становилось приятно на душе, когда он думал о своём друге.
# «Вместо себя он назначил рядового Дцаб Фаца (вполне толкового солдата), и теперь стоял в сторонке у пункта сборки боекомплекта, смотрел на нового командира, вернее, теперь курсанта, по имени Метель и размышлял. Казалось бы, что основным содержанием его напряженных размышлений должны были быть мысли о том, как правильно и наилучшим образом исполнить приказ лорда Дали. То есть, как ему качественно и быстро обучить боевому делу курсанта Метель. И именно КАК должно было быть определяющим в этих размышлениях. Но... и это очень странно, думал он совсем не о том.
Он неожиданно для себя задался вопросом – откуда они взялись? То есть, они все – солдаты, командиры, псы, драконы. Все. Откуда? Ну, вот например, откуда берутся пингвины, хорошо известно. Толпа особей в какой-то момент делится на пары, которые через некоторое время обзаводятся яйцом, долго его выхаживают, и – хоп! – появляется птенец, новый маленький пингвин. Сейчас не важно, что Бафа Дцае не представляет, каким образом у пары появляется яйцо, и как в нём заводится птенец. Не важно. Важно, что видно – пингвины берутся из яйца.
А солдаты? Никогда он не задумывался над этим вопросом. Раньше ему было достаточно знать, что солдаты прибывают с базы. Их приводит лорд. На базу их отводит так же лорд – это пленные, которых удаётся захватить в ходе боевых действий с врагом. То есть получается, что все солдаты взяты у врага. А у врага они откуда появляются? Неизвестно, поскольку с врагом на эту тему он не общался.
И неожиданно представилось ему в воображении, как во вражеском лагере, вражеский командир приводит пополнение своих солдат в боевое подразделение. А он, рядовой Бафа Дцае, вроде бы стоит от них неподалёку и спрашивает этого командира: «Откуда пополнение прибыло?». «А с базы», – отвечает ему вражеский командир. «А на базу они откуда попадают?» – спрашивает дальше рядовой Бафа Дцае вражеского командира. «А оттуда», – нагло улыбаясь, отвечает тот, и заливается противным гомерическим хохотом...
– Ну, что, так и будем в гляделки играть? – курсант Метель криво улыбаясь, смотрел ему прямо в глаза.
– А ты откуда на базу прибыл? – спросил его Бафа Дцае, встряхивая головой, чтобы высыпать из неё дурные мысли.
– А оттуда, – хитро склонив голову, осклабился Метель, и у Бафа Дцае появилось ощущение, что этот диалог они прокручивают уже не по первому разу.
– Ты видел, как пингвины высиживают своих птенцов? – всё ещё находясь под ощущением вторичности происходящего, спросил он у Метели.
– Нет, – расширил глаза курсант. – А что, можно посмотреть?!
– Мне – можно. Лорд Дали наделил меня особыми полномочиями. А раз ты теперь мой подчинённый, то и тебе можно – я поделюсь частью своих прав...»
* Пингвинов они так тогда и не посмотрели, нашлись какие-то неотложные дела.
# «Что у вас за имена такие – сплошные «фаца», «баца»... – Метель отдыхал, сидя на льду, после сложных тренировок по применению магической защиты в бою. – Кто их вам дал?
– Никто не давал. У нас всегда были такие имена. Наверное, их присваивают маги, когда перевоспитывают. И ты неправильно говоришь. Если называть полностью, то надо – «пехотинец рядовой Дцаб Фаца». Если в пределах полка, то можно «пехотинец» опустить. А так «рядовых» много, «дцаб» и «фаца» тоже имеют повторы. Но всё вместе сложи и получится единственная в полку комбинация, обозначающая конкретного бойца. И это ещё удачное имя. Большинство можно только предъявлять, а произносить вслух совершенно неудобно. Вот, к примеру – рядовой СемьБэДевятьЭф ДэЧетыреОдинОдин. Хороший боец, надёжный. А с именем не повезло.
– А, так это не имена у вас, а просто шестнадцатеричный код! – почему-то обрадовался Метель. – Нет, мне не нравится тебя цифрами обзывать, хоть и шестнадцатеричными. Давай-ка что-нибудь придумаем... Ты ведь поэт? Песни пишешь и сам поёшь – значит, ты бард. Вот и имя тебе готово – Бард. Что, много у вас «бардов»?
– Нет, не много – ни одного не знаю, – Бафа Дцае расслабленно улыбнулся.
– Вот и отлично! – радостно улыбнулся в ответ Метель. – Отныне рядовой Бафа Дцае я буду называть тебя – Бард! Ну, как тебе новое имя?
– Хм, – задумчиво глядя на него, сказал новоблагословенный Бард, – и предъявлять его можно, да?
– Конечно. Имя же! И рифмуется хорошо – «бард – гепард»!
– Хм! – Бард помолчал немного, затем сказал с сожалением: – Нет, предъявить его я не могу, не получается. Предъявление жестко в нас заколдовано, так просто не изменишь. А вот при личном общении называться можно.
– Это будет мой новый ник, – сказал он секунду спустя. – А хорошая у тебя рифма получилась, стремительная такая – «гепард – бард». Ты сам не пробовал стихи писать?
