Если б ты меня когда-то встретил... 9

Нина Роженко Верба
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ СКАЗКА


Начало  http://www.proza.ru/2013/02/17/1900

- Я готов, благодарю вас, господа, за снисходительность. Вы позволили мне подарить цветы. Теперь я в вашем распоряжении, - Пиросмани внешне спокоен, он даже улыбается полицейским, - Еще одну минуту попрошу у вас. Позвольте мне проститься.

Инга присела и осторожно раздвинула цветочный ковер руками. Получилась узкая дорожка, Инга пробежала по ней и спрыгнула со сцены прямо на руки художника.  Пиросмани вынес ее из цветочного плена, опустил на траву. Инга обернулась и гневно  махнула рукой в сторону ухмылявшегося  владельца скотобоен.

- Это все из-за него? Подонок! Я его ненавижу! Я уничтожу его!

Пиросмани бережно сжал ее ладошки и улыбнулся. Но глаза не улыбались, глаза оставались печальными.

- Нет,  обещай мне, что ты не станешь этого делать. Обещай мне! Иначе я сойду с ума! Я буду волноваться. Меня сейчас уведут, а ты обещай мне вернуться в свой  мир. Дай слово!
Он требовательно смотрел на Ингу.

-Да ты что! – возмутилась Инга. – Тебя в кутузку запрут, а я домой поеду спокойненько. Ты этого хочешь? Да за кого ты меня держишь?

- Ты все равно ничем не поможешь мне. А я буду страдать, зная, что ты одна, без моей защиты. Ты не волнуйся. Меня отпустят. Ну, поработаю метельщиком недельку. Как ты говорила? Это будет мой личный субботник.

Нико подмигнул Инге и еще крепче сжал ее ладошки.

- Обещай мне, что сразу же, прямо сейчас, уедешь.

 Инга кивнула.

- Обещаю!

- Теперь я спокоен. Мы, видимо, больше не увидимся. Прощай, Смешная Птичка. Спасибо тебе!

Он наклонился и совсем тихо, так, чтобы никто, кроме Инги не услышал, сказал:

- И обещаю тебе: я не умру в подворотне.  Когда станет совсем плохо,  я приду, а не смогу идти - приползу  на Михайловский мост, на наш мост. Я оставлю тебе письмо, мой привет тебе, Смешная Птичка.

- Письмо?

- Да, такой знак, привет тебе от меня.  А ты когда-нибудь приедешь в Тифлис…

- В Тбилиси, - поправила его грустная Инга.

- Значит, Тбилиси? Ну, приедешь в Тбилиси, придешь на наш мост, увидишь мой привет  и поймешь, как я… тебя…словом, все увидишь и поймешь.

- Но как? Как я узнаю? Что это будет?

- Ты сразу узнаешь, дорогая. Помнишь, где мы стояли сегодня?  У Гранд-Отеля, там где кончаются перила и начинается камень, там ты и найдешь мой привет тебе.

- Но зачем же ждать? Скажи мне сейчас!

-  Мое сердце стало нежнее цветка, - пробормотал Пиросмани, целуя ее ладошки.

- Мое сердце стало нежнее цветка - эхом отозвалась Инга.

- Иди, Смешная Птичка, иначе я не смогу расстаться с тобой.

Инга резко развернулась и пошла ни на кого не глядя. Пиросмани печально смотрел ей вслед.
Только после того, как городовые увели художника, взволнованные происшедшим зрители стали расходиться. Многие забирали на память о сегодняшнем вечере веточку сирени или акации. Поляна опустела, мальчики из обслуги снимали со столов скатерти, убирали посуду. И только  Дато Мандиашвили, понурившись, сидел за пустым столом. Казалось бы, ему надлежало радоваться: обидчика накажут. Но радости он не чувствовал. Ныла разбитая губа, ныло сердце, разбитое ветреной Маргаритой. Все его усилия приручить красавицу, завоевать ее любовь оказались напрасными. Она уехала из «Эльдорадо» даже не вспомнив о нем. Конечно, она оскорблена и разгневана.Мало того, что выступление соперницы-самозванки прошло с успехом, так еще и эта безумная выходка безумного художника.  Дато уныло подсчитывал, во сколько Пиросмани обошлась затея с цветами. Выходила очень круглая цифра. Дато вздыхал и тряс головой. Теперь, чтобы снискать расположение Маргариты, он должен переплюнуть художника и подарить Маргарите десять повозок цветов. Вот беда!

