Прошедшая ночь была самой безумной ночью в жизни Вики. Утром они должны были расстаться. У нее была ее огромная и неспокойная империя, которой она управляла, у него были предновогодние телеэфиры.
Она ехала в офис. Мысли ее невольно возвращались к тому, что было между ними. Гарик (так она стала его звать теперь) был третьим мужчиной в ее жизни, не считая того глупого мимолетного приключения с мальчиком из бара.
С Сашей они оба делали первые шаги в страну любви. Они оба были неопытны и любопытны. Тогда, начитавшись различных рассказов и пособий, она чувствовала себя крайне развратной и искушенной.
С Колей у них была самая красивая и нежная любовь. Телесная близость была продолжением полета души. Чем проще были их ласки, тем сильнее горел огонь желания.
Теперь же Вика чувствовала себя неопытной девочкой. Было очевидно, что у Гарика было много женщин, и что он хорошо чувствует и понимает женское тело. Той ночью они с Викой вытворяли такое, о чем она даже не подозревала, что такое существует. Она была прилежной ученицей и ненасытной любовницей. Все те чувства, которые она в себе давила, прорвали плотину запретов и вырвались бурлящим потоком, сносящим все приличия, стыдливость и условности.
Теперь она пыталась сосредоточиться на предстоящих важных делах, но никак не могла удержать нить размышлений. Воспоминания врывались в сознание яркими вспышками, судорогой пронизывая тело, взрываясь жарким пламенем в животе. Она злилась и старалась собраться, настроиться на деловой лад, но тело бунтовало, и мысли не слушались.
На работе она пыталась выглядеть по-прежнему собранной и деловитой. Но это была лишь маска. Ей казалось, что все смотрят на нее и понимают, что произошло этой ночью. Ей казалось, что ее походка стала слишком расхлябанной, что глаза слишком ярко блестят. И это было так. Люди с удивлением смотрели на нее и не понимали, как за одну ночь она расцвела, подобно цветку. В ней появилось то неуловимое нечто, что французы называют шармом. Что-то, из-за чего хочется смотреть, не отрывая глаз, а красота кажется ослепительной, обжигающей, неизъяснимо притягательной.
В перерыве между встречами и совещаниями к ней зашла Светлана. Она принесла ей кофе и сказала:
- Я видела Вас вчера в передаче Илларионова.
Вика вздрогнула, