Семенов

  1

  Знаете, бывают такие люди, которые всем своим существованием вызывают у окружающих неприязнь. Они встречаются на нашем пути ежедневно. В их глазах не видно огня, не видно той энергии, которая способна заставить человека жить по-настоящему. Их движения всегда однообразны. Руки, словно плети, весят вдоль согнутого туловища, голова опущена вниз, глаза устремлены под ноги, которые шаркают по одному и тому же пути каждый день. Мы видим их и усмехаемся. Нам не жалко таких людей. Мы убеждены, что они просто трусы, живущие в своих клетках, убегающие из них по утрам и мечтающие поскорее туда вернуться, чтобы скрыться от злых взоров по-настоящему живущих людей. Порой мы их и не замечаем, но, заметив, обязательно одариваем насмешливой улыбкой или блеском смеющихся глаз, горящих, как мы считаем, словно пламя, пробивающее себе путь в непроглядной ночной метели, пламя, которое недоступно большинству. Для нас, любителей жизни, бытовых гедонистов, годы, проведенные на этой планете, складываются в искрящееся всеми цветами вековых витражей полотно, которое вобрало в себя все, что делает из потребителя жизни нечто совершенно иное, повелителя. Те же, кто до сих пор не познали истинной радости – да уже и не познают! – тащат за собой прожитые годы, закидывают их в телеги, которые тянут за собой до самой могилы. Опыт не помогает им, он не позволяет таким людям парить над землей. Нет, он прижимает их к мокрому асфальту и вжимает их все сильнее. Год за годом. Десятилетие за десятилетием. Пока ноги полностью не врастут в землю.   
  Семен Семенович Семенов проживал на втором этаже старенького пятиэтажного дома. Соседом он был тихим, спокойным, никогда не доставляющим каких-либо неудобств. Кем он работал, никто из соседей не знал, да и знать не очень-то хотел. Какая разница? Каждый день он выходил около семи часов утра, когда работающая прослойка подъезда только просыпалась и, покачиваясь, бродила по квартире в поисках кухни, чтобы утолить там привычный кофеиновый голод. Семенов очень тихо закрывал первую дверь в квартиру на два замка, потом проверял, дернув за ручку, не откроется ли она. Если все проходило успешно, хотя эта процедура всегда проходила успешно, он закрывал вторую дверь еще на два замка, перед этим долго подбирая ключ трясущимися руками, медленно спускался по лестнице, дойдя до первого этажа, резко останавливался и с виноватым видом возвращался домой, чтобы проверить, выключил ли он утюг или воду в ванной, или, быть может, все-таки забыл закрыть дверь. После проверки он снова выполнял операцию по закрыванию дверей, несколько раз дергал за ручку и, полностью удостоверившись в безопасности своей квартиры, бежал на работу. Во сколько он возвращался, никто не знал, никто и не видел, как он приходил домой, только с улицы было видно, что включался свет, Семен Семенович закрывал шторы и погружался в мир своего заслуженного одиночества. Воскресенье, как и у большинства, - выходной. Тогда Семенов вообще не покидал свою обитель и не даже открывал шторы для того, чтобы солнечный свет не проник внутрь его квартиры.
  Павлу был двадцать один год, когда он поселился в квартире, которая находилась над квартирой Семенова. Первую неделю, пока он обустраивался и привыкал к новому месту жительства, где царило запустение и уныние, воздух напоминал больничный, а в прихожей, странное дело, пахло капустой и лыжной мазью, они не встречались совсем, и, первоначально, Павел думал, что все квартиры вокруг пустуют. Но, со времен, он столкнулся с бабушкой в спортивном костюме, бегавшей, как он понял позже, каждый вечер, не обращая внимания на погоду, которая за тридцать секунд разговора попыталась вытолкнуть его из подъезда, называя наркоманом, а после, узнав, что Павел - новый жилец, недоверчиво заглянула ему в глаза и сказала: «Добро пожаловать», потом, мгновенно преодолев лестничный проем, отправилась на пробежку. И еще чуть позже – с приятной женщиной, которая однажды принесла ему контейнер с горячей едой, думая, что в квартире живет прежний жилец. Увидев Павла, она на секунду растерялась, ее взгляд пролетел по всему его телу дважды, словно женщина не верила, что перед ней другой человек. Но, что удивило Павла еще больше, - женщина все равно угостила его ужином, что, конечно, не могло не радовать бедного, ленивого и невероятно голодного молодого человека. Павел даже начал мечтать о небольшом романчике с соседкой, как это бывает в бесконечных второсортных романчиках, но, узнав, что она счастливо живет с мужем уже десять лет, да еще одаривает его детьми каждые пять, Павел сразу потерял интерес к ней как любовнице, но не как к доброй соседке, которая могла накормить в самые голодные и тяжелые часы жизни.
