"Задача - сделать человека счастливым - не входила в план сотворения мира."
Зигмунд Фрейд
Как все хорошее, история эта случилась спонтанно, неожиданно, и оттого — вовремя. Да и что, собственно, случилось? Сошлись во времени и пространстве на одной кухне три семьи, как в детской считалочке: «чай пили, чашки били, по-турецки говорили...» Сначала и правда, практически, по-турецки говорили, каждый - о своем.
Семейство Прокопчук — хозяева квартиры — как раз откушали чай с оладушками, когда им подвалило это счастье, - нашествие гостей. Первым приволокся Петька Солодов — сосед снизу. Он приволакивал ногу после того, как по пьяни уронил на себя пожарный шкаф, поэтому глагол «приволокся» вовсе не является оскорбительной формой, а единственно указывает на суть. Кроме того, он волок за собой нечто железное, обмотанное проводами и шлангами, как позже выяснилось — центрифугу, которая нещадно громыхала и грохотала, встречая сопротивление бетона в виде очередной ступеньки. Надо отметить, что Петька Солодов был местный Кулибин, он руками умел все, - приносил с помойки выброшенные вентиляторы, коляски, холодильники и кофемолки, разбирал, выбирал мотор и крепежи, у себя в квартире — благо жил он один — раскладывал все это добро в виде трофеев, в ему одному понятном порядке, после чего любвно и без спешки собирал некую новую конструкцию, или агрегат, - ничего у него даром не пропадало. И мало того, что руки золотые, так ведь какая выдумка! Сделал почтальонше-Верке картонные ящики на колесиках, - теперь она свою почту не носит, а возит. Причем, ящиков сделано наперед лет на пять, заготовки любовно сложены у левой стены за занавеской. Для сердобольных старушек, которым одна отрада — цветочки перед домом выращивать - соорудил особые грабли и разрыхлитель, — легкие, на длинной ручке, чтобы не выходя из дома, из окна первого этажа рыхлить. Лейку сделал с дистанционным управлением, скворечник с датчиком, реагирующим на тепло, - одним словом — самородок. Сейчас этот самородок с ужасным грохотом тянул за шнур свою железяку — видно, опять спину прихватило — стучал в дверь, здороваясь ещё с лестницы:
- Петро, руки твои нужны! Здоровья — семье, мир — во всем мире! - это одна из его постоянных прибауток.
Надя Прокопчук, дочка хозяина - 17-летняя одалиска в халате из ситца - на ходу, идя из кухни в комнату, отворила соседу дверь, не задерживаясь ни на миг. Все привыкли к его посещениям, практически он приходил к ним, как к себе домой. Петро — тезка «Кулибина» - выпростал из-за стола хорошо покормленное брюшко, и, сверкая жирными губами, заулыбался навстречу гостю.
- Шо нынче за громозека у тэбе? - протирая ладони о спортивные штаны спросил Прокопчук.
- А-а! Долго объяснять. Помощь твоя немножко нужна, контакты запаять.
- Шо? Лудильник твой пропал, али шо?
- Подержишь провода, как я скажу, я буду паять. Просто рук не хватает. Зато потом вечно все будем счастливы!
- Не понял?! Самогонку что ли гнать будешь? - Петро оглядел железяку со всех сторон.
- Да нет, лучше. Эликсир счастья. Долго объяснять, - повторил он, провожая взглядом блюдо с оладьями, которое как раз убирала со стола хозяйка дома — Валентина, - сочная женщина 45ти лет.
- Будешь? - спросил тезка, - Горячие ещё.
- Буду! - радостно согласился «Кулибин».
И это очень импонировало хозяину дома. Ему очень нравилось, что человек не кочевряжится, не заставляет себя уговаривать, а всегда быстро и с удовольствием соглашается и поесть, и выпить. Сели к столу. Железяка, как верная собака, у ног Солодова. Прокопчук со своим пузом опять уместился на своем любимом ротанговом стуле. Принялись за оладушки, как раздался очередной звонок в дверь. Петро недовольно покачал головой, впрочем, он и не собирался подниматься. На звонок тем же манером — на ходу, из комнаты в кухню — ответила Надя. Отворила дверь, кивнула вошедшим, украла со стола один оладушек и пошла себе дальше. На сей раз прибыли родственники Валентины — брат с женой. Они тоже имели манеру приходить без приглашения, народ все был простой, неиспорченный, да и еды в доме обычно на всех хватало.
