Дороги, которые мы выбираем
Мужчина оторвал бутылку от губ и, прежде чем опустить, задержал её на уровне глаз: посмотреть, сколько осталось. Жест был машинальный, так как в темноте всё равно ничего нельзя было увидеть, а вот приятная тяжесть сумки, давившая на плечо, разрешала все сомнения относительно запасов вина. Вообще-то с вином мужчина обычно не связывался, но в сегодняшней авантюре сделал для себя исключение: водка быстро била по мозгам, а ему нынче хотелось, как можно дольше оставаться под кайфом.
На пустынном шоссе, ночью, посреди леса он оказался по своей воле. Хотя в жизни опрометчивых поступков избегал, но иногда что-то накатывало на него, и тогда инстинкт побеждал рассудок. В частых междугородних рейсах, когда все спали, мужчина, не отрываясь, смотрел в окно автобуса на мелькавшие в свете фар деревья, на звёздное небо, и тогда замкнутое пространство салона начинало давить на психику. Сознание раздваивалось, и вот уже его второе Я налегке, с одной лишь сумкой через плечо, стоя на ночном шоссе, летело вместе с Землёй среди звёзд по бесконечной Вселенной. Автобус же увозил сонных пассажиров из пункта А в пункт Б. И его вместе с ними.
Только не сегодня! Сегодня он попросил водителя остановиться… Проводив взглядом огоньки удаляющегося автобуса, выудил из спортивной сумки бутылку и сделал несколько глотков. Потом осмотрелся. Глаза уже привыкли к темноте, и лес, стеной возвышающийся по обе стороны от шоссе, раздвинулся. Ветра не было, и он не шумел, а стоял притихший и совсем не страшный.
Ему вспомнился другой лес, через который подростком боялся идти домой с поезда или автобуса. Добираться чаще приходилось ночью, и ему каждый раз чудилось, что за деревьями стоит «кто-то» и внимательно смотрит на него. Нехорошо смотрит. Кожу стягивало от макушки до пяток и кололо тысячами иголок, пот стекал по спине, а он даже не решался бежать, дабы не спровоцировать «его» на какие-то действия. Покажись сейчас на дороге волк или медведь, наверно, только обрадовался бы им. И даже выйдя из леса, ещё долго чувствовал затылком этот взгляд. И уж, конечно, ничто не заставило бы его сейчас повернуть и снова зайти в этот лес, будто знал, что ещё раз живым его оттуда не выпустят.
Раз он заблудился. Днём. Пока бестолково искал дорогу, стемнело.
Теперь уже не мистический ужас подгонял его, а страх окончательно потеряться в лесу. Потом пропал и он, когда окончательно примирился с мыслью, что коротать ночь придётся под открытым небом. Напряжение, столько времени державшее его в плену, отпустило. Он расслабился и почти сразу увидел еле заметную тропку и. чтобы не потерять в темноте эту ариаднину нить, до рассвета караулил ее: мало ли!
Бог мой, что это была за ночь! День за днём вспоминал он свою короткую жизнь с детсада, потом перечитал стихи, какие помнил и спел все песни, которые знал. И даже выудил из памяти такие, как оказалось, бесполезные знания: как определить в лесу, где север, где юг. Так пацаном он обернул страх и ужас вокруг пальца, а засветло тропа вывела его к людям.
И снова лес, и снова ночь. А дорога – вот она! Знай, шагай да шагай. И никаких тебе мурашек и фольклорных страшилок. А устанешь, кто-нибудь да подберёт: мир не без добрых людей. Мужчина снова приложился к бутылке, на этот раз основательно, и двинулся в ту сторону, где исчезли красные огоньки автобуса. Хмель уже ударил в голову, и он, с бутылкой в руке, шёл посередине шоссе и улыбался своим воспоминаниям.
Ночь. Они молодые беззаботные хмельные идут из города в экспедицию, хотя особо там их никто не ждёт. Но у них с собой есть выпивка, и желание гулять до утра. Бывало, правда, и наоборот: шли ночью в город, чтобы найти там опохмелиться.
А сколько раз пешком топали, когда не было шести копеек на автобус! И какую неловкость испытывали перед пассажирами, когда вместо тех же шести копеек бросали в кассу рубль. Он исчезал в копилке, и тут заходил контролёр…
А ещё раньше! Десять километров за подснежниками после танцев. А что? Весна. Ля мур. Гормоны. Разве это расстояние? Как за хлебушком в булочную. Официальная же версия для родителей: ходили в поход с комсомольцами.
