Записная книжка

Павел Шилов
Милые женщины, я обращаюсь к Вам, разъясните пожалуйста мне. Почему женщины и девушки липли к молодому мужчине, хорошо зная, что он на них никогда не женится.  Я написал невыдуманный рассказ, всё происходило наяву, сам был этому свидетель. Он был старше меня лет на десять. Они липли к нему как мухи на мёд, что это – феномен, или бабы вообще дуры, помани свою очередную жертву пальчиком, улыбнись ей, и она твоя. Образования у него было всего семь классов, но зато язык был подвязан капитально.

Записная книжка
 Рассказ
- Петух, а ты помнишь, как я тебя увольнял с работы, - сказал Александр Петровских и заливисто рассмеялся. – Ты был тогда жалок и сильно напуган.
Александр был  крепок и лысоват. Его глаза, отдающие зеленью, блестели радостно и таинственно. Волосатые руки лежали на столе твёрдо и по-хозяйски. Невысокого роста, но плотно сложен, за маленьким столом, он был как глыба, которую было трудно сдвинуть с места.
- Как не помнить такое событие. Ты ещё с меня тогда три литра водки содрал, - ответил Анатоль Петух и довольно улыбнулся, - да и было за что. Эх, Сашка, столько там работало девок, одна одной краше. Так бы всех и ласкал.
Они сидели в небольшом домишке в деревне Азарково и пили водку. Оба были в отпуске и расслаблялись, как умели.
- Зря я тебя тогда уволил, кастрировали бы тебя тогда девки, да и за дело. Зинка Афонина тогда родила от тебя двойню, а Галька Рыбкина девочку, Машка Завьялова тоже была беременна, а ты только в азарт вошёл и не мог успокоиться. Одним словом петух. И зачем ты это делал, никак не пойму.
Анатоль сделал наивное лицо и хитро улыбнулся:
- Саша, я же делал благое дело, а эти женщины не поняли меня. Я же облагораживал их.
- Да-да, ты делал благое дело, сеял вокруг безотцовщину. А тобой оставленные женщины и твои дети, как им после этого жить? Ты влюбил в себя этих женщин, попользовался, да и бросил.
- Зинка такая хорошая девка и было ей всего восемнадцать, ну, родила двойню, радоваться надо было, а она решила меня кастрировать, где-то достала спирт, скальпель и специальные нитки, чтобы перевязать артерию. Сказала, будто бы видела, как кастрируют поросят, и решила на мне испытать, а мне шепнула об этом Маринка Титова. Она ведь тоже на меня глаз положила. Спасибо ей. Я жив, здоров и до сих пор люблю баб. Они моё наслаждение и лакомство. Понимаешь, Саша, хотели меня в субботу прямо на работе. Принесли водку. От стопки я никогда не отказывался. Снотворное и всё это спрятали в шкафчике. Если бы не Маринка, быть бы сейчас мне кастратом.
- Петух, к чему всё это? – спросил его друг Александр, - ведь любовь – святое дело.
- Эх, Саша, Саша. Это видать моя карма. Я, ну, никак не могу успокоиться. Мне хочется постоянно обновлять свой арсенал, если девки ко мне липнут как мухи на мёд. Я не могу им отказать в этом. Видимо в этом моё начало и мой конец.
Был он высок и строен, да к тому же ещё плечист и длиннорук. Одни глаза что стоили, серые выразительные, не говоря уже о ресницах и бровях. Женщины просто таяли от нехватки мужской ласки. Было это давненько, но то, что делал Петух, когда мужиков, прямо сказать, был великий дефицит, на таких работах как ткацкие фабрики, а женщин хоть пруд пруди, они делали своё пагубное дело и никто им был не указ – свободная любовь.
- Ты знаешь, Петух, сколько труда мне стоило, чтобы уговорить председателя артели Волчонкова о твоём увольнении, ведь ты был первоклассный специалист по наладке станков.
Иначе, как только Петух его друг Александр Петровских не звал. И было что-то в этом такое, ну прямо сказать бил не в бровь, а прямо в глаз.
- Понимаю. Но жизнь друга дороже, так ведь, да к тому же ещё три литра водки. Это ж такой капитал в наше время. – Петух улыбался ласково и тепло. – Саша, ты не жалеешь об этом?
- Петух, ты что?
- Да ничего. Я просто рассуждаю. По девкам пойдём?
- Нет. Хватит. Я нашёл свою половину.
- А я вот до сих пор не могу найти, видать совсем испортился.
Они замолчали. Каждый думал о своём. У хозяина под ногами стала вертеться чёрная с белыми подпалинами кошка.
- Мурка, есть хочешь? - сказал хозяин, встал и налил в банку молока, - пей.
Он погладил кошку по голове. Она в знак признания замурлыкала и стала тереться о его ноги.
- Вот и бабы так же трутся, - вздохнул протяжно Петух, - кошки.
Петровских не ответил, вспоминая жену и сына, которые остались в городе и, конечно, ждут его возвращения.
- Из Ярославля к нам в школу приехала молоденькая учителка. Говорят очень симпатичная, попробую закадрить её, - продолжал Петух.
