Как хорошо было бы, если после смерти, люди могли посылать письма ушедшим. К сожалению это невозможно. Всё что я могу сделать это написать тебе сейчас, без всякой надежды на то что ты прочитаешь и простишь меня.
Ты не был моим настоящим отцом, мы встретились, когда мне было десять лет и я тебя дико ненавидела. Ревновала маму. Я не понимала её тогдашней философии: «Вы вырастите, а не хочу остаться одна, а он хоть стакан воды подаст мне».
Меня бесило всё в тебе, и что начал жить с нами, и что по утрам целовал маму в щеку. От этих нежностей меня мутило, и я как могла старалась сделать твою жизнь невыносимой. При каждом удобном случае. При вашей ссоре с мамой, я давила на неё, чтобы расстались. Что я понимала тогда? Я была законченной эгоисткой, которой было наплевать на то, что и мама хочет быть счастливой, да и ты. Злосчастный или счастливый случай свёл нас, я до сих пор и не знаю. Ведь тогда ты не был так несчастен, уходя в другой мир, если бы не мы. Всё же надеюсь, что он для тебя был счастливым.
Ты приехал в нашу страну в командировку из своей любимой Сибири, работал экскаваторщиком, но случайно попал в аварию на служебной машине и тебе дали условно. Документы забрали и полицейское управление их где-то затеряло в своих «крысиных» конторах Чтобы не получить взбучку от начальства они придумали историю, что паспорт сгорел в рабочем вагончике и вместо него тебе выдали просто справку. Ты стал человеком без документов, помнишь? Распался Советский Союз и ты не смог вернуться назад в Россию. Ни работы, чтобы заработать денег на билет, ни документов, чтобы купить это билет у тебя не было. Ты остался в нашей стране. Жить, как-то нужно было, и ты устроился к одному богатому человеку. Как - бы не называлась эта работа, но она была батрачья. Ты подметал двор, вырубал ему гору, что поднималась прямо за задней стеной дома, чтобы он мог построил себе бильярдную. Он пел тебе песни, что купит билет, а ты всегда был доверчивым и хорошим человеком, ты верил ему и продолжал тихо работать на него. Наверное, уже тогда ты потерял надежду, что вернешься домой. Ты жил в маленькой каморке под его домом и вечерами хозяин развлекался, играя с тобой в нарды. Ты превосходно играл в нарды, шахматы и карты и ни один гость, что приходили к богачу, не мог обыграть тебя.
Дом этого человека, был напротив наших окон, и когда началось строительство второго этажа его особняка, ты заметил маму. Было лето, ты ложил кирпичную кладку. Когда закуривал сигарету, ты сидел и не отрываясь смотрел на нашу веранду, в надежде, что мама выйдет вешать бельё. Ты потом говорил, что влюбился в неё с первого взгляда. Вас познакомили. И вы стали жить вместе. Мы всё посмеивались, ты был чем то похож на Чак Норриса. Наверное я была первая, кто заметил это.
Мы все мечтали, что уедем в Россию. В Сибирь. Ты говорил там у тебя остался домик в селе, и твоя мама там живёт. Я выросла в стране, большую площадь которой, занимает пустыня. И читая книжки о лесах, грибах и ягодах, мечтала попасть туда и увидеть эту таёжную красоту воочию. Я была неисправимая мечтательница. Сам процесс мечтания для меня был подобен наркотику, без которого я не могла прожить и дня. Я вырезала все картинки грибов из маминой кулинарной книги, приклеила себе в тетрадку и писала маленькие рассказики о жизни людей возле леса. Брала у тебя интервью, как живут люди в селе, как они гуляют по тайге и что там собирают. Потом сидя вечером за ужином, мы с тобой читали наши рассказы маме и сестре и все вместе мечтали, что будем там делать и как жить. Подрастая, я все больше и больше понимала, что наша простенькая мечта о жизни в российской глубинке несбыточная мечта. Денег катастрофически не хватало. Мама работала учительницей, зарплата была копеечная. Ты подрабатывала только на тех стройках, что соглашались принимать тебя на работу без документов. Отсутствие паспорта им было только на руку. Они частенько хитрили и платили ниже оговоренной платы, а иногда и вовсе не оплачивали твой каторжный труд. Ты приходил домой постоянно измученный. Все руки были изъедены строительными растворами. И виновато приносил гроши, что удавалось тебе заработать. Мы покупали одну куриную «лапку», так называли у нас окорочка, хлеб, картошку и твои любимые макароны. Когда мама делила эту жалкую лапку на четверых, ты всегда, как бы забывал съесть свою порцию и мама отдавала её нам. Ты довольствовался одними макаронами и никогда не жаловался ни на что.
Очень любил читать, у нас в доме запоем читали только ты и я, поэтому каждый раз за столом, мы с тобой кушали и читали. Это очень раздражало маму. Она считала, что это очень вредно для пищеварения.