И откуда он взялся этот голодранец со своими цветами!  Нищие не должны совершать такие вызывающие поступки. Нищие не имеют права так шиковать. Если ты нищий, знай свою норку. На месте государя, он, Дато, издал бы указ, запрещающий голодранцам выражать свою любовь столь неподобающим образом. Это в конце-концов неприлично. Да и вообще, какая любовь может быть у голодранцев? Любовь – это удел людей знатных, обеспеченных, у которых развито чувство прекрасного. А что могут понимать в любви голодранцы? Дато сокрушенно качал головой, всплескивал руками, словно пытался убедить в чем-то невидимого собеседника, пока к нему не подошел хозяин и с извинениями не напомнил, что сад закрывается. Огорченный Дато потребовал две бутылки шампанского и поехал к Маргарите вымаливать прощение.

Огромная оранжевая луна всходила над городом. Через зарешеченное окошко арестантской ее свет проникал в маленькую душную комнату, где на полу, прислонившись к стене, сидел Нико. Арест совершенно не обеспокоил его. Какая разница, что  с ним станется, если он опять остался один. Равнодушно, как о постороннем, он подумал, что смерть, пожалуй,  будет  достойным выходом для него.  В лунном свете всплывали и исчезали  неясные видения, бледные тени дрожали и струились, как  неясные сны. Пиросмани закрыл глаза. Эти видения беспокоили и терзали его. Но детская уловка не принесла облегчения. С закрытыми и открытыми глазами он видел маленькую Смешную Птичку. Юную женщину с таким красивым и необычным именем: Инга.

- Инга, - произнес он вслух охрипшим голосом и вздохнул. Глазам стало горячо. Удивленный Пиросмани коснулся лица и почувствовал, как увлажнились пальцы. Как давно он уже не плакал. Пожалуй, с тех самых пор, как умерла его маленькая крестница. Слезы – это слабость. Хорошо, что никто, кроме лунного всадника, не видит его слез. Он не ожидал, что тоска по Инге окажется такой острой, рвущей душу.  За эти два дня, что они вместе, он привязался к ней. При мысли о Смешной Птичке с сердцем начинало твориться что-то неладное. И он прижал руку к груди, чтобы удержать это неистовое сумасшедшее биение.

Разве он мог подумать, что за два дня его жалостливое любопытство к этой странной девушке превратится в горячее, обжигающее чувство?   Наверное, это и есть любовь. Если все мысли только о ней. Если сердце то вырывается из груди, то становится таким мягким и нежным, как цветок. Конечно, это любовь. И вот теперь ее нет. Он сам отправил свою любовь в этот странный и непонятный мир, из которого она, словно звездочка, упала на землю благословенного Тифлиса. Своими руками отправил! Может, поэтому так пронзительно ярок лунный свет? Может, сейчас лунный всадник уносит его Смешную Птичку неведомо куда, в далекое будущее.  Он ведь сразу и безоговорочно поверил  в ее невероятную историю. Да и как он мог не поверить, если Святой Георгий трижды являлся ему! Сам Святой Георгий приходил к бедному художнику, когда ему становилось трудно и не хотелось жить. Белобородый старец на белоснежном коне, окруженный ослепительным сиянием сходил с небес, потрясенный Пиросмани падал ниц, умоляя простить его за трусливые мысли о смерти, недостойные мужчины. И чувствовал, как просыпается в нем желание жить и творить. А старец также молча исчезал.
 
Вот и сейчас ему послышался странный шум. Сначала шаги за окном, потом долгое громыхание замка. Кто-то за дверью возился с ключом. Пиросмани слышал сердитое бормотание, но не мог разобрать слов. Наконец, дверь распахнулась,  показался тусклый свет фонаря. Пиросмани зажмурился, а когда открыл глаза, увидел знакомого стражника. Он стоял на пороге и сердито выговаривал:

- Ни днем, ни ночью нет покоя. Николас, какой ты беспокойный человек! Неужто не мог подождать до утра? И куда ты сейчас пойдешь среди ночи?

- Никуда не пойду, - удивленно откликнулся Пиросмани, - я же арестован.

- Вставай и иди! Господин Титичев внес за тебя залог, будто ты такая важная птица.

В голосе стражника прозвучало ворчливое недоумение. Он не мог понять, зачем такому уважаемому человеку, как владелец «Эльдорадо», суетиться, вносить залог за какого-то бродягу.

- Чудны дела твои, Господи! – пробормотал стражник.

Пиросмани  поднялся и, не веря в освобождение, затоптался на месте.

- Ну, чего топчешься? Иди уж! Или, может, останешься? Может, тебе приглянулась наша арестантская? – пошутил стражник.

- Нет, уважаемый, я пойду. Спасибо вам!

- Эй, Николас, а правду сказали, что ты купил миллион роз и подарил их певичке из «Эльдорадо»? – в голосе стражника нескрываемая зависть.

- Тебя обманули, дорогой! Это шутка! Откуда у бедного художника столько денег?

- И то верно! – стражник повеселел.- Языки без костей, вот и  болтают что попало.