– Пробовал, – почему-то стушевался Метель, – только из меня поэт ещё хуже, чем из тебя... То есть, я плохой поэт, не то, что ты.
– Это потому, что мало тренировался! – уверенно сказал Бард. – Если хочешь, то давай вместе начнём занятия и в поэзии тоже, а? Поднимем свой поэтический уровень...
– Нет, Бафа... Бард. Поэтический уровень натренировать невероятно сложно. Потому, что это дар, который даётся свыше. Он или есть, или его нет. Постой, как ты сказал – «новый ник»?
– Да, ник. А что?
– А где ты про ник слышал? – Метель подозрительно посмотрел на своего бравого инструктора.
– А... Ты что, не в курсе? У нас в штабе полка есть связь с Мировой Сетью через базы. Лорд Дали разрешает мне иногда посещать некоторые места в ней. В Сети, то есть. Он говорит, что это полезно для моего развития, как поэта. Чтобы я знакомился с творчеством других поэтов и разных писателей, и сам чего-нибудь выкладывал на обозрение для критики. Вот я и завёл там на одном сайте своё место и назвал его «Лёд в пламени». И ник себе выбрал «Бафа Дцае», только без «рядовой огнемётчик». Чтобы никто не смог догадаться, что это я стихи пишу. Потому что, Бафа и Дцае у нас несколько есть по всей нашей стране – разведчики, круизеры, минёры, драконоборцы, даже знахари и маги.
– Очень остроумно, – хмыкнул Метель. – Вот только скажи, кто-нибудь ещё из этих «бафов дцаев» стихи пишет?
– Ну, насколько я знаю, нет, – несколько удивлённо ответил Бард.
– Следовательно, поэт только один. И этот один – ты.
– Ну... Да, – задумчиво протянул Бард, – пожалуй ты прав.
– Вот ты и идентифицирован с точностью до миллиметра, – с торжеством сказал Метель.
– Верно... – грустно протянул Бард, – как-то я раньше таким образом не думал. Что же, мне теперь ник поменять, что ли?
– Зачем? – Метель беспечно махнул рукой. – Насколько я знаю, хоть «Бафа Дцае» в Сети и достаточно редкое имя, но вряд ли кто там тебя вычислять станет. Поскольку все творческие люди заняты исключительно собой и своими почитателями. А до остальных, как правило, им дела нет. Да и никому в голову не придёт, что какой-то роб... э... романтик из Ктиды пишет стихи. А если им об этом сказать, то они, скорее всего, не поверят.
– Ты так говоришь, как будто точно знаешь. Неужели в Сети бывал? Хотя... Ты пусть и неправильный, но командир. Наверное, у тебя тоже допуск есть?
– Есть, конечно. Я могу бывать в Сети. Только пока не хочу, – Метель отвёл глаза.
– Странный ты, – сказал Бард, задумчиво рассматривая его. – Командир, а ничего не умеешь. Но как-то же ты им стал? И лорд Дали имеет к тебе особое отношение. Почему?
Метель искоса глянул на него:
– А ты со мной общаешься только из-за особого расположения со стороны начальства?
– Чудак ты, честное слово! – хмыкнул Бард. – Я тебя заметил, когда ещё ни о каком «расположении» и речи не было. Чем-то ты мне показался. Или, нет, не так! Э... даже не знаю, как... Странное дело – я не могу определить свои чувства по отношению к тебе.
Взгляд его стал растерянным, а Метель тихо вздохнул и негромко сказал:
– Чувства... Какие тут могут быть чувства? – снова вздохнул и продолжил: – И тебе я хочу сказать, Бард – ты тоже странный. Стихи пишешь, песни поёшь, о чувствах рассуждаешь. Странный ты... солдат. Ах, какое необычное задание...
– Какое задание? – удивлённо спросил Бард.
– Да... так. К делу не относится, – уклончиво ответил Метель, – былые проблемы. Замнём для ясности.
– А вот у меня нет былых проблем... – виновато сказал Бард. – Но, если для ясности так необходимо, ладно, замнём пока твои. Курсант Метель, ты отдохнул? Продолжим занятия? Тебе надо научиться правильно предъявлять своё имя и знаки различия, – от этого может зависеть твоя жизнь в бою.
Курсант Метель вздохнул, в который уже раз, и поднялся с ледяного пола в одном из залов штаба полка, расположенного на километровой глубине далёкого Южного материка, иначе именуемого Ктидой».
* Похоже, погода установилась и дальше разгуливаться не собирается. Ветер чуть приутих, но мгла от носимой ветрами снежно-ледяной пыли не рассеивается. Горизонт чист, неприятельского присутствия не наблюдается, свои солдаты укрыты на местах и готовы ко всяким неожиданностям. Всё славно и спокойно.
Интересно, что уют в доме в непогоду чувствуется особенно остро. Бард с любовью оглядел наблюдательный пункт изнутри. Да – чистенько и уютненько. Это всё Метель. У него просто маниакальная привычка наводить везде порядок. И стёклышко в стене его работа. Барду оно совершенно без надобности, ему стены видеть совсем не мешают. Но Метель решил, что с окошком «красивее и культурнее», и теперь во всех домиках, НП, и даже огневых точках, где им приходится коротать время, Бард устраивает ледяной иллюминатор. Потому, что прислушивается к словам друга и ценит его мнение. Потому, что друг открыл его глаза на очень многие вещи в этом мире. Например, на то, откуда у пингвинов появляется яйцо и как там заводится птенец.