Я ходила в музыкальную школу, помнишь, на аккордеон. Иногда вечерами сидя в темноте в зальной комнате, ты брал мой инструмент и начинал тихо наигрывать что-то правой рукой. У тебя был хороший слух, ты мог подбирать любые мелодии.
А сколько мы резались в уголки и шашки? Как жаль, я так и не смогла обыграть тебя, да и в карты с тобой играть было тоже бесполезно. Ты запоминал все ходы и считал что у кого выпало. Я так этому и не научилась.
Мы часто ругались. Наверно от того, что любили друг - друга, а слабость, которую вызывает у нас любовь, мы скрывали за напускным безразличие и кажущимися плохим отношениями. Оба мы были Львами. Я родилась четвертого августа, ты пятого. Поэтому у нас всегда было празднование дня рождения в один день и мы выбирали когда праздновать в мой или твой день.
Когда мне исполнилось пятнадцать и появились в моей жизни увлечения и ухажеры, ты дико злился, когда кто-то звонил в нашу дверь, чтобы пойти на свидание в скверик возле дома. Меня очень раздражало это. Я орала во всю глотку: « Ты мне не отец, не лезь в мою жизнь». Теперь мне так стыдно, папочка. А ведь ты просто боялся за нас. Ты был мужиком. Ты прекрасно знал, что я мечтательница. Ты думал я наивная. Ты меня любил, так мной гордился поэтому просто боялся, что меня кто-то обидит, надругается или разобьет сердце. Мне казалось, тебе просто нравилось меня доводить. Какая я была глупая.
У нас всегда болела мама, то сердце прихватит, то давление зашкаливало. Я панически боялась показать, что сильно за неё боюсь и тихо выскальзывала из дому и убегала в сквер, чтобы сидя под ёлкой, тихо плакать и молиться Богу, чтобы с ней все было хорошо. Я не любила, показывать свои слабости. А ты всё время сидел с ней, ухаживал за ней и держал её за руку. И тогда в пятнадцать лет, я так благодарила Бога, что у нас есть ты. Теперь, когда я уже сама влюблялась в мальчиков и абсолютно не ревновала маму, я была рада, что возле неё есть ты – любящий, надежный.Сам ты никогда не болел, иногда только кисти тянуло от ношения тяжестей или спина покалывала, или опухало разбитое в молодости колено. Ты называл себя здоровяком.
Когда в семнадцать лет я начала работать и приносить домой самые вкусные вещи, что продавали у нас на рынке, я так была счастлива, что могу хоть чем – то вас с мамой отблагодарить, хоть чем - то вас радовать. Заставляла тебя есть колбасу, а ты отказывался, как всегда боясь, что нам не хватит.
Мы решили обратиться в миграционную службу, чтобы ты могу получить вид на жительство в нашей стране. Ведь ты прожил здесь целых десять лет. Вы пошли с мамой туда, и тебя поставили на учёт. Раньше о твоём существовании государство даже не догадывалось. Они сделали запрос в твоё село, оказалось, что ты до сих пор там прописан, а значит всё еще был гражданином России. В тот вечер наша семья радовалась. Ведь эти новости приближали нас к осуществлению мечты. Ты мог восстановить паспорт и пожениться с мамой. Мы могли получить гражданство и жить счастливо в родной России, куда нас так сильно выдавливало местное население одержимое свирепым национализмом.
Беда пришла неожиданно. После работы домой тебя задержал миграционная служба и сразу посадили в камеру в полицейском участке. Объяснили, что ты российский гражданин, незаконно проживающий на территории нашей страны, и подлежишь депортации. Мы надеялись, как всегда, что всё обойдётся. Ведь мы сами к ним пришли. Сами зарегистрировались. Они обещали помочь. Мама ходила тебя навещать. Я не пошла. Просто боялась, что начну плакать, а я терпеть не могла, когда ты видел мои слёзы и начинал жалеть.
Тебе держали пятнадцать суток. И в последний день раздался звонок. Звонил ты, говорил быстро. Сказал, что тебя посадили в машину и везут на границу страны и попросил маму приехать на дорогу, что на выходе из города. Привезти хоть что-нибудь из одежды. Мама поехала отвозить, а я не могла поверить в творившийся беспредел. Принялась звонить в российское посольство. Больше всего меня возмутило то, что нам даже не дали попрощаться, папочка. Я орала в трубку, чтобы позвали консула.Это был белобрысый, лысый, жирный тип, похожий на жабу. Я его обслуживала в диско – баре, в котором тогда работала официанткой тогда. Он приходил посидеть туда после своей «тяжелой» консульской работы. Пил дорогущую русскую водку и вытирал беленьким платочком вспотевшую лысину. Я думала, что моя любимая Россия, о которой я грезила, как о розовой планете, это мир хороших людей. Они никогда не допустят такого произвола. Консул тихим безразличным голосом бубнил, что ты нарушил закон и подлежишь депортации, и что им до этого нет дела. Тогда я столкнулась впервые с таким человеческим безразличием к горю других людей. Я знала, что он мог помочь, но не помог…
В тот же вечер тебя, как ненужного котенка, просто выбросили на дорогу за ограждение, что являлось границей нашей страны. Это и была их депортация. Вышвыривание человека на нейтральные метры между странами. Ночью ты перешел границу и вернулся обратно. В пограничный город. Там сел на поезд и доехал до соседней страны. Туда когда-то уехали наши соседи, мы были с ними очень дружны. Они купили тебе билет на поезд, и ты смог добраться до Сибири. Это всё мы узнали, когда ты позвонил из России.