  Вообще, это место жительство досталось ему случайно, словно сама Судьба желала втиснуть его в данную бетонную коробку. Зачем? Этого пока никто и не знал.
  Квартиру предложил его знакомый, который знал знакомого, который знал парня, раньше жившего здесь. Павел точно и не знал, что произошло в этой квартире, знал только, что был, кажется, какой-то скандал, что прежний жилец был шизофреником. Или тяжело больным. Или космонавтом. Павла это и не волновало. Антон, а Павел запомнил имя прошлого жильца, на имена у него прекрасная память, вот только лица не запоминает, покинул это унылое место, уступив его нынешнему вполне довольному владельцу. А это главное.
  Начался учебный год. А это значило, что Павлу, к его большому сожалению, приходилось вставать в шесть утра, тратить около получаса на завтрак и подготовку, выходить из теплой квартиры в холодный неведомый мир, наполненный жестокостью материи, где все идеи и мысли, сформировавшиеся с помощью теплой постели и отсутствия контактов с внешним миром, разбивались о холодную стену трудовых будней, расплывались по мокрой брусчатке площади надежды. И так каждый день. Ничего удивительного.
  Шесть утра. Павла разбудил шипящий будильник на умирающем телефоне. Такая надоевшая мелодия вытолкнула его из мира сновидений. Он закурил прямо в кровати. «Как прекрасно жить одному!» - подумал Павел. Он принял душ, почистил зубы, выпил кофе, доел вчерашний ужин, который из-за лени и экономии превратился в сегодняшний завтрак. Шкаф, одежда, деньги на автобус. В путь. 
  Выскочив из квартиры, он резким движением захлопнул дверь, достал ключ, сразу попал им в замок, сделал несколько оборотов, закурил сигарету и быстрыми шагами направился вниз по лестнице. Уже на первом этаже, почти на выходе из подъезда, Павел увидел мужчину. Он стоял, глядя себе под ноги и что-то медленно проговаривая. Павел подошел к нему ближе, стараясь топать сильнее, чтобы мужчина услышал и дал ему пройти, но тот не слышал ничего, кроме собственного голоса. Протискиваясь мимо него, Павел отчетливо разобрал несколько слов: "Утюг, телевизор, холодильник, печка, вода, не помню, воду-то выключил? А свет, свет в ванной!". Удивленный таким странным персонажем Павел затянулся сигаретой, протягивая палец к кнопке домофона. Сзади раздался неуверенный и очень невнятный голос:
  - Молодой человек.
  Павел не сразу понял, что обращаются к нему, но обернулся на звук. Мужчина стоял, махая рукой перед своим лицом, с целью развеять табачный дым. Или просто делал вид. Это был мужчина, которому на вид было около пятидесяти, с заметной плешью, прикрытой оставшимися седеющими волосами, с гладко выбритыми лицом, покрытым желтым налетом, с глубокими морщинами на лбу, похожими на колеи, пересекающие засохшее русло реки. Под глазами сильно выделялись синие мешки. Костюм его, казалось бы, не самый дешевый, смотрелся на этом человеке, словно старый пыльный мешок, натянутый на бесформенное тело, контуры которого растворялись в темноте подъезда. Размазня. Мужчина продолжил:
  - Молодой человек, у нас в подъезде не курят. – Он закашлял.