Окружающий нас мир очень часто оказывается не таким, каким мы его представляем в своём воображении. Потому что наше сознание строит картину мира на основе совокупности имеющихся в его распоряжении истин и фактов, накопленных по ходу жизни практическим или эмпирическим путём. Если короче, то наш мир таков, каковы наши знания о его устройстве. До появления Метели мир Барда был прост и примитивен – белое и чёрное и никаких тебе серых полутонов. Точно также незнакомая ледяная пустошь, на которую взглянул мельком, кажется простой и незамысловатой по устройству. Но стоит только присмотреться внимательно, вдуматься в её пейзаж, в неприметные выпуклости и рытвинки, и откроются невидимые ранее и не достижимые доселе горизонты пространства.
Так и в его жизни вдруг обнаружились новые неведомые горизонты, страны, события, мысли. И всё это благодаря его другу Метели.
И это точно.
# «Друг Метель во всём любит порядок – и в вещах, и в делах, и в мыслях. Совсем недавно он сказал Барду:
– Слушай Бард, а почему у тебя такой бард-ак в голове?
– Какой «бард-ак»? – недоумённо уставился на него Бард.
– Ну, как какой? С одной стороны у тебя – колдуны, маги, драконы, волки. А с другой – ракеты, пушки, Интернет... Не находишь это странным?
– А... Понял! Ничего тут странного нет. Вот смотри, возьмём, например, псов... или нет, давай сразу солдат. Ты когда-нибудь с кем-нибудь из них на отвлечённые темы разговаривал? Не связанные с боевой работой? Нет? Всё правильно – и не поговоришь. Почему? Потому, что у них сознание на уровне пингвина. Ну, или чуть выше. Так вот, я ещё совсем недавно был обычным солдатом.
– Ну, и?
– Ну, не пингвинь! Я ещё недоразвитый. Что ты смеёшься? Это действительно так! Я развиваюсь, и мой разум развивается вместе со мной. И моя оценка окружающего мира постоянно меняется. Но постепенно! Драконы, маги и тэдэ – таким мне представлялось окружающее пространство совсем недавно. Буквально несколько месяцев назад. А сейчас я вижу мир уже по-другому. Но это ещё не всё. Я не уверен, что и ныне отражаемый в моём сознании образ действительности является окончательным. Через какое-то время всё может поменяться. Может, и ты для меня будешь казаться не тем, кем кажешься сейчас.
– Интересно, и кем я кажусь тебе сейчас? – спросил Метель с повышенным интересом.
– Ну, прежде всего, только познакомившись с тобой, я понял, что такое дружба, – уверенно ответил Бард.
– Спасибо, – с чувством сказал Метель.
– За что? – удивился Бард.
– За тёплые слова.
– За тёплые? – переспросил Бард. – Хм, хорошо сказал, надо запомнить. Но, видишь ли, Метель, у меня постоянно присутствует ощущение, что я всё-таки не до конца понимаю, что значит – «дружба».
Метель улыбнулся:
– Я тоже не до конца понимаю, что такое дружба. И, по-моему, никто не понимает этого до конца.
– Вот как? – Бард слегка опешил. – Неожиданное, странное заявление. А почему такое возможно?
– Я думаю, потому, – посерьёзнел Метель, – что под словом «дружба» каждый понимает свой уровень ответственности и самоотдачи. Для кого-то «дружба» ограничивается просто поверхностным знакомством, типа поболтать и посплетничать. А для кого-то выше этого понятия нет ничего, и ради друга они готовы на всё. Даже на смерть.
Бард слушал внимательно, слегка кивая головой и неотрывно глядя на Метель.
– Здорово! Никогда так не думал. Теперь я смотрю на дружбу совершенно по-другому. Вот, например – я раньше, считал, что раз мы все солдаты Света, то нас уже связывает крепкая боевая дружба. Автоматически. Но сейчас, я понимаю, что эта наша связь совсем не крепкая, потому что мы не идём на смерть друг за друга. Потому что главным для нас является выполнение приказа, а не личные отношения. Конечно, жалко погибающего товарища, но отдать свою жизнь за то, чтобы жил он... Нет, на такое никто из нас не пойдёт. Значит, дружбы у нас нет. Есть просто служба. И это грустно.
– Но, ты же сам говорил, что у солдат низкий уровень сознания. А настоящая дружба требует сильных чувств и умственных усилий. И потом, это довольно редкое явление – отдавать жизнь за другого.
– Да, да, я понимаю, – торопливо сказал Бард, – только настоящая дружба способна на самопожертвование. И это прекрасно! Но как мне быть? Я не знаю, настоящая у нас с тобой дружба или обычная. Я очень боюсь потерять жизнь, хотя и не знаю почему. Но и потерять тебя я тоже очень боюсь! И не могу никак решить – чего же я боюсь больше. Но самое противное, это то, что я совсем не уверен, смогу ли отдать жизнь за тебя. Прости меня, Метель, наверное, я не умею дружить по-настоящему.
– Ах, ты глупенький! – Метель легонько погладил его по голове, покрытой коротким густым белым мехом. – Никто не знает, на что он способен ради друга! Недаром говорится: «Друг познаётся в беде». То есть, только пройдя через какие-то невзгоды, мы сможем оценить настоящие мы друзья или нет. Но лучше, конечно, чтобы не было никакой беды.
– А наша дружба от этого не будет ненастоящей? – с тревогой спросил Бард.
Метель с прищуром склонил голову набок.
– А сам ты, как думаешь?
– Я не знаю... – Бард немного помолчал. – Понимаешь, недавно мне представилось, что ты внезапно погиб... Ну, не по-настоящему, а только представилось, виртуально. Ведь идёт война, и всякое на ней может произойти. Так вот, даже от представления такого ненастоящего события я сильно расстроился и... И потом написал стихи о тебе. Если хочешь, я прочту.
Метель опустил голову и, глядя в ледяной пол, негромко сказал:
– Прочти. Ещё никто не писал обо мне стихи.
– Тогда слушай, только не смейся...
Мы с другом вдвоём любовались закатом,
И звёзды считали в небесной дали,
А ныне на панцире льда покатом,
Останки горят его в снежной пыли.
Он радостью жизни был доверху полон,
Отважно сражался, над смертью смеясь,
Но вражьим жестоким железным уколом
Безжалостно сброшен в горящую грязь.
Мы бились отважно – враги наседали,
И плавился камень, и плавился лёд...
«Не бойтесь, ребята, – сказал он, – едва ли
Нам жизни дано миллион лет вперёд!
Не важно, как долго мы были живыми –
Величие жизни измерит лишь смерть!
Нам выпало счастье быть в дни огневые
Не сметь сомневаться, и трусить – не сметь!
Давайте ударим врага мы отважно,
Давайте навалимся всею гурьбой,
Я знаю, лишь трус умирает дважды.
Но вы же не трусы! Смелее за мной!»
Жестокого боя свершив быстротечность,
Рванувшись в атаку сквозь крошево льда,
Мой друг, пошатнувшись, шагнул прямо в вечность,
Из мира живых уходя навсегда...
Он рухнул на землю прострелянным знаменем,
Споткнувшись, застыла Земля не дыша,
А в яростных вихрях смертельного пламени
Горело не тело – пылала душа.
И доблестным пылом его удостоены,
Мы в этом бою не остались в долгу!
А жизнь и надежды отважного воина
Рассыпались искрами в белом снегу.
Слабеющим взором, подёрнутым инеем,
Прощальный луч Солнца, поймав сквозь пургу,
Шепнул он: «Какие они красивые –
Блестящие льдинки на белом снегу».
Потух его взор, и не стало в нём жизни...
Чтоб тело его не досталось врагу,
Струя огнемёта пропела тризну,
И льдинки сверкнули на белом снегу...
Я грустно молчу – не умею иначе,
Я плакать физически не могу!
Пускай же вместо меня поплачут
Хрустальные льдинки на белом снегу...
Бард весь извёлся, пока Метель, опустив глаза в лёд, долго молчал. Наконец тот, вздохнул и тихо сказал:
– Уверен ли ты, что эти стихи посвящены мне?
– А как же! – удивился Бард. – Конечно! Я же их для тебя написал! И у меня только один друг – ты.
– Я их не заслуживаю, – почти прошептал Метель.
– Да что ты! – ещё больше удивился Бард. – Конечно, заслуживаешь! Да ты сам не знаешь, какой ты хороший! Вот ещё немного подучишься метко стрелять из пушки и станешь совсем...
– Спасибо тебе, Бард, – тряхнув головой и как-то странно шмыгнув носом, сказал Метель. – Можно мы не будем сейчас тренироваться в стрельбе из пушки, а я просто пойду, поброжу по ледяным залам? В одиночку.
– Да, да. Конечно, можно. Только наружу не выходи без меня, мало ли что. И не забывай предъявлять встречным свои знаки отличия. Вдруг, какой-нибудь новенький появится, который тебя не знает.
– Не волнуйся, Бард, никуда не выйду и всё предъявлю как надо...»
# «Через час с небольшим, Бард сидел в оружейке и рассеянно набивал снарядами боксы для автоматических пушек. И всё пытался понять, почему Метель так странно отреагировал на его стихи. «Может он обиделся на мои неумеренные фантазии? Может, не стоило так подробно описывать его мифическую геройскую «гибель»? Вдруг Метель решит, что он мне надоел, и я таким способом пытаюсь от него отделаться? Или же ему не понравился вымысел, что он «ходил в атаки», тогда, как он ни разу ещё не был в настоящем бою?» Так душевно страдая, продолжал он снаряжать обоймы для встроенных пушек, когда из чёрной дыры дальнего тоннеля показался Метель. Как ни в чем, ни бывало, он подошел и, молча, стал помогать в заправке вооружения.
Бард долго и терпеливо ждал. Но, наконец, не выдержал и воскликнул:
– Ну, прости меня, Метель! Ну, глупость я написал, сплошноё враньё! Прости, прости, больше я никогда не буду так писать!
– Мне не в чем прощать тебя, мой дорогой друг Бард! Я уже сказал и повторю ещё раз – спасибо за хорошие стихи! А чтобы твой художественный вымысел не показался кому-то «враньём» сегодня же идём наверх «любоваться закатами» и считать звёзды «в небесной дали». Ты понял меня, мой лучший друг Бард?