Мужчину развеселили эти воспоминания. Он снова причастился и, в первый раз нарушая тишину леса, не без самодовольства громко произнёс: «Были и мы когда-то рысаками…»
Он знал: ещё немного – и его потянет на песни. А петь он любил. В застолье. Пока один знакомый меломан не сказал как-то в тёплой компании: «Мой зять, когда напьётся, петь тоже – сам не свой. Ни голоса, ни слуха, как у тебя, - а залива-ается».
Но и после такой оценки его вокальных данных он не перестал петь, особенно на деревенских праздниках. Любил подсаживаться к захмелевшим старушкам и запевал с ними «Златые горы…» или «Хаз Булата…», а дальше их было уже не остановить. Красиво умели петь бабушки. С душой.
Раз с дружком осенью в распутицу сорвались со свадьбы (комсомольская, между прочим, была) и уехали в деревню на день рождения его бабки. До сих пор в ушах стоит: «Бражки попьём, старушек послушаем…».
А что? Девки никуда не денутся, а бабульки - не дай Бог! помрут. Молодые были, только после армии. О женитьбе и не думали. Правда, и девчонкам ничего не обещали. Дружили в общем. Они сначала на свои дни рождения приглашали, а потом одна за другой – на свадьбы. Отгуляли.
Рука полезла в сумку за новой бутылкой. После таких экскурсов в давно прошедшее время всегда образовывалась пустота в душе, и для заполнения вакуума требовалась выпивка или живое общение. Выпивка – вот она, А общение…
Мужчина остановился и опустил сумку на землю. Рассвет только ещё угадывался, и темнота всё так же обступала его со всех сторон. Вслушиваясь в тишину, он одновременно хмельным прищуром глаз медленно очертил видимые границы леса и шоссе, но ни одной живой души не увидел. Однако это не огорчило его: на свидании, пусть даже с прошлым, свидетели ни к чему. Редкие в эту пору машины заставляли иногда прижиматься к обочине, но воспоминаниям не мешали.
Внезапно темнота ещё больше сгустилась, а знакомое покалывание в затылке подсказало, что он не один. Нечто похожее случалось с ним в тундре: в солнечный день вдруг серел воздух, и сразу - мурашки по спине. И беспокойство. Не от страха, а от какого-то необъяснимого ощущения. Но когда через несколько дней это повторилось, он догадался: за ним откуда-то внимательно наблюдают. Скорее всего, лиса или песец: вон, сколько песцовых нор по сопкам.
- Ну-ну, - пробормотал мужчина, что означало, примерно: «Чёрт с вами – зырьте»! – и продолжил путешествие во времени, не забыв прихватить сумку.
Волк-одиночка, в отличие от человека, хорошо видел ночью и крался за ним из любопытства. Всё имеет свой запах: страх и агрессия – тоже. Поэтому и говорят, что звери нюхом чуют опасность. Но почему-то опасности этот человек не вызывал. Сколько волк ни втягивал воздух, он чуял только человеческий запах. А его странное поведение было не от страха, а, напротив, от уверенности в собственной неуязвимости.
Волк кожей чувствовал вибрацию положительных эмоций от этого человека, и в нём, из глубин его генетической памяти, поднимался ответный восторг от смутных воспоминаний о детских играх с братьями. Этот жестокий убийца не был сентиментальным и вовсе не хотел расслабляться, но ничего не мог поделать с собой. Обогнав человека, он выскочил на дорогу, перегородил ее и, повернув голову в его сторону, замер.
Женщина не любила долгих поездок в междугородних автобусах. По многим причинам. Поэтому, когда возникала такая необходимость, всегда брала такси и ехала с остановками по желанию, а не там, где «женщины – направо, мужчины – налево». То же самое с «перекусить или размять ноги».
Вечером она позвонила подруге, которая жила в другом городе, и та, выслушав ее, засмеялась и сказала просто: «Приезжай!» Получив «добро», она сделала ещё два звонка на мобильники. На первый сообщила, что заболела, а на второй – что уезжает в командировку. Кажется, ей не поверили, но это их проблемы. Решение было принято, а правду им скажет после «командировки».
Ночь она решила провести в дороге, чтобы утром быть на месте. Таксисту, решившему пофлиртовать с красивой пассажиркой, вежливо объяснила, что устала и хочет отдохнуть. Знала, как опасно раздавать авансы мужчине в дороге да ещё ночью и наедине. Тот оказался понятливым и разговорами больше не донимал.