- О-о, Ксепа! Давай, заруливай, - обрадовался Петро. - С ним он не позволял себе коверкать русский язык, ибо знал, что Ксепа — страшный интеллектуал и эрудит, а вообще его звали Ксенафонд, но выговорить этого никто не мог, и даже не пытался. Ксепа и Ксепа — нормальное имя, особенно в кругу семьи. Жена у него была, просто белая лебедь — вся такая ленивая, белая и томная, ну просто мечта мужчин 19 века. Она обычно мало разговаривала, чем очень радовала всю родню. Она обожала своего мужа и молча смотрела ему в рот, и это было самое лучшее, что она могла придумать. Вот и сейчас она тихонечко села в уголок, и смотрела на всех своими большими глазами с загнутыми ресницами.
- Привет, швагер! - улыбаясь, протянул руку Ксепа, и вам, Петр, доброго утра! Кажется, мы, как всегда, вовремя. Блинчики ещё не остыли.
- Ну дык! Давайте, налегайте! Валюша, подай-ка нам ещё варенья и сальца.Да и садись, душа моя, с нами. Хватит уж бегать.
Валя расцеловалась с братом и невесткой, достала ещё тарелок и чашек, разлила чай, и села рядом с мужем у стола. Хорошо все уместились, кухня у Прокопчуков была славная — большая и светлая. Сначала, как водится, поговорили о погоде, потом о том, что Ксепе опять светит повышение, его работу оценили «наверху», Валентина пожаловалась немного на Надю, потом, правда, её же похвалила, в общем, все как у людей. И тут Петро вспомнил о цели прихода «Кулибина» и громогласно заявил:
- Вот Петька-то наш пришел сегодня сделать нас всех счастливыми, о как, однако. Ксепа, ты хотел бы вечно быть счастлив?
- Вечно? - переспросил Ксепа, - «Вечно» — это ненаучная единица времени. О чем , собственно, идет речь?
- Да Петька наш выдумал эликсир счастья, и вот, говорит, будем теперь мы вечно счастливы.
- Эликсир счастья? - заинтересовался Ксепа. - Я слышал о такой книге "Эликсир Счастья" Абу Хамида Газали, это какой-то рецепт из неё? - он обернулся всем корпусом к изобретателю.
Солодов сконфуженно замялся, он слыхом не слыхивал ни про какого Хамида, да ещё Газали. Вот ведь! Тоже мне, влип.
- Я , не-е, я сам выдумал и состав, и процедуру сплавления, растворения, фильтрования и перегонки... - У Ксепы глаза стали в два раза шире, он чуть не задыхаясь, спросил:
- И что за состав?
- Ну если я скажу, что взял щепотку смеха, горстку радости, полчашки счастливых слез, три порции любви и счастья, вы же мне не поверите?! - спросил Солодов.
- Не поверим! - со смехом ответил Ксепа.
- Ты, когда пьешь таблетки, всегда интересуешься, из чего они состоят? - обратилась к нему сестра. - Не все ли равно, что за состав, главное — результат.
- Да ну, может, это галлюциногены какие-то, от них тоже, знаешь ли, можно счастливым стать — ненадолго... а потом побочные эффекты — не приведи господи!
- Да нет, уверяю вас, ничего подобного. Ничего вредного там нет, - миролюбиво сказал Солодов. - Я, правда, сам его ещё не пробовал, эксперименты проводил на животных, есть грех. Никакого вреда для здоровья. Никто не заболел, не умер, уверяю вас.
- Но, все-таки, должна быть какая-то заковыка, иначе и быть не может, - вставил Ксепа.
- Да, Вы правы, есть один побочный эффект. Попробовавший эликсир, забывает все печали, все грустное и болезненное, просто начисто забывает — навсегда! - извиняющимся тоном сказал Солодов.
- Ничего себе побочный эффект! - воскликнула Валентина. - Да о таком мечтают миллионы, - забыть болезненное и грустное, зачем оно нужно-то, вот великая потеря!
- Не скажи, - поправил её брат, - печальный опыт — это часть нашего общего жизненного опыта и без него мы ещё неизвестно кем стали бы. Не зря говорят, что понимание приходит через страдание. А все-таки... - заинтересовался он, - каким образом ваши вещества дают такой результат? Вы каким-то образом воздействуете на височные доли головного мозга? Если, конечно, мы серьезно вообще об этом говорим.