Нико вышел на пустынную улицу, залитую лунным светом, и решительно зашагал в сторону Ортачальских садов.  Он шел все быстрее и, наконец,  побежал. Сам себе он не смел признаться, что надеется застать Смешную Птичку. Может, она еще не успела  улететь в свой неведомый мир. 

Около серных бань он остановился отдышаться и отдохнуть. И вдруг оцепенел от невероятной картины. Над Метехским замком парил в дрожащем лунном свете сияющий белобородый старец на белоснежном коне.
 
Инга вернулась в сарайчик на берегу Куры совершенно опустошенная событиями  этого необыкновенного дня. Она сняла нарядное платье, переоделась в мальчишеский костюм, достала из тайника телефон, проверила, работает ли батарейка,  и спрятала его в карман. Взяла кувшин с вином, хлеб и вышла под акацию, где они с Пиросмани провели несколько незабываемых часов.

Ну, вот и пришла пора возвращаться. Инга отхлебнула вина, и принялась равнодушно жевать хлеб.  Конечно, она обещала Пиросмани, что уйдет на Кирочную немедленно. Но ничего страшного не случится, если она перекусит, отдохнет, успокоится. Может, даже поспит часика два до рассвета. А как только рассветет, она  исполнит свое обещание. Заряда батарейки хватит до конца дня. Она все успеет. Днем она возьмет немного денег, наймет извозчика и поедет на Кирочную, где растет необычный куст. И попробует вернуться домой.  Да, домой. Только вот никто не ждет ее дома.  Димка … Да разве можно сравнить Димку с Нико! Какой он жалкий и мелкий Димка… Дешевые понты и ничего за душой. Как же она не разглядела его раньше?  И как хорошо, что она его разглядела.

Остается ее работа. Завтра утром она заведет свою малышку и поедет в редакцию. Только вот как же ей объяснить свое отсутствие? Разве кто-нибудь поверит ей, что она целых три  дня разгуливала по старому Тифлису? Да ее скорей всего просто уволят под благовидным предлогом,  если она только заикнется о путешествии в прошлое. А потом будут шептаться и сплетничать, что Инга слетела с катушек. Нет, о Тифлисе она никому не расскажет.  Но никто не помешает  ей написать книгу. Инга улыбнулась. Точно! Она напишет книгу. Но почему-то мысль о книге не вызвала у нее ожидаемой радости.

Взошла луна.  Прихлебывая из кувшина время от времени, Инга смотрела на оранжевый диск до тех пор, пока слезы не хлынули из глаз. В голове вертелись строки из стихотворения Важи: «Ты на том берегу, я на этом, между нами бушует река…» Инга повторяла и повторяла эти строчки. Хоть бы одним глазочком еще посмотреть на него. Просто посмотреть. Даже не говорить, а просто увидеть его. И знать, что все у него в порядке. А еще услышать его голос. Такой ласковый и мягкий. Ах, Нико, Нико! Что ты со мной сделал? Как же мне уйти и расстаться с тобой? «Ты на том берегу, я на этом…» Между нами даже не река, а время… И что же нам делать? 

Инга всхлипнула и услышала какой-то шорох за спиной.  Она испуганно обернулась и в ту же секунду с радостным криком вскочила и бросилась навстречу Нико.

- Это чудо! – шептала она,  прижавшись к нему. – Неужели это ты? Я не верю своим глазам. Нико! Ты сбежал?

- Смешная Птичка! Ты же мне обещала, что уедешь сразу.

- Да! Но я не смогла. Мне надо было увидеть тебя. И сказать тебе очень важную вещь.
Она гладила его волосы, щеки, плечи и смеялась, и плакала.

- Скажи, ты убежал? И сейчас они опять тебя заберут?

- Нет, меня отпустили под залог.

- Какое счастье!

Они уселись под акацией и замолчали, слушая , невнятный уютный говор реки,  шорох листвы, стрекотание кузнечиков. Где-то совсем рядом, в траве, кто-то шуршал. Может мышь, а может, ежик. Кошка, зеленея глазищами, пробежала мимо них и скрылась в темноте.

- Мышки-кошки- ежики! – пробормотала Инга. – Какие же вы счастливые. Вы не знаете, что такое время. Вы не знаете, что такое ждать. Вы не знаете, что такое расставание.

-  Я думаю, не надо им завидовать, Смешная Птичка. Они не знают любви. Разве это жизнь, если в сердце нет любви?

Инга улыбнулась и крепче прижалась к Нико.

- Нет, это не жизнь, - согласилась она. – Нико, а где ты взял деньги на цветы? Это  же целое состояние!

Пиросмани  рассмеялся:

- Разве я не говорил Смешной Птичке, что у меня много друзей? Друзья помогли.

- Нико, когда я уйду, пожалуйста, возьми заработанные мною деньги. Они в сарае, в коробке из-под шляпы. Я не хочу, чтобы ты голодал. Ты береги себя.