  Павел, не желая выполнять прихоти странного мужчины, хотел выдохнуть дым прямо ему в лицо, как это сделал бы любой из его кумиров. Он на секунду представил себе, как в будущем его биографы будут с теплом, гордостью и завистью описывать этот эпизод снова и снова, дополняя его невероятным количеством деталей и намеков, о достоверности которых говорить не было никакого смысла. Авторы книг писали бы: «Именно с этого дня Павел Андреевич решил выпустить ту внутреннюю энергию, что накапливалась в нем столько лет, он, словно отпущенная тетива лука, которая натягивалась двадцать один год, был освобожден от давления общества. С этого дня он стал тем, кем всегда мечтал быть, - писателем, поэтом, любимцем женщин, интеллектуалом и бунтарем». И далее по списку. Павел почувствовал силу в своей груди, которая запылала, как извергающийся вулкан в сердце Антарктиды. Но, понимая, что не стоит портить отношения с соседями так быстро, он решил повременить со своим намечающимся бунтом и сказал: «Извините», при этом сделав гримасу безразличия. Оставив мужчину позади, Павел отправился на автобусную остановку. Семенов же пошел вверх по лестнице, к своей квартире.

2

  Дни летели один за другим, словно маленькие дети, сидящие на карусели, которая вращается вокруг своей оси. Они появлялись, делали пол оборота, снова исчезали и спустя некоторое время появлялись вновь. Дни повторялись. Павел посещал занятия, ежедневно сталкивался с Семеновым на первом этаже, приходил вечером домой и погружался в размышления о своей жизни.
  Осень постепенно меняла цвета мира. Восхитительные, но уже порядком надоевшие зеленые листья желтели, сохли и падали на замерзающую землю. Пар изо рта снова стал обычным явлением. Зима обещала быть холодной.
  Вторая запоминающаяся встреча Павла с Семеновым произошла на границе между октябрем и ноябрем, между осенью, еще любившей лето, и осенью, уже полюбившей зиму. Устав от одиночества, Павел решил позвать друзей в свою новую квартиру, которую еще никто и не видел, посидеть, выпить, поговорить. Великолепное занятие в холодный осенний вечер.
  Все договорились прибыть к восьми часам вечера, купив перед этим все необходимое: большую бутылку недорого виски, купленное не из-за любви к этому солидному алкоголю, а из-за того образа настоящего мужского напитка, который был создан в романах Буковски, Хемингуэя, Керуака и других любителей выпить. Они купили около тридцати бутылок пива, надеясь, сохранить часть на утром.
  Павел невнимательно пролистывал купленную недавно книгу и постоянно поглядывал на настенные часы, стрелки которых медленно и неумолимо двигались к восьми. Когда оставалось пять минут до условленного времени, он закурил сигарету, встал, потянулся, выпил стакан воды, посмотрел в окно на старый, умирающий под давлением времени двор, и увидел трех своих друзей, которые сидели на лавочке и ждали еще двоих, начав пить пиво, не смотря на осенний холод, усиленный ужасным холодным ветром. Но внимание Павла привлекло другое: из подъезда вышел Семенов. Медленно, неуверенно ступая по скользким листьям, он приближался к незнакомой ему компании. Павел внимательно смотрел.
  - Молодые люди, - начал Семенов. – Неужели вы не видите, что около вас стоит мусорная корзина?
  Парни не сразу поняли, о чем идет речь, но, являясь людьми воспитанными, не стали огрызаться, а вежливо спросили:
  - А в чем, собственно, проблема?
  - Вы мусорите так, как мусорили люди Гейзериха в Риме!
  Парни переглянулись. Семенов, понимая их непонимание, продолжил срывающимся голосом:
  - Вандалы! Как вандалы в Риме!
  Павел не слышал, о чем идет речь, но внимательно наблюдал за поведением обеих сторон.
  - Но мы, кажется, не мусорим.