- Вполне серьезно, - улыбнулся Солодов.
В этот момент в кухню забежала Надя, схватила со стола оладушек и собралась упорхнуть обратно, да только отец удержал её, поймав за полу халатика.
- Доча, стой. Скажи нам, старикам, хотела бы ты вечно быть счастлива и не помнить ничего грустного?
- Папочка, что за глупые вопросы, конечно, хотела бы. Все этого хотят!
- Вот! Вот вам мнение молодежи, и нечего огород городить, - сказал довольный отец.
- Мда. «Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» - процитировал Ксепа.
- В конце концов, все люди во все времена хотели только счастья, — вдруг подала голос из уголка Лера — жена Ксепы. Все посмотрели на неё, потом на Ксепу, потом на Петра. Ну, дескать, чего сидим, разливай свой эликсир.
- Нет, ну позвольте, - словно очнувшись, спохватился Ксепа, - о чем мы с вами дискутируем? Счастье — понятие абстрактное, абсолютно не измеряемое научно, никакими весами и мерами не измеряемое, как можно судить — много счастья, мало счастья, все это сплошной дилентализм, мошенничество, позерство. Сделать человека счастливым! Да человек сам не знает, что ему надо для счастья, что такое счастье, какое оно?! В детстве — это одно, в любви — оно другое, в труде и науке, в творчестве — третье... А в целом, можно сказать, что счастье — это актуализация, то есть полная реализация человеком своих сил, своего потенциала, полное раскрытие его личности. Как этого можно добиться каким-то коктейлем? - Ксепа аж вспотел.
Лера даже приоткрыла ротик, она обожала своего умного мужа. Петро почесал за ухом, Валентина посмотрела строго на Солодова, - отвечай, мол, перчатка брошена.
- Вы правы, правы, я выдумал некий мировой уравнитель. Знаете, я подумал, любой человек достоин счастья, кем бы он ни был. А счастье — ощущение субъективное, но каждый получит именно свое, то, что ему нужно, как-то так... - оправдывался Солодов. - Но если вы считаете, что это вредно... Что это аморально...
- Конечно, аморально! - вскипел Ксепа, - ни за что, ни про что всем счастья на блюдце с голубой каемочкой! Проглотил — и счастлив! А приложить усилия? А заработать?
- Все бы вам заработать, - вставила ремарку Валентина, - дайте уж что-нибудь даром, просто, за то, что ты человек.
- Валь, не то говоришь! Каждый сам должен сделать себя счастливым. Чем этот эликсир отличается от наркотика? Чем? Ничем! Привыкания нет? Ну и что? Индивид ничем не рискует, ничем не жертвует, никак не выкладывается... Так нельзя!
- Все бы вам жертвовать, - вновь вздохнула Валя. Ксепа строго посмотрел на сестру.
- А я бы выпила, - вновь подала голос Лера. Сказала и испуганно посмотрела на супруга.
- А что, милая, разве тебе есть о чем грустном забывать? — бесцеремонно спросил её муж, - разве ты не счастлива? - Даже Петр Прокопчук понял, что занесло их куда-то не туда, что встали они на тонкий лед взаимных упреков, и пора как-то выруливать на твердую землю.
- Ксепа, ты лучше вот что мне скажи, - проводил обходной маневр хозяин дома, - вот все мы, к примеру, живем в одном мире, приблизительно в одних условиях, отчего же один счастлив, а другой — сосед его, или брат-близнец — нет? Это ж все у нас в голове делается, правильно? Это не что-то вещественное, не что-то, что действительно есть, а скорее какая-то фата-моргана, которую один человек видит, а другой — нет. А у Петра её сможет увидеть любой, что ж тут за вред. Это как зрение поправить слепому. Разве ж не гуманно?
За столом воцарилась тишина. Валентина с уважением смотрела на мужа. Как сказал! Лера немного отошла от испуга и с благодарностью глядела на зятя. Ксепа шмыгнул носом, что являлось у него признаком нервного расстройства.
- Ладно, - сжимая и расжимая кулаки, сказал Ксепа, - ладно. Давай, опиши мне счастливого человека. Какой он? Вот, все мы выпили этот чудо-напиток, что с нами стало? Кем мы стали? - голос его взвивался и взвивался, и казалось, как реактивный самолет, сейчас он уйдет в стратосферу.
- Ксепа! - миролюбиво сказала Лера, накрыв ладонью сжатый кулак мужа. Тот резко сбросил её руку, устремив орлиный взор на Петра. - Ну?
- Кем мы станем, о чем ты? Мы останемся кем были, просто... просто, - Петро подыскивал нужное слово, - просто нам не будет больно! - наконец нашел он верный ответ, - да. Просто не будет горя и боли.
- Чудо ты мое, дай я тебя поцелую! - обрадовалась Валентина. - Просто не будет горя и боли, как славно сказал!
- Нет, не славно... - все более твердел и коченел Ксепа. - Человек станет тупым животным, без горя и боли он ничего не поймет в жизни, в себе, в мире. Нельзя быть постно счастливым, это путь к деградации! - он со стуком отодвинул от себя чашку, поставил локти на стол, вероятно для того, чтобы занять более устойчивую позицию. - Как все вы проходили в школе, мир развился и преобразовался вследствии эволюции, которая шла через преодоление, изменение, расширение. Вы же предлагаете инволюцию — обратный процесс, развитие по нисходящей линии. Без преодоления, без сопоротивления, без борьбы. Что станет с человеком? У человека за долгие века борьбы за выживание развились такие качества как сила воли, целеустремленность, сила духа, цельность, храбрость, смелость, верность, преданность, наконец. Чтобы стать человеком, нужно убить в себе обезьяну, а вы предлагаете эту обезьяну выпустить на волю и ещё искренне этому радуетесь. Подумайте же хоть немного, что станет с нами без потерь, без грусти, без печали?!... Все искусство можно выкинуть на свалку, ибо останутся только оды и поэмы аффективных идиотов. Литературу — к чертям! Если не о чем задумываться, некому сострадать, не о чем мечтать — зачем писать книги, о чем??? - он взмахнул руками, и чашка со звоном полетела на пол. - Прошу прощения, - снизив голос, как самолет, идущий на посадку, сказал Ксепа. - Простите меня.. - Он нервно поднялся из-за стола и отправился в соседнюю комнату. На балкон, курить, догадалась сестра.
Вздохнув всей грудью, она поднялась и убрала осколки.
- Вот это да-а! Впервые вижу Ксепу в таком раздражении. Он же совершенно уравновешенный человек, - удивился Петро, - Однако!
Лера нервно мяла салфетку, Валентина смотрела в окно. Зря он так. Флакончик такого эликсира не помешал бы в каждом доме, ну как капли зеленина или валерьянка. Солодов все порывался встать из-за стола, то ли для того, чтобы идти догонять Ксепу, то ли удалиться вовсе, но расселись так, что ему было не выйти, не потревожив остальных, и он остался сидеть, залпом допив остывший чай.
Вернулся Ксепа, сердитый на свою несдержанность, помятый, словно дрался сам с собой на балконе. От него хорошо пахло дорогим табаком и дорогим одеколоном. Он был «дорогой» мужчина. Но он был и умный мужчина, а главное — искренний. Что его всю жизнь подводило. Вот и теперь, вместо того, чтобы продолжить воскресный семейный завтрак, он вернулся к тому, от чего ушел.
- Ребята, я хочу, чтобы вы меня поняли. Я не против счастья. Отнюдь. Я против дешевого «попсового» счастья, за которым можно встать в очередь и приобрести даром.
Дочка Надя, заинтригованная повышенными интонациями и высокими энергетическими вибрациями в доме, осталась на кухне со всеми, хотя обычно не принимала участия в подобных посиделках. Сейчас же она, по-доброму глядя на своего дядю, сказала, улыбаясь:
- Дядя Ксепа, ну что ты, на самом деле. Митинги против войны там, я понимаю, против насилия, против налогов... А ты — против счастья. Ну представь, это же как пейзаж, посмотри за окно. Вот там помойка у нас за домом, трава вся давно вытаптанная, асфальт покоцанный, ямы, рытвины, грязь, так как климат у нас ещё тот. А тут предлагается идиллия — кругом цветы-цветы, овечки на лугу. Ну разве плохо — везде цветы? Без грязи, без помоек?
- Плохо! - холодно ответил Ксепа.- Без помоек и грязи ты не заметишь цветов, не сможешь оценить их красоту, если кругом одни цветы — что в этом особенного? Быстро все привыкнут и перестанут замечать. Ну вспомни сама, летом тебе хочется на море, на теплый песочек, к воде, потому что основную часть времени ты находишься в пыльном душном городе. На море хорошо, никто не спорит, день, два, неделю, но представь себя на этом песочке все время, каждый день, кругом один песочек и больше ничего! Опостылеет, возненавидишь, захочешь травки и камней, захочешь прохлады и дождичка. Все хорошо в свое время, в определенных дозах. Нельзя есть одну халву, пить один ликер — стошнит. Счастье... Ну, допустим, счастлив ты и все счастливы. Как мы это вообще поймем, что мы счастливы, если не с чем сравнивать? Ведь только в сравнении с несчастьем счастье существует. Только во мраке можно увидеть свет. Только голодный оценит еду, замерзший — тепло... Кстати, можно ещё теплого чаю?
Валентина поднялась ставить чайник, Солодов поерзал на стуле, давая понять, что и он хочет горяченького. В то же время он ловил взгляд Ксепы, пытаясь разгадать, правда ли тот негодует, или он просто мастер демагогий и любитель дискуссий. Солодову важно было это понять. Когда свежий чай был разлит и все опять уселись за столом, он взял себя в руки, буквально — обхватил себя руками за плечи — и вздохнув, как перед прыжком, отправился в путь:
- Позвольте с Вами не согласиться, - очень вежливо сказал он. - Я иначе мыслил себе счастье. Основная масса людей, не только в нашей стране, но и во всем мире, деформирована, поранена, обижена ещё с детства. Неразрешенные конфликты, комплексы, навязчивые состояния, неврозы, алкоголизм, наркомания - откуда все это берется, на Ваш взгляд? От того, что люди не могут совладеть с собой. Примириться с миром и с собой, не могут найти свое место.
- Не могут и не надо! - довольно грубо оборвал его Ксепа, - кому надо, тот найдет свое место.
- Ксепа! - взревел Петро, - а как же равенство и братство? Все люди — братья, все мы - «твари божьи».
- Вот не надо, пожалуйста! В «советах» наелись мы вашей уравниловки, хватит! Никакого равенства отродясь не было, нет и быть не может. Никто не равен никому. Насчет братства - я вообще не стал бы углубляться. А кто там согласен быть «тварями» — чьими угодно — так тем и подавно место у плинтуса. Если человек добровольно аттестует себя как «раб» (неважно, божий или чей) или как «тварь» - это его личный выбор.
- А счастье — только сильным и талантливым, да? - в тон ему сказал Петро.
- А счастье надо заработать, заслужить...
- Выстрадать, - подсказала ему Валентина.
- Да, выстрадать.
- А вот и нет! - встрепенулась Надя.- Вот и неправда! Дети ничего не заслуживают и ничего там не страдают, пока взрослые им мозги не засорят своими правилами. Дети, которые ничего ещё не знают, они-то и счастливы! Значит, счастье — это не что-то тяжелое, чего нужно добиваться. Счастье — оно легкое, невесомое, просто взрослые забыли, как его чувствовать.
Солодов удовлетворенно улыбался, Надя единственная поняла его. Мама с папой удивленно смотрели на дочку, Ксепа же снова освобождал себе на столе место для маневров. Отодвинул чуть тарелку, чашку, положил на стол руки, сжатые в замок. Но Солодов его опередил.
- Позвольте мне продолжить... - спокойно сказал он. - Ваша концепция мне понятна: счастье — как трофей, добытый в бою. Но мне ближе позиция молодой Нади. Счастье — не трофей, а состояние души. Ну, приведу совсем простой пример. Одна и та же комната, в ней находятся одни и те же предметы, - мебель, одежда, игрушки, книги... Все одинаково, но в одно время в ней темно, в другое — светло, и комната выглядит совершенно по-другому. Потому что фон — основа, подкладка — разные. На фоне светлого дня все вещи выглядят одним образом, в темноте же они могут превращаться в каких-то монстров и страшилищ только лишь из-за того, что наша фантазия из-за недостатка зрения нагружает их лишней информацией. Вы следите за моей мыслью?
- Слежу! - буркнул Ксепа. - А вы им, значит, электрификацию всей страны?!