Мама твоя умерла, и ты очень переживал, что так и не смог ней попрощаться. Ты очень её любил. Родительский домик, о котором ты рассказывал, твоя сестра продала без твоего согласия. И его разобрали на брёвна. Все родственники отвернулись от тебя и не хотели знаться. У всех свои семьи и никому не нужен был лишний человек в доме .
Ты не унывал, и начал помогать строить дом, переехавшим в твое село русским эмигрантам из Азии. Они приютили тебя и оставили жить с ними. Они жалели тебя. Ты им рассказывал о нас. И какие мы у тебя хорошие и какая жена у тебя умница и красавица. Тебе иногда давали звонить к нам с их мобильного, или мы звонили на их телефон. Я уже ничего не стеснялась. Я теперь всегда плакала, когда слышала твой голос.
Ты остался у них жить и потихоньку собирал документы, чтобы получить паспорт. Мы с сестрой тогда уже по - выходили замуж, у нас появились дети. Я все семь лет, что ты нас ждал, очень пыталась попасть к тебе. Я работала, училась всему, что удавалось выучить, чтобы мой заработок увеличился, и я могла накопить на билет. Хотела выбиться в люди и перевезти всю нашу семью к тебе. Я разошлась с первым мужем. Помимо его паршивого характера еще была причина, по которой я вычеркнула его из своей жизни. Он терпеть не мог Россию, и не желал ехать туда. А я мечтала получить еще хотя бы один шанс, чтобы заботиться о тебе и маме. Видеть вас счастливыми, смеющимися. Все с ума сходят по Москве, а я мечтала о русском селе. Где мы все будем вместе. Но я не успела. Я очень старалась, очень, но опоздала. Я не думала, что с тобой что-то может случиться. Ведь ты никогда ничем не болел.
В этот год в мой день рождения, исполнилась моя двенадцатилетняя мечта, я наконец- то стала студенткой. Люди, живущие в странах, где получение высшего образования это реальная возможность вряд ли поймут человека, который жил в месте, где получение его - это привилегия очень богатых влиятельных людей, но никак не детей без связей и денег. Это был шаг на пути к тебе, мне оставалось совсем немного, чтобы мы все встретились. Я ликовала. День рождение и такой подарок. Исполнение мечты. Я добилась этого, папочка. Был вечер пятого августа, и я уже хотела отправить тебе смс. Поздравить и обрадовать новостями, когда сообщение пришло от тех людей, у которых ты жил. Мне написали, что в ночь с четвертого на пятое тебя не стало. Ты уснул и не проснулся. А возле твоей кровати на столике лежали стихи о любви и разлуке. Я думала, моя голова лопнет от крика. Так громко я кричала. Я не знала, что я могу так кричать. А я не могла остановиться. Моя жизнь рухнула. Цели, надежды, ожидания, планы. Всё было о маме, о тебе. Я не успела, папочка, я ничего не успела. Так торопилась всё сделать и опоздала. Ты не дождался меня. Я считала себя виноватой, да и сейчас считаю.
Звонила маме. Она заплакала, только когда услышала, как я рыдаю. Она уже теряла родных. Рассказала, что в июне ты устроился вахтером и мог звонить иногда с рабочего телефона, и ты звонил. Признавался в любви ей. Говорил, что скучаешь, и просил поговорить с тобой хоть еще немного. «Ну, не ложи трубку, поговори еще, я хочу послушать твой голос» - просил ты. Тогда в июне я всё рвалась к тебе. Может я чувствовала, что должно что-то случиться. Я придумывала мужу тысячи причины, почему мне нужно срочно в Россию. Что могу поступить в университет там и даже нашла несколько заведений, куда можно было зачислиться без проволочек, но я не смогла приехать. Я писала тебе, что мне нужна виза. Без визы я не могу попасть в Россию быстро.
Если бы могли всё знать заранее. Я бы душу дьяволу продала, чтобы последний раз тебя увидеть, обнять, сказать, что я тебе так никогда и не сказала вслух. Как я люблю тебя, папочка.
Прости меня, я опоздала...