- Петух, ты же ей жизнь испортишь, она ведь не устоит перед твоими чарами, молодой повеса.
- Саша, а что поделаешь? Такова жизнь. Ну, иначе, я не могу. Как это симпатичная девушка и без мужской ласки.
- Ты не исправим.
- В этом-то и есть весь петух, это видимо моя карма. Я сначала издалека посмотрю, какова она, а уж потом и приму решение, но думаю, если люди распускают слухи, что она красивая, значит, наверное, так оно и есть. А кто кроме меня её облагородит?
- Петух, ты плохо кончишь.
- На всё воля божья, и я тут как пешка, которую просто передвигают.
- Кто тебя передвигает?
Петух грустно вздохнул и сказал со значением:
- А, наливай.
Потом он вытащил из своей сумки пухлую записную книжку, раскрыл её и стал любоваться фотографиями девушек.
- Вот они злодейки, которые хотели меня кастрировать, - тихо вздохнул он и улыбнулся.
Петроских взял в руки книжку и начал листать её. На него смотрели молодые, красивые девушки.
- Петух, да сколько ж ты их облагородил?- спросил Александр, - да тут не одна сотня!
- Толи ещё будет, Сашенька. Я ведь ещё довольно молод.
Они сидели, пили и болтали до самого вечера, а вечером Петух пошёл на разведку, где жила молоденькая учительница. Он долго ходил около дома, выглядывал, но она не появлялась в его поле зрения. И он уже разочаровался увидеть её сегодня вечером и решил, что надо её увидеть, когда она пойдёт из школы. И вот на следующий день, он увидел её и обомлел: да, она, конечно, была хороша собой, и Петух к ней сразу воспылал страстью. Он пытался с ней заговорить, но она только улыбнулась и ушла, гордо подняв свою ухоженную голову. И это его ещё больше подстегнуло.
Он вздохнул со смаком в голосе:
- Нет, птичка. Ты от меня никуда не денешься на то я и Анатоль Петух.
Он вынул из кармана записную книжку, которая была уже испещрена, и записал очередную фамилию и имя девушки.  А потом опять пошёл к другу Петровскому и рассказал ему всё, что у него случилось с ней.
- Сашка, до чего ж хороша эта учителка, просто прелесть, - чмокал он языком и протяжно вздыхал, - я просто балдею от её одного только вида. Не я буду, если её не облагорожу.
Так Петух называл интимную связь между женщиной и мужчиной. Его «благородство» не знало предела. И чтобы выглядеть всегда красиво и хорошо, он очень за собой следил. Душился хорошим одеколоном и читал нужные книжки, как закадрить женщину. И, конечно, он в этом преуспел.
Прошло не так уж и много времени, но слухи по округе уже пошли, что молодая учительница уже беременная, а Анатоль только улыбался, мол, и эту я облагородил.
Старая учительница у которой она жила на квартире вздыхала:
- Бабоньки, она же никуда не ходит, видать ветром надуло.
Вскоре молодая учительница с сыном на руках вернулась к себе в Ярославль. Она думала, что Анатоль Петух приедет к ней, и заживут они дружной семьёй. Уже и сына подготовила, что придет папа. И он приехал, только на свою кровинушку ноль внимания. Мальчик, который к тому времени уже хорошо говорил, спросил:
- Мама, а где мой папа?
А годы, как птицы летели. Как-то Анатоль Петух приехал из Ленинграда в отпуск, где он поселился на постоянное место жительства. Деревянный домик около пруда, что был детской и юношеской колыбелью, встретил его тепло и радостно. Он сидел на крыльце на чистых ступеньках, вымытых руками уже старенькой мамы, и, раскрыв записную книжку, вздыхал протяжно:
- Триста пятьдесят женщин я облагородил. Много или мало, я уж и не знаю. Другие, наверное, больше, но мне не повезло, здоровьишко подкачало, а жаль, ведь я ещё довольно по годам-то молод.
Он смотрел на звёзды, на луну, вспоминал свою жизнь и очень огорчался, что ему мать природа отвела для него так мало лет. И уже никуда не ходил. Стопка водки стала ему верной подругой.
Вернувшись к себе в Ленинград, он вскоре скончался от неизлечимой болезни. Перед смертью он увидел  всех женщин с которыми  имел интимную связь таких красивых и молодых. Они все кто с малыми детьми на руках, а кто и без детей стояли и улыбались ему, помахивали нежными ручками и были очень довольны, что судьба поступила с ними именно так, а не иначе, отчего боль пронизывала всё его тело. Он кричал, звал их на помощь, держа в руках записную книжку, как проходную визитку к их душам, как талисман. Но ничего не помогало, заклинило. Видимо, рок женской мести завис над ним.  Как ему потом показалось, от этой книжки шла дурная энергетика, хотел выбросить её, сжечь и не мог. Она как будто прилипла к его рукам и не хотела покидать их. Вскоре душа оставила его бренное тело. А записная книжка, упавшая из его рук, как реликвия перешла к его сыну, который временами открывает её и, глубоко задумавшись, уходит надолго в себя. Что на душе у парня, понять нетрудно.