  - Бычки! – Семенов согнул ноги в коленях, от чего по всему двору разнесся хруст костей. Павлу показалось, что он тоже его услышал. Парни внимательно следили за неожиданным представлением. Семенов поднял бычок, который, судя по внешнему виду, валялся здесь несколько недель и, распрямив суставы, вызывающе поднял его над головой. – Вы бросаете свои бычки на землю!
  - Милый друг, - начал один из друзей, но Семенов его перебил:
  - Милый друг?! Да как ты смеешь называть человека, который старше тебя, называть «милым другом»?!
  Понимая, что обстановка накаляется, Павел рывком натянул джинсы, потушил сигарету о пустую банку кофе, стоявшую на подоконнике, накинул пальто и собирался выбежать на помощь, как заметил, что из подъезда выкатила бабушка в спортивном костюме, местная сплетница, спортсменка и лицо дома. Она с какой-то сверхъестественной скоростью долетела до компании и стала выяснять обстоятельства ссоры.
  Павел понял, что ситуация выходит из-под контроля, а представление затянулось. Он выбежал на улицу, несколько раз запнувшись на лестнице.
  Семенов стоял, размахивая руками, парни, не сильно понимая, откуда у этого интеллигентного мужчины столько немотивированной ярости, переглядывались между собой, а энергичная бабушка что-то тараторила, стараясь перебить Семенова. Павел подошел к ним, почувствовав жар, словно от раскаленного котла.
  - Что случилось? – Спросил он. Но его никто не замечал.
  - Все вы такие, вандалы! Вандалы! – Кричал Семенов.
  Семен Семенович, успокойтесь! – Бабушка одновременно старалась успокоить его и раззадорить еще больше. Все бабушки любят скандалы. – У вас ведь больное сердце!
  Павел пожал руки друзьям, взял бутылку пива, открыл ее и, то ли в силу привычки, то ли на уровне подсознания, бросил крышку на землю.
  И тут что-то переменилось. Жар кипящего котла превратился в холод зимней ночи. Лицо Семенова потеряло агрессивный окрас, его глаза стали пустыми, под глазами набухли синие мешки. Он перестал махать руками и кричать, повернулся и, прихрамывая, ушел. Словно кто-то его выключил. Он перегорел. Маленькая собака, лежавшая около старинной качели, увидела Семенова, резко соскочила и начала лаять, стараясь укусить его за ногу. Но Семенов просто шел вперед, не замечая ничего на своем пути.
  - Не обращайте внимания, - сказала бабушка. – Он, наверное, человек такой.
  - Да мы и не обиделись, - сказал один из парней. – Неприятно просто, но ничего, всякое бывает.
  Павел сделал глубокий глоток, потом спросил:
  - А давно он здесь живет?
  В глазах бабушки появился огонек.
  - Ох, лет десять уже. – Она стала загибать пальцы. – Девять.
  - И все время один? Вроде человек взрослый, а семьи, кажется, нет. Я лично не видел.
  - Один. И ни с кем не общается. Сидит у себя в квартире да только выходит, когда на работу нужно.
  - А где он работает?
  - Не знаю, никто из соседей не знает.
  Небо накрыл серый колпак из туч, сильный ветер стал дуть еще сильнее, пакеты, стоящие на лавочке, стали покачиваться.
  Подошли еще двое друзей, которых все дожидались, и Павел сказал:
  - Ладно, мы пойдем, а то холодно стало.
  Бабушка сказала что-то о беге, о том, что пить вредно, особенно таким молодым людям, и быстрым шагом пошла к парку, где по вечерам совершала пробежку. Семенов шел под противным снегом и задыхался от холодного ветра, который бил ему в прямо лицо, униженный людьми, облаянный собакой, оскорбленный. Его взгляд был устремлен под ноги.   

3

  Вечер ожидаемо перетек в ночь. Темнота за окном поглотила все, что не было под защитой света фонарей. Снег перестал падать с серого неба и теперь лежал на замерзающей земле, напоминая собой о приходе холодной и долгой зимы.
  Павел и компания уже изрядно опьянели. Алкоголь подействовал так, как нужно, друзья расслабились и, забыв обо всех своих проблемах, смеялись, болтали о философии и литературе, политике и девушках. Виски был выпит за первые полчаса, пиво тоже уходило невероятно быстро. Так всегда и бывает, когда алкоголь становится идеальным спутником в холодный осенний вечер. Павел, хоть и выпил столько же, сколько и все, не был настолько пьян. Когда пьешь у себя дома, пьянеешь медленно и не так сильно, ответственность никогда не дает полностью отвлечься.
  - Знаете, - сказал Павел, - если бы у меня брали интервью, я бы сказал им много интересных вещей.
  - О чем? - Послышался чей-то пьяный голос в ответ.
  - Ну. – Павел задумался. – О литературе, культуре в целом. Много всего.
  - Но интервью у тебя брать никто не хочет. – Прозвучало как насмешка. – Кстати, пишешь что-нибудь?
  - Идей очень много! – От алкоголя и интересного вопроса у него загорелись глаза. – Очень много!
  - Но ты не пишешь?
  - Хороший писатель не должен писать много, вспомните Сэлинджера, например, или Франца Кафку.
  - Вспомни, например, Хемингуэя или Фицджеральда, Камю или Сартра, Толстого или Достоевского, Довлатова, Фолкнера, Буковски, Ремарка. Я могу долго продолжать. – Голос слышался из кресла.
  - Решил поумничать? – Павел отстаивал свою позицию. – Ты ведь ничего не пишешь, тебе не понять, как это сложно, тут нужно время, терпение, атмосфера.
  - Ты, кажется, говорил, что когда начнешь жить один, твои рассказы будут появляться на свет чуть ли не каждый день.
  - Я уже близок к этому. Все, тема закрыта. – Павлу надоел спор. – Что читаете сейчас?
  В дверь постучали. Удары сыпались один за другим.
  Павел, слегка покачиваясь, дошел до коридора, спросил: «Кто там?» Человек, стоявший с той стороны, продолжал нетерпеливо избивать дверь. Из зала на Павла смотрели заинтригованные глаза друзей. «Кто там?» - Снова спросил Павел, но уже громче. Удары прекратились. «Сосед!» - Послышался голос Семенова. Павел посмотрел на наручные часы. Стрелки показывали почти два часа ночи. «Какого черта», - подумал он и открыл дверь.
  На пороге стоял Семенов, одетый в свой, похоже, единственный костюм. Его раскрасневшееся лицо не предвещало ничего хорошего. Он начал:
  - Вы время видели?!
  - Да мы ведь не шумим.
  - Я слышу ваши пьяные голоса, даже если кладу подушку на голову!
  «Господи, - подумал Павел, - ну что за человек. Скучнейшее существо!»
  Через нездоровую красноту лица Семенова проглядывались мешки, казалось, они стали еще большее и синее.
  - И вы топаете, как слоны!
  - Мы все сидим уже как второй час. Никто не ходит по квартире.
  В комнате раздался щелчок зажигалки, и запах сигаретного дыма стал отчетливо слышим в подъезде. «Вовремя, - подумал Павел. – Очень вовремя».
  - И вы курите в квартире! Кто так делает! Безобразие! А перегаром воняет уже на улице! – Семенов визжал так, словно ему воткнули нож в спину.
  - Как писал Теренций: Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
  - В таком случае и свиньям не чуждо ничто человеческое!
  Павел хотел хлопнуть дверью перед его носом. Вдруг открылась дверь напротив. Оттуда выглянул мужчина, его лицо говорило о том, что голоса в подъезде оторвали его от просмотра приятных и таких желанных сновидений.
  - Что тут случилось? – Сказал он заспанным голосом.
  - Эти проходимцы, бездарности, глупцы, сволочи! Шумят, не дают спать честным людям, которым завтра на работу! Они не дают мне наслаждаться заслуженным отдыхом!
  Павел покраснел, его глаза забегали по физиономии Семенова, костяшки пальцев стали белыми. «Бездарность, - думал Павел, - он назвал меня бездарностью! Да как смеет этот конформист, эта отрыжка общества потребления, эта несуразица, размазня, называть меня так!