– Понял, – радостно расплылся в улыбке Бард и ощутил в глубине своей души неведомое ранее животворное тепло».
* Странно всё это. Странно и непонятно.
# «Интереснее всего нести службу в дозоре, когда пурга начинает ослабевать. Атмосфера постепенно успокаивается, давление растет, и в просветах рваных, быстро несущихся туч появляются первые призрачные блики бледного, зависшего у самого горизонта Солнца. Ветер стихает, но всё еще громко и нудно поет на разные голоса – озорно свистит на острых кромках хаотично нагромождённых торосов, гулко гудит в глубоких разломах и трещинах на, ползущих в океан, ледяных массивах, и упоительно завывает вокруг выходов на поверхность ледяного панциря коренных скальных пород. Пурга успокаивается, а ты сидишь себе в уютно устроенной норке на вершине господствующей высоты «1221» и сквозь наполовину засыпанное позёмкой смотровое оконце всё глядишь и глядишь на постепенно очищающуюся от крутящейся снежной мути бескрайнюю белую пустыню среди бескрайних белых просторов родной Ктиды.
Стелющиеся по плотно утрамбованной и слегка волнистой поверхности снежные вихревые змеи, шипя и извиваясь, уносятся к далёкому океану, и ты слегка завидуешь им – куда они летят, что нового и интересного откроется им в той невидимой и недоступной дали? Может просто – долетят они до высокой кромки края могучих шельфовых ледников и сорвутся в бушующее внизу у подножия море, утонут и растворятся в его тяжелых свинцовых волнах, грузно качающих оторванные от материка огромные льдины. А, может, и нет. Подхватит их вдруг стремительный восходящий поток, зашвырнёт в заоблачную высь и вместе со стратосферными течениями донесёт до северных каменных материков. Ярко сияющее там Солнце растопит их, и выпадут они пресным прохладным дождём на сухую и горячую землю далеко-далеко отсюда, и прорастёт на влажных от этого дождя камнях настоящая зелёная трава...
Бард ещё ни разу не видел зелёной травы вживую. Впрочем, и не зелёной тоже. Он вообще никакой травы не видел наяву. Только во сне да на виртуальных картинках. Мхи и лишайники видеть доводилось, а вот с травой никак не получалось. Ни разу еще не выпадало ему выполнять боевую задачу тогда и там, где она растёт – в летние месяцы у скалистых берегов северных побережий и на далёких прибрежных островах. Вот не выпадало, и всё. А так хотелось увидеть настоящую, зелёную травку. Потрогать её осторожными пальцами, почувствовать живой её запах, посмотреть на зелёное Солнце, просвечивающее сквозь плоские в тонких прожилках стебельки и всей душой ощутить нежность хрупкой живой материи...
На дальнем, дальнем Севере, за морями и океанами, на просторах каменных, не ведающих льда материков, этой травы, сколько хочешь – там её даже едят различные травоядные животные, как дикие, так и домашние. А те, которые не травоядные, конечно же, не едят, но зато запросто так расхаживают по роскошно-пышному покрову своими дерзкими лапами, и даже валяются на нём всем своим животным телом, выгибая спины, потягиваясь, топорща когти и скаля хитрые довольные пасти. Он сам это видел в перехваченных видеоклипах из Планетарной Сети. И ему самому очень хотелось так же поваляться на бесподобном упругом зелёном живом ковре и испытать неведомые доселе ощущения...
Конечно, он понимал, что подобные мечты вряд ли осуществимы в ближайшей перспективе, но что он мог с собой поделать? Как он ни старался, но запретить себе мечтать об этом был не в состоянии. Впрочем, если быть честным с самим собой до конца, не очень-то он и старался. То есть, даже не старался нисколько. Он совсем не хотел себе этого запрещать. Ведь если он перестанет мечтать, то чем тогда он будет отличаться от тысяч своих, ни о чём не мечтающих соратников-бойцов? И главное, мечтать – это так здорово! Силой своей мысли ты сам творишь прекрасную, невозможную в суровой действительности ледяного материка реальность. Словно у тебя вырастают незримые крылья, и ты можешь беспрепятственно уноситься в своём воображении из этого холодного, пустынного, ледяного мира в далёкий мир буйной зелени и вольготно валяющихся на пышной траве диких зверей. И ни один враг не способен злобным своим оружием сбить тебя и прервать твой незримый полёт в неведомые сияющие дали воображения. Ни один даже самый злобный враг не способен прервать высокий полёт твоей фантазии и стремительный бег твоих безудержных мыслей...
И потом, как можно без мечты и фантазии сложить песню?
Когда пурга затихает совсем, начинается самое интересное. Дозорные в это время утраивают своё внимание. Сосредоточившись на пассивном наблюдении, чтобы не демаскировать себя, старательно просматривают отведённые сектора ответственности во всех диапазонах своего зрения, дабы не пропустить неприятельские разведгруппы или передовые отряды. Здесь нужна максимальная собранность и максимальное внимание, ибо от этого зависит не только твоя жизнь, но и жизнь твоих товарищей, а иногда и судьба всего святого дела освобождения Ктиды.
Враги хитры и коварны, и при этом совершенно безжалостны. Точно известно, что они не щадят пленных – уничтожают их безо всякого колебания. Даже неживые уже тела уничтожают, словно боятся, что к ним проникнет какая-нибудь заразная болезнь. Да что пленных? Они и своих-то бойцов не берегут – кидают их на бойню бессмысленную и бесполезную тысячами, и нисколько не переживают о потерях. И раненых своих не очень торопятся забирать с поля боя. С одной стороны это хорошо, так как нам больше трофеев достаётся, а с другой сразу видно, как эти варвары к нашему брату-бойцу относятся. По-скотски они относятся, как к вещи бездушной».
* Бард прекратил писать, встрепенулся и оценил время. Что-то задерживается Метель. На минуту уже дольше контрольного времени. Это не есть хорошо – скоро пурга совсем стихнет, и каждый квадратный сантиметр ледника будет просматриваться как на ладони, никакая маскировка не спасёт. Эх, надо было пораньше ему за боеприпасами идти, хотя бы на эту самую минутку и пораньше. Да только кто же знал? Предвидеть точно, какое количество времени займёт поход на базу снабжения в сложных погодных условиях, и сколько продлятся эти самые сложные условия даже самому Основному не по силам. Чего уж тут говорить об обычном рядовом огнемётчике? Ну, пусть не совсем обычном, и совсем не рядовом...
На связь выйти никак нельзя – нарушишь радиомолчание – обоим смерть. Он осторожно высунулся из ячейки наблюдения, чтобы хоть чуть-чуть лучше видеть, и быстро осмотрелся вокруг. Нет, всё тихо пока. В смысле, пурга метет, как мела, и ветер воет, как выл, хоть и не так сильно уже, а вот друга не видно и не слышно. Что плохо. Правда и врагов в пределах чувств не наблюдается. Что хорошо. Как в старых сказках из Всемирной Сети – и видом не видывать, и слыхом не слыхивать. Вот так бы и дальше – не видеть их и не слышать. То есть, чтобы их, проклятых, совсем не было на этом свете.
На связь выйти нельзя. Покидать пост без приказа нельзя. Но ведь и друга в беде оставлять нельзя! Никак нельзя, ни так, ни этак. Вот тебе и дилемма, попробуй её решить, что для тебя важнее – друг или долг. Он растерянно застыл, задумавшись над этой сложной для себя задачей, и его странным образом передёрнуло вдруг всего, словно сильный электростатический импульс проскочил в мутном и холодном окружающем воздухе, перемешанном с сухим и колючим снегом нудной и злой пургой.
«Невероятный выбор, не нужен мне такой выбор. Не хочу я так выбирать... Жду ещё десять минут максимум, – подумал он решительно, – затем иду ему навстречу – всё равно без боезапаса сидеть здесь, смысла особого нет. А чтобы ждать было не так тоскливо, я пока...»
Бард скатился обратно в норку своего наблюдательного пункта, удобно устроился возле пустующей ниши для боезапаса, почесал за ухом дремлющего Волчка, ещё раз старательно засёк время и снова взялся за тетрадь. Чаще он называл её не просто «тетрадь», но – «Тетрадь». А его за то, что он записывает в эту Тетрадь с большой буквы, назвали бардом. Вернее назвал. Его друг Метель. Ну и ещё лорд Дали. А остальным, по большому счёту, было всё равно, есть у него Тетрадь или нет её. А вот Метели не всё равно. Поэтому все остальные – товарищи, а Метель – друг.
Бард открыл тетрадь в нужном месте, взял стило, задумчиво постучал им себя по носу и аккуратно вывел две первые строчки:
«Безжалостны были те дни огневые –
Немало погибло умелых бойцов...»
Отстранился и невидящим глазом рассеяно уставился в смотровую бойницу на стремительно проносящиеся клубы низких рваных туч. «Да... Бойцов погибло много. Ну, не так чтобы совсем много, но вполне достаточно, чтобы написать – «немало». Вот только гибли в основном не «умелые», а наоборот, неумелые. Тут он, конечно, слегка преувеличил. Ну да, не зря же Метель ему говорит, что бардам преувеличения свойственны – так песня становится ярче и легче воздействует на чувства аудитории.
«Значит, «огневые». Ищем рифму – силовые, смотровые, зерновые (о! а это, что и откуда?), боевые... Та-та-та та-та та-та-та-боевые. Нормально, в тему. Слова вот только подберём. «И мы уходили в поход...» А? Стоп, стоп! Какой такой – «в поход»? Там же – «бойцов»! «Достойны мы славы отцов». Отцов?! У нас? «Ха-ха» в квадрате – «мы, огнемётчики – дети огненоносных отцов». Жесть. Лучше уж тогда «творцов», всё ближе к теме. Чтоб им на ноль поделиться, творцам этим. Носов? Колесов? Бредятина... Торцов? Кольцов? Кузнецов? А, что – «победы своей кузнецов». Хотя... хм. Подлецов? Бе-е-е... «Не сыщешь средь нас подлецов»? Фу. Что за бредятина в голову лезет сегодня? Как там у нас с атмосферным давлением? А, растёт! Ну, вот – на мозги давит, понятно, понятно...»