Надя прыснула. Петро заулыбался и примирительно сказал:
- Швагер, ну что ты, когда на душе легко, и работается легче, и все подвиги твои легче совершать...
- Никаких подвигов! Не будет никаких подвигов! - повторил он, чеканя каждое слово. - Довольный человек никуда не пойдет.
- Дались вам эти подвиги! - вздохнула Валентина. - Пусть довольный человек сидит дома, растит детей и строит свой дом. Что в этом плохого?
- Мещанство! - презрительно произнес Ксепа.
- Нормальная жизнь. У человека есть любимое дело и любимая семья, что ему ещё нужно? Зачем обязательно все через «не могу», все вопреки? А по-человечески?
- Известно ли вам, что дети, рожденные при помощи кесарева сечения, не такие жизнеспособные и пробивные в жизни, потому что у них нет первого опыта преодоления, опыта победы. Человек ДОЛЖЕН пройти через преодоление себя, преодоление обстоятельств. Только так и можно стать человеком, - стоял на своем Ксепа.
- Ну да, труд сделал из обезьяны человека, - сказал Солодов, - из счастливой обезьяны — несчастного человека. Но позвольте, вернемся к детям. Они ли не лучшие в мире наблюдатели, преобразователи, выдумщики и изобретатели? Не дети ли все хотят понять и познать, всюду суют свой коротенький любопытный носик, не дети ли стремятся совершать подвиги и всегда побеждать? И все это на фоне безоблачного детского счастья! Стало быть, счастье само по себе никак не может стать препоной на пути прогресса, видимо, Вы упустили какое-то важное звено?! Или у Вас произошла подмена понятий? Счастье Вы почему-то трактуете как пресыщение. Но, на мой взгляд, счастье — это свобода и гармония, спокойствие в душе, мир с самим собой, никакого пресыщения...
- Вот посмотрите за окно! - воскликнула Надя, - ну, скорее, скорее, все идите сюда.
Все повставали со своих мест, заинтригованные Надиным возгласом. И что там было за окном? Там играли дети, играли самозабвенно и увлеченно, как только они и умеют. Прямо на траве сидели мальчик и девочка, тесно прижавшись друг к дружке, и мальчик показывал ей какие-то «драгоценности» из своего кармана. Девочка делала большие глаза и громко восхищалась. Чуть поодаль трое пацанов носились, играя в войну. Руки у них были заняты почти настоящими автоматами и гранатами, они громко кричали «ура», и почти с настоящей отвагой гонялись за воображаемыми врагами. А ещё более в стороне, за сараем с дровами, сидел на корточках маленький мальчик, ковыряя палочкой землю. Явно он нашел что-то интересное там, в недрах двора, он изучал и ставил эксперименты. Червяк и жук соревновались у него в скорости и ловкости преодоления препятствий.
Солодов улыбался, радуясь за этих детей. Он вовобще часто улыбался, глядя на них. Просто увидит детей, как они разговаривают, как играют, как смеются, как смешно ругаются и спорят, так и улыбается сразу, непроизвольно. Просто радуется за них, и немного печалится, - вот вырастут, и забудут, как это было. Как тебя радовал простой дождь и лужи были такими красивыми, такими интересными, так манили и притягивали к себе. А небо было такое высокое и такое голубое, теперь такого уж не бывает. И мог тебя заинтересовать любой червяк, а сейчас и мимо человека пройдешь, не заметив.
- В детстве почти ничего было нельзя и все было интересно, а сейчас — все можно, но уже ничего не увлекает, - сказал Солодов, глядя за окно, - почему так? Это и есть пресыщение? Или пассивность, усталость?
- Вам ли сетовать на это? - устыдил его Ксепа. - Вы же постоянно что-то выдумываете, изобретаете, Вам ли говорить о пассивности, я более трудолюбивого человека не встречал!