  Господин Семенов, - начал мужчина, - успокойтесь. Весь шум здесь создаете вы сами. У меня дети спят, давайте просто все успокоимся и пойдем по домам.
  Но Семенов не успокаивался, костер его злобы пылал так ярко, как никогда.
  - Давай! Защищай их, недоучка! Они мешают мне работать!
  - Вы ведь спали, - уточнил Павел.
  - Не твое дело, щенок! – Прокричал он и, что было совсем неожиданно для подвыпившего Павла, ударил его по лицу. Удар был не самым сильным, но кровь все-таки потекла вялыми струйками из обеих ноздрей.
  Павел, несколько мгновений осознавая, что произошло, уже не сдерживая себя, выпустив свое энергию на поверхность, подумал: «Вот этот момент будут с упоением вспоминать все мои биографы» и ударил Семенова в ответ. Тот отшатнулся, посмотрел на Павла удивленными, широко раскрытыми глазами, как-то жалостливо пискнул и упал на пыльный пол подъезда.
  Мужчина из соседней квартиры выбежал на площадку босиком и в одних трусах. «Все, стоп!» - Прокричал он и наклонился к Семенову.
Тот лежал, широко раскрыв глаза, и смотрел на потолок, изо рта у него шла кровь. Павел выбил Семенову зуб. Мужчина постарался поднять Семенова, но тот оттолкнул его и встал самостоятельно. Павел, подталкиваемый своими друзьями в спину, которые выбежали на шум, стоял, как столб, выпрямившись и не шевелясь. Кулак дико заболел. Семенов посмотрел на мужчину, потом на Павла, на его друзей. Агрессивный румянец сполз с лица, оно стало мертвецки бледным, словно было в мелу. Наступила звенящая тишина, только кровь капала изо рта Семенова. Он даже не пытался вытереть ее с подбородка.
  Из квартиры, откуда выбежал мужчина в трусах, послышался женский голос: «Стойте тут, не выходите, Маша, держи брата! Вова, а ты держи собаку! Все, стойте, я сама посмотрю». После этих слов из-за двери выглянула симпатичная молодая женщина и тревоженным взглядом оглядела всех участников ночной потасовки.
  - Света, не вмешивайся, иди в квартиру, все нормально, - строго сказал мужчина.
  - Точно? – С сомнение сказала она. – Я могу позвонить в полицию.
  - Света!
  - Поняла, поняла, ухожу. – И женщина прикрыла дверь, хотя было понятно, что она все еще стоит за ней и подслушивает.
  Семенов, глубоко вздохнул и пошел вниз по лестнице.
  - Что тут случилось? – Тихо спросил мужчина.
  Павел рассказал ему все, как есть. Мужчина, не скрывая улыбку, слушал.
  - Молодец! – Неожиданно для всех сказал он. – Давно хотел ему врезать, да только повода не было, да и убить боялся. – А ты правильно сделал, уважаю, да и по делу все.
  - Да я и не хотел, - начал Павел.
  - Правильно все, - повторил мужчина, - правильно. А то достал этот Семенов. То ему не нравится, это не нравится. Эти шумят, те почти затопили, тараканы полезли от соседей, собаки ему мешают. Уже весь наш подъезд обвинил во всех смертных грехах. Главное, раньше был спокойный дядечка, ходил себе из дома на работу, а с работы домой. И все. А сейчас начал буянить. Странный. Псих какой-то!
  Внизу сильно хлопнула дверь Семенова.
   
4

  Семенов умер той же ночью. Он свалился, открыв дверь своей квартиры. Врачи констатировали сердечный приступ.
  Павел с друзьями обнаружили тело утром, идя в магазин. Семенов наполовину ввалился в квартиру, его ноги лежали на полу подъезда, верхняя часть тела была в квартире. Упав, он ударился лицом об пол, поэтому все лицо было в крови, нос сломан и свернут набок.
  Родственников Семенова не нашли, словно все отказались от него много лет назад. Друзей или знакомых тоже не было. Похоронами занялись все соседи. Бабушка в спортивном костюме собирала деньги. Все давали столько, сколько могли. Друзья Павла тоже оказали материальную помощь.