- Зачем? – удивился Нико. – Зачем мне твои деньги? Зачем мне беречь себя? Ради чего?

-  Ради меня. Мне будет легче, если я буду знать, что у тебя все в порядке. Смотри, уже рассвело. Как быстро бежит время. Как быстро.

Она вскальзывает из его объятий,  спускается к реке. Раскинув руки, Инга  кричит:

- Солнце, остановись! Стой! Оставайся за этой горой! Пожалуйста! Солнце! Я не хочу, чтобы наступил день. Она с размаху бросает в воду камень, поднимает еще один, швыряет его в реку. И еще один.

Нико спускается к реке, хватает  ее на руки, вскидывает на плечо и несет наверх, под акацию.

- Смешная  Птичка, ты хотела попасть камнем в солнце?

Инга, не отвечая, стучит  кулачками по  спине Нико.

- Почему ты несешь меня, как мешок? – возмущается она.

- Неет,  - смеется Нико, - Я несу тебя, как добычу. Ты – моя добыча, и я буду писать твой портрет.

Он выносит из сарайчика, узкий лист стекла, краски, кисти.

- Становись у акации, - командует он. – Закинь руки за голову. Вот так, словно ты устала и хочешь отдохнуть. Смотри на меня. С любовью смотри, если можешь.

Инга смеется:

-Боюсь не получится!

- Так я и знал, что Смешная  Птичка морочит мне голову.

Пока он перекидывался с Ингой шутливыми фразами,  его руки ловко нанесли  на стекло белый грунт.  Сейчас Инге никто не мешал рассматривать Нико, и она смотрела, вбирая в себя его сосредоточенный взгляд, непослушную прядь волос, упавшую на высокий лоб, красиво очерченные губы. Теперь-то она знала, какими они могут быть нежными. Инга улыбнулась своим мыслям. Нико работал  быстро и увлеченно, где кистью, где прямо пальцами. Инга любовалась его руками и  улыбалась.

- Ээ, Смешная Птичка, - сердится Нико, - ты радуешься. Конечно, ты радуешься. Ты ведь сегодня покидаешь меня, и возвращаешься в свою жизнь. А мое сердце плачет. Но я все равно написал хороший  портрет, чтобы мои глаза не забыли тебя. Сердце не забудет. А вот глаза…

Нико отошел от картины, вытирая руки испачканной в краске тряпкой. Инга подбежала к картине и ахнула. Выкатившееся из-за горы солнце  пронзило лучами стекло, и алый цвет нарисованного платья  засиял. На картине она стояла  на краю обрыва, раскинув руки, словно собиралась взлететь. Алая птичка с грустными глазами.

- А зачем же я два часа стояла, закинув руки? – удивилась Инга.

- Тайна художника, - важно заявил Нико.

- Обманщик! Я была совсем не нужна тебе. Ты бы написал меня и без меня.

- Конечно! Разве сердце может ошибиться? Нет, не может!

- Я тоже так думаю! – передразнивая Нико, важно произнесла Инга и подняла многозначительно указательный палец. – Но знаешь, дорогой, я пожалуй, обижусь, если ты будешь слишком часто смотреть на этот замечательный портрет.  И случайно разобью его. Лучше смотри на меня!

Нико  молча взглянул на Ингу. В глазах  печаль и невысказанный вопрос.

- Да-да! Чего ты так удивился? Знаешь, Нико, сегодня утром я подумала, что мой мир вполне обойдется без меня. Я думаю, он даже не заметит моего исчезновения. Нико, я  не хочу возвращаться туда.  Ты думал, что я пыталась  камнем сбить солнце? А я просто выбросила телефон. Я выбросила  эту проклятую штуку в речку. Все. Его нет!

- Третий камень? – спросил  Нико. Робкая улыбка тронула его губы.

- Первый, Нико, первый. Я не раздумывала.

- А как же бабочка и  разрушенное будущее? – не веря себе, спросил Нико.

- Так это же бабочка! Нико! Она такая  легкомысленная. Порхает себе и порхает.  А мы же люди! Понимаешь? Я не позволю тебе умереть от голода. И плевать мне на все революции и войны.  Никому тебя не отдам! Я спасу тебя! И может, Господь, заглядевшись на бабочку, не заметит своих  заблудившихся во времени детей. И простит их. И простит…


P.S.
Теперь под первой аркой Михайловского моста в Тбилиси день и ночь мчатся автомобили. Со стороны кружевных балкончиков  Гранд-Отеля, где когда-то, сто лет назад, останавливалась капризная красавица-француженка,  там, где кончаются чугунные перила моста и начинается каменный парапет, если приглядеться, можно увидеть еле заметный рисунок, нанесенный чем-то острым:  птица, с распростертыми крыльями.  Она летит через время, через пространство, как  напоминание о верности и любви…