Солодов усмехнулся, опустил глаза. Как он хотел бы мастерить что-то вместе со своим сыном, обсуждать, спорить, выдумывать и радоваться успехам друг друга. Но у него не было сына и уже никогда не будет. Он смотрел на Ксепу и не понимал его. У Ксепы с Лерой тоже не было детей. Лера посвятила всю свою жизнь мужу, у неё не было своих интересов и своих желаний, кроме того, она боялась перечить ему, Ксепа же был весь поглощен своей работой, и дети просто отсасывали бы его энергию, его время, что было совершенно недопустимо. Вот так и живут, и не чувствуют себя ущербными, обделенными. И счастье у них какое-то громоздкое, огромное и тяжелое, словно броневик, что нужно отбить у врага. Солодов же представлял себе счастье в виде оромного, бесконечного голубого неба, которое никогда не начинается и никогда не заканчивается. Могут пронестись ураганы, пройти дожди, зима сменит лето, может наступить ночь, а потом день, но небо от этого не перестает быть. Вот какое должно быть оно — счастье, пусть на его фоне идет жизнь, счастье не должно быть фрагментом жизни, оно и есть сама жизнь. И вслух он произнес:
- Нет пути к счастью, счастье — это и есть путь.
- А как же Ваш эликсир? - чуть не с обидой в голосе произнесла Валя. - Вот Вам и путь!
- Да нет никакого пути, разве вы сами не понимаете? Все находится внутри нас, и кроме как изнутри добыть счастье больше неоткуда. Как верно сказал мой тезка, — это не что-то вещественное, что действительно есть, это не то, что вы видите, это то, КАК вы это видите.
- Подождите, а что все-таки с эликсиром? - поправляя запонки повторил Ксепа. - Вы же для чего-то его изобрели?! Мировой уравнитель, "счастья всем даром", как же с этим?
Солодов обвел всех веселыми глазами, улыбнулся и сказал:
- Ребята, вы что! Небо есть над всеми, только далеко не каждый поднимает глаза к небу. Может, я и хотел бы придумать пилюлю, чтобы люди чаще поднимали голову, а не смотрели только себе под ноги. Может я и хотел бы раздавать коктейль, состоящий из щепотки смеха, горстки радости, полчашки счастливых слез, трех порций любви и счастья... Только все эти составляющие находятся в нас самих, их невозможно интегрировать, а к наркотикам я отношусь отрицательно, как и Вы. Заменитель счастья не может заменить счастье, такой вот парадокс.
- Нас надули! - засмеялась и захлопала в ладоши Надюша. - О, дядя Петя, я вас обожаю. Так развели нас!
Отец обнял дочку и поцеловал в лоб, он в целом и так был сачстлив, в такой-то семье, с такой женой и дочерью! А вот Лера и Ксепа выглядели слегка ошарашенными и разочарованными. Валя тоже немного грустила, трудно было расстаться с идеей иметь в холодильнике флакончик счастья — на всякий случай.
- Я - изобретатель, механик, сам себе инженер, - весело проговорил Солодов, - но я не алхимик, не волшебник. Откровенно говоря, я не думал, что вы отнесетесь к моим словам всерьез.
Ксепа злобно зыркнул на него из-под бровей. Неприятно чувствовать себя дураком.
- Это нормально - верить в чудеса! - весело проворковала Надя, обнимая отца за шею, - значит с нами ещё не все потеряно. Правда, дядя Петя?
- А это тогда что у тебя? - спросил отец, вспомнив о железяке под столом.
- Это? Центрифугу принес починить. Хочу попробовать кое-что, роторы поменять, я сообразил как сделать адаптеры с функцией охлаждения и нагревания... Впрочем, простите, это вам не интересно.
- Ну да, это же не имеет отношения к счастью, - печально сказала Лера.
- Отнюдь! Все, что мы делаем или не делаем имеет отношнение к счастью.
- И на что Вам центрифуга? - ровным голосом спросил Ксепа.
- Уран очищать буду, - улыбнулся Петр.
- А-а, я так и думал..... - Теперь можно было говорить все что угодно, все равно никто бы ему не поверил.
- А давайте по такому поводу немного элексира счастья и радости для здоровья, а? Валюшь, достань из холодного шкафа мою настойку! Настроение такое — надо пригубить грамм пятьдесят. Своя, родимая, на рябине настоянная, и небо станет выше и стены станут шире, давай, ребята, подставляй рюмки! - Петр Прокопчук поправил усы, легким движением отвинтил пробку, и с наслаждением разлил волшебный напиток. Отпив глоток, он медленно сглотнул и протяжно, на выдохе, произнес: - Э-эх, а счастье-то есть, оно точно есть. Вот сейчас точно, вы того же мнения? - И весело засмеялся, любовно оглядывая своих родных. Эх, чертяки, придумают же такое, эликсир счастья! Ну-ка, ещё по рюмочке!!!