  Машина с гробом Семенова подъехала к подъезду. Все жители уже стояли на улице, ожидая. Погода в этот день была теплой, последний теплый день в этом году. Солнце дружелюбно светило горячими лучами, будто хранила их до последнего. Слабый теплый ветерок сбивал последние желтые листья с голых деревьев. Небо было голубым и еще по-летнему светлым. Павел с друзьями помогли вытащить гроб, поставили его на специально поставленные табуретки. Крышку открыли и все внимательно стали изучать Семенова.
  На нем был все тот же старый костюм, непривычно чистый, строгий, он идеально сидел на своем хозяине, четкие линии придавали телу Семенова строгость. Павел долго смотрел на его лицо. Оно было серьезным, но излучало спокойствие, даже радость. Не было мешков, не было той бледности, что периодически выступала на лице Семенова при жизни. Не было никакой злобы. Нос был прямой, перелом незаметен. Казалось, Семенов спит и видит прекрасные сны. Он наконец-то был счастлив, ему больше не нужно было защищать себя от жизни, задыхаясь в потоке повседневности. Он был свободен. Бабушка в спортивном костюме, не выдержав, заплакала. Светлана, жена мужчины, который участвовал в ночной потасовке, тоже пустила слезу. Ее муж стоял с каменным лицом, внимательно смотря на Семенова, мысленно извиняясь перед ним. Потом он посмотрел на Павла. Павел, почувствовав его взгляд на себе, посмотрел в ответ. В своей немой беседе они пришли в выводу, что никому не расскажут о случившемся ночью.
  Интерес к Семенову постепенно иссякал, все ждали, когда его увезут на кладбище. В толпе соседей уже слышались разговоры, смех, кто-то подкуривал, многие разошлись по домам. Павел, решив, что поедет на кладбище, тоже ждал, когда все закончится. Он решил сбегать до квартиры, положить куртку, которую ему надоело держать в руках.
  Проходя мимо квартиры Семенова, он увидел, что дверь открыта. Никто, кажется, туда так и не заходил. Павел, движимый интересом, открыл дверь, чуть не наступил в засохшую лужу крови и, не разуваясь, прошел.
  Ободранные обои на потрескавшихся стенах, разбросанные листки бумаги, все было покрыто толстым слоем пыли. Коридор Семенова произвел на Павла угнетающее впечатление. Он прошел в зал. И здесь его дыхание перехватило, а глаза широко раскрылись. В центре комнаты стоял мольберт, на котором была не дорисованная картина. Павел внимательно огляделся. У стен стояли и другие полотна. Прекрасные полотна. Тут был и пейзаж, который виднелся из окна, и портрет бабушки в спортивном костюме, и картина, где была нарисована вся семья, которая жила с Павлом по соседству, на многих картинах была изображена неизвестная Павлу женщина в разные периоды жизни. На некоторых она пылала молодостью и свежестью, на других ее немного постаревшее лицо излучало спокойствие и мудрость. Картин с ней было столько, что Павел не мог сосредоточить свое внимание на какой-то одной. Все было нарисовано с таким теплом, с такой любовью к людям и жизни, что Павел не мог поверить тому, что эти картины нарисовал Семенов. Что бы ни было изображено: птицы, коты, собаки, люди, пейзажи, натюрморты, у Семенова даже была картина с изображением захвата Рима вандалами, - это было прекрасно. Просмотрев все, Павел обратил свое внимание на мольберт и удивился еще больше, хотя думал, что это уже невозможно. Он был изображен на фоне осеннего леса, держа в руке книгу, какую – неясно. Лес на картине был красным, словно пламя, солнце ярко освещало океан падающих листьев. От картины веяло теплым осенним воздухом, пропитанным духом увядающей природы. Павел смотрел на картину, словно в зеркало, сердце его колотилось с невероятной силой, удары отдавались в висках. На лбу выступил пот. 
  Павел вышел на улице, забыв занести куртку, подошел к гробу Семенова и заплакал.