Женщина ехала на заднем сиденье и чем дальше удалялись от города, тем меньше давил на ее плечи груз проблем последних месяцев, дней, да и лет, наверное. Как будто лепестки ромашки, подхваченные ветром, исчезали за окном заботы. Километр за километром.
Но что делать с двумя оставшимися лепестками: «любит, не любит»? Что любима, она знала. А как сказать мужу, что он больше нелюбим? Ею. А ведь была любовь! Бросилась в неё, как в омут, и верила, надеялась: что теперь уже навсегда, теперь – до гроба. Да сколько можно! Она бросала, ее бросали: такое тоже было. Но никогда не сволочила мужчин из-за этого. Потому что знала, что всё в этом мире находится в равновесии: добро и зло, хорошее и плохое. Поэтому не допускала и мысли, что все они – свиньи. Ну, не повезло кому-то с мужем, так, может, сами и виноваты? Бросили!.. Не нравилось ей это слово, но сути не меняло. Звонили колокола, не звонили, а любовь прошла. И надо найти мужество сказать об этом и нужные слова, чтобы без обиды.
Вот и рванула она к любимой подруге, чтобы поплакаться ей в жилетку, напиться вдвоём, и разрубить, в очередной раз, этот чёртов узел, то бишь брачные узы, пусть и гражданские.
По мере того, как ослабевали объятия города, взгляд женщины всё больше притягивал лес. «Боже мой, - думала она, - когда же в последний раз я была в лесу? И не вспомнила. Шашлыки, грибы, ягоды – всё в прошлом. Грустно. Отпустить бы машину, а самой пойти пешком. Когда ещё такой случай представится»?
А внутри уже зарождалось предчувствие чего-то необычного, и она с нарастающим волнением вглядывалась в дорогу: что, или кто ждёт ее за поворотом?
- Опаньки! Да мы уже не одни, – удивлённо и весело констатировал мужчина, ещё толком не разглядев неожиданного гостя. Его затуманенный мозг неадекватно отреагировал на опасность и по инерции он сделал ещё несколько шагов. Но, даже узнав по узкой морде и бакенбардам волка, не стушевался и пошутил:
- Не промахнись, Акела.
Волк улыбнулся, и мужчине стало не по себе.
- Ну-ну, мы же с тобой одной крови, - сказал он примирительно. Нападать тот, видимо, не собирался. Но тогда зачем держит его на дороге? И обойти нельзя: зверь, всё- таки. Испугаться он так и не успел: послышался шум мотора, затем по деревьям заплясал свет от фар и, прежде чем лёг на землю, волк метнулся в лес.
- Алкаш какой-то, - пробормотал таксист, увидев возникшего в свете фар человека с бутылкой в руке. Но всё же затормозил и, высунувшись в окно, с лёгкой иронией в голосе спросил:
- Проблемы, дядя? Может, подвезти? А то здесь, говорят, волки шалят.
-А чего мне их бояться?– хохотнул мужчина и, ткнув бутылкой в сторону леса, добавил, - я с ними одной крови, племяш.
- Как ты здесь вообще оказался? Ведь «кругом пятьсот!»
- Ты не поверишь, командир, - и, наклонившись к окну, доверительно сказал, - из прошлого. И весело засмеялся своей шутке.
- И где же твоя машина времени, путешественник? – поинтересовался таксист.
- А вот, - мужчина показал глазами на сумку. Не хочешь попробовать?
- Да нет, я так далеко не забираюсь. Я больше по местным линиям езжу.
- А пассажирка? – И, наклонившись к окну, пропел: «Поедем, красотка, кататься…»
- Да я как бы уже катаюсь, - холодея внутри: вот оно - приключение! улыбнулась она.
- Ну, тогда выйди, коханая, хоть на хвылыночку в гай, - без пьяной развязности, словами тоже из песни, но уже речитативом, сказал мужчина. – Звёзды с неба не обещаю, а золотом осыплю.
Женщина заинтересованно, и вместе с тем оценивающе, посмотрела на него: что-то было в нём располагающее к себе и вызывающее доверие. А что не алкаш – точно. Предчувствие не обмануло ее: необычное начиналось здесь. Теперь - или никогда.
- Выпить найдётся?
- А то, - похлопав по сумке рукой, сияя от внутреннего света, по-ребячески, похвастался мужчина. И было видно, что привычка делиться у него от доброты душевной, а не от далеко идущих планов.