Он снова постучал себя стило по носу и захлопнул Тетрадь. Что-то не идёт.
«Ну, почему иногда так сложно описывать прошедшие события в поэтической форме? Да и не в поэтической тоже. А иногда, наоборот, словно вентиль в тебе какой-то открывается, и слова сами на лист ложатся и сами собой рифмы выскакивают, и строчки от этого становятся красивыми. Вот, к примеру, в боевом донесении, всё просто – в надцать ноль-ноль выдвинулись на позиции, в надцать ноль-одна обнаружили неприятеля в количестве эн штук, в надцать плюс десять неприятель уничтожен, потери - ноль, трофеи - ноль, особенности боя – особые. Всё просто, лаконично и... нисколько не красиво. А чтобы было красиво, надо размер, ритм и рифму на смысл накладывать. Мозги в голове напрягать. Ловцов? «Удачи та-та-та ловцов». Хм. «Умелых ловцов... боевые порядки стремились навстречу врагам». Бре-дя-ти-на. А, может...»
На самой грани слышимости что-то металлически стукнуло. Бард резко выпрямился и напряженно застыл. Показалось, нет?
«Та-та-та...»
Сквозь вой ветра долетел слабый-слабый звук короткой очереди со стороны южного склона высоты. Чёрт возьми! Метель! Он швырнул Тетрадь на снежный пол, и нырнул в южный тоннель. Волчок, молча, метнулся следом. В стремительном темпе они проползли почти сто метров, влетели в южную ячейку наблюдения и синхронно высунулись из соседних бойниц. Так и есть! В полукилометре от поста наблюдения на высоте пятидесяти метров над ложбиной, борясь с сильными порывами ветра, висел неприятельский дрон-разведчик. И не просто так висел, а старательно выцеливал, несущегося зигзагами по затянутой снежными вихрями целине, его долгожданного друга.
Деваться тому было некуда – тяжелый контейнер с боезапасом снижал подвижность и мешал ведению ответной стрельбы, поэтому эффективно отстреливаться он не мог. Отстегнуть и сбросить контейнер просто не успевал – притормозишь, убьют. Оставалось нестись из последних сил, резко менять курс и выжидать удобный момент для сброски груза. А там уже, как повезёт. Всю щекотливость ситуации прекрасно оценил и вражеский дрон, потому и не спешил применять самонаводящиеся ракеты, а стрелял из пулемёта короткими очередями – видимо хотел ранить и захватить в плен как трофей.
«Вот привязался, скотина к моему другу! Сейчас я тебе...» – пробив собой снежный потолок, Бард выскочил из укрытия и рванулся навстречу Метели, на ходу готовя оружие. Волчку он скомандовал «Сидеть!», всё равно тот не имел средств ведения боя с воздушными целями. Когда до атакующего дрона осталось чуть более трёх сотен метров, Бард тщательно прицелился и передал указания последней зенитной ракете. Та хищно повела носом, выпрыгнула из транспортно-пускового контейнера и, стремительно ускоряясь, дымным шлейфом унеслась навстречу обнаглевшему летуну. Тот дёрнулся, почуяв внезапно возникшую угрозу. Почуять-то он почуял, но вот сделать уже ничего не успел – не то расстояние, не те скорости. На фоне мутного тёмно-белёсого неба блеснула неяркая вспышка, хлопнул глухой разрыв, мгновенно рассосались на ветру обрывки дымного облачка и сверху посыпались слегка чадящие, кувыркающиеся обломки убитого разведчика.
«Получи, гад, за моего друга!» – злорадно подумал Бард, юзом подлетая к Метели.
– Ты чего по открытой местности шляешься? – завопил он своему неосторожному товарищу ещё издали. – Жить надоело? Где остальные?
– По тоннелю идут, а я к тебе торопился... и срезать решил, балда. Зря ты его, ракетой... – Метель оглянулся на дымящие обломки. – Надо было крылья отстрелить и парализатором обездвижить. В плен бы взяли, человеком бы ещё стал...
– Стой, – Бард внимательно его оглядел. – Что у тебя с рукой?
– А... Зацепил только что, дрон тупой, – беспечно махнув здоровой рукой, ответил тот.
– Давай сюда боезапас, и быстро дуем на резервный НП, – решительно скомандовал Бард.
– Да уж, надо быстро. Сейчас накроют. Наверняка он координаты успел передать, – Метель неуклюже, стараясь не задеть раненую конечность, отстегнул и снял тяжелый боекомплект.
Бард перехватил у него контейнер, свистнул Волчку, и они со всей скоростью рванули вбок по склону в сторону запасного наблюдательного пункта, оборудованного ещё два дня тому назад. Тот, на котором он только что сидел, тоже был запасным. Первый, основной НП накрыли ещё вчера, после короткого, но очень интенсивного по применению разнообразного вооружения боя с группой вражеских лазутчиков, на которых они и потратили практически весь свой предыдущий боевой запас.
«Вот так мы и живём, – думал Бард, стремительно перебирая ногами, – бегаем с позиции на позицию, стреляем, воюем, захватываем врагов, теряем друзей... Эх! Тетрадь оставил. Надо будет позже вернуться... Когда отгремит удар».