Женщина вышла из машины и сказала шофёру:
- Приехали. Я дальше не еду.
- Ты чё, подруга, офонарела? Случись с тобой что, меня ведь затаскают.
-Всё хоккей, командир. Не пытайся остановить «души прекрасные порывы». Хочешь, расписку напишу: «Я такой-то…» - поддержал ее мужчина.
Расплачиваясь, женщина увидела на лице у таксиста сожаление об упущенной возможности. «Эх, не лялякать надо было с тобой, девка - а налить! – И вся любовь…», - говорили его глаза.
Так дёшёво её ещё не оценивали.
Чтобы сильнее досадить ему, она демонстративно приняла из рук мужчины бутылку и тут же приложилась к ней.
Машина резко рванула с места, круто развернулась и понеслась прочь.
И только теперь, оставшись один на один с незнакомым мужчиной, женщина поняла, какую глупость совершила. Но начинающийся рассвет вселял в нее надежду на удачный конец неожиданного приключения. А двусмысленность «удачного конца» даже развеселила ее, и былая уверенность вернулась к ней.
- Значит, так, - пошла она в наступление, – мы оба оказались здесь не случайно: тебя привело прошлое, а мне надо с настоящим разобраться. Поэтому ты путешествуешь во времени по той стороне дороги, а я в «онлайне» - по эту. И без глупостей.
Этим грубоватым «ты» она не хотела обидеть его, а уравнивала их в правах.
Так и пошли они параллельным курсом, погружённые в свои мысли, время от времени прикладываясь каждый к своей бутылке.
Мужчина ещё раз попытался нырнуть в воспоминания, но выталкивающая сила прошлого больше не пускала в глубины памяти. А плавать в мутной воде повседневности ему не хотелось.
Между тем лёгкий предрассветный ветерок разбудил тишину ночи сухим шелестом листьев и глухими вздохами просыпающегося леса, который уже покрывался пигментными пятнами близкой осени.
«Скоро осень, за окнами август…», - знакомая мелодия зазвучала из богатой фонотеки в его голове, но помня, что он не один, выводить ее на голосовые связки не стал.
Хмельная душа желала общения, и его голова всё чаще поворачивалась в сторону женщины, но она же сказала: «нельзя за флажки».
А волк-то «из повиновения вышел», вспомнил он про недавнюю встречу и машинально оглянулся назад. Может, и сейчас где-то рядом притаился. Вот интересно, подумалось ему: страдают волки от одиночества? Ну, хоть иногда. Сам одиночества не переносил, и теперешнее состояние считал уединением. Должен же человек хоть ненадолго оставаться один на один с собой! Не похоже, чтобы и женщина страдала от одиночества. Значит, тоже искала уединения? И он с особым удовольствием вспомнил свою любимую поговорку: всё, что ни делается – к лучшему. И стал с особой симпатией смотреть на спутницу из параллельного настоящего.
Алкоголь анестезировал душевную боль женщины, и она уже не в таком мрачном свете видела своё будущее. Знала, например, что скажет гражданскому мужу в своё оправдание, и какие слова для этого найдёт. А после очередного допинга, в ее воображении уже не она, а он оправдывался перед ней. Когда же бутылка опустела, сердце ее было готово к новой любви.
Женщина окликнула мужчину.
Сошлись они как раз посередине шоссе и, не сговариваясь, пошли вдоль сплошной осевой линии, не пересекая ее, но было ясно, что нарушение пункта из «Правил дорожного движения», - дело времени.
Волк всё это время на небольшом расстоянии следовал за ними. Когда они пошли рядом, и окружающее перестало для них существовать, он во второй раз за эту ночь вышел на дорогу. Дальше она шла под уклон. Мужчина и женщина, теперь уже взявшись за руки, начали исчезать, словно заходили в воду: сначала она была им по колено, потом по пояс, по грудь и, наконец, поглотила.
Щенячий восторг из смутных воспоминаний сменился новым чувством, доселе неиспытанным, но растревожившим его звериную душу. Он стоял и долго вглядывался в то место, где они исчезли, и в первый раз ощутил своё одиночество.
Волк поднял морду к небу. Есть расхожее представление, что волки воют на луну, но это неверно: так они общаются друг с другом на расстоянии. Ему, одиночке, общаться было не с кем.
Снова послышался шум мотора, и он медленно зашёл в лес.
Когда машина показалась из-за поворота, шоссе было пустынно.