Сверху послышался нарастающий шелестящий радио-отзвук – гостинчики летят. Гиперзвуковые ракеты воздух-поверхность с дежурных вражеских стратофайтеров. Бард про себя усмехнулся – некоторое время назад он назвал бы их высотными драконами. Но «некоторое» время прошло, и теперь он точно знает, что реально представляет собой его противник. От этих «огненных шаров» одно спасение – вовремя смыться куда-нибудь в убежище. Что они сейчас и делают...
Друзья подбежали к затянутой рыхлым снегом узкой ледяной шахте входа, сгруппировавшись, пробили своими телами маскировочную снежную пробку, и с воплями кубарем понеслись по, уходящему вниз, скользкому крутому желобу. А наверху в этот момент глухо стукали разрывы пиролитовых ракетных снарядов, затухающей дрожью отдаваясь в могучем теле многовекового ледяного массива. Кувыркаясь и периодически прикладываясь головой о твёрдые хрустальные стенки, Бард не к месту подумал, как это красиво смотрится со стороны – ярко алые, затмевающие тусклое Солнце, пышно-сочные кусты разрывов пиролитовых зарядов, мгновенно прорастая, ослепительно вспыхивают на сверкающем ледяном боку высоты «1221». И лёд не выдерживает жара адского пламени, и течёт водяными кипящими струями, и шипит перегретым паром высокого давления. И камень коренных скал тоже не выдерживает и оплавляется, и долго ещё затем светится в резко наступившем сумраке тусклым бардовым светом и, остывая, трескается, осыпаясь мутным стеклянным крошевом на застывающий и тоже быстро мутнеющий лёд...
Бард вылетел из входного тоннеля и смачно врезался в стенку центрального грота. Приподнялся, чтобы встать, но тут же был сбит, подоспевшим вслед за ним Метелью. Чертыхаясь, они поднялись, на ноги, и вновь упали, сбитые догнавшим их Волчком. Смеясь и вопя, они некоторое время барахтались, пытаясь разобраться в путанице своих рук и ног. И Барду внезапно показалось, что Волчок не просто механически вопит, а смеётся и радуется так же, как и они, но затем, подумав, решил, что ошибается – обычный робот не может испытывать никаких эмоций. Даже такой обаятельный и симпатичный. Жаль. А как хорошо бы стало, проявись в нём разум на самом деле! Но, максимум на что хватало бедного Волчка, так это на простую привязанность. Что, собственно, тоже было удивительной редкостью.
Наконец все поднялись и занялись взаимным осмотром на предмет возможных повреждений. Ничего серьёзного не обнаружилось, кроме уже известной раны руки Метели, нанесённой ему вражеским разведывательным дроном. Рана оказалась тяжелой, и восстановить руку собственными силами не представлялось возможным. Поэтому Бард просто притянул её к корпусу страховочным тросом, чтобы не болталась как плеть и не мешалась, и посоветовал другу не обращать на неё внимания. Тот хмыкнул и саркастически-язвительно поблагодарил доктора за своевременную, квалифицированную помощь. «Доктор» манерно фыркнул и поспешил уверить пациента в том, что располагает ещё одним тросом, коим может, по знакомству, притянуть тому голову к нижней задней части торса, дабы впредь не болталась также и не несла невесть что. Затем они оба слегка похихикали над собственным остроумием, и неспешно занялись неотложными делами – разобрали доставленный боезапас и перезарядили Барду все его опустошенные боевые системы. Особенно тот обрадовался новым ракетам – без них он чувствовал себя совершенно беззащитным. После перезарядки настроение его немного улучшилось, и он сказал, энергично потирая руки:
– Ну, ты тут сиди, не высовывайся – руку береги, а я поднимусь наверх с Волчком – там сейчас стервятники налетят, надо будет настроить наших на отражение атаки.
– Ага, щ-щас. Ты что, хочешь, чтобы я всё веселье пропустил? Подумаешь, рука не работает! Обойдусь одной. Потопали, а то всё действо без нас начнётся.
– Ну, потопали, так потопали, – сказал Бард и громко захохотал. – Как ты зигзагом под пулями бежал, умора – как пингвин с горы на пузе!
– Сам ты, пингвин, – беззлобно огрызнулся улыбающийся Метель. – Тоже мне, отличный стрелок! Не мог дрона из пушки срезать! Ракетой-то любой дурак собьёт.
– Да я бы запросто сбил его! Но у меня снарядов осталось – ноль целых, ноль десятых...
– Плохому танцору знаешь, что мешает?
– Знаю! Только никогда не понимал почему.
– Ладно, проехали, – вдруг смутился Метель. – Пошли уже врага долбить.
И они полезли вверх по северному тоннелю, на ходу запустив диагностику вооружения и всех своих основных устройств и систем – тело не подведёт тебя в бою, если за ним постоянно следить и регулярно проводить необходимое техобслуживание.
Недалеко от выхода на поверхность Бард внезапно остановился, упёрся всеми своими шестью ногами в наклонный ледяной пол, вскинул вверх правую руку и с пафосом продекламировал:
– «За дело святое борцов!»
– За что, за что? – удивился Метель, притормозив ход.
– Да, так. Потом спою, после боя, – улыбнулся Бард. – Если Тетрадь найду...
И они продолжили свой путь к притихшей после огневого удара поверхности, переводя вооружение в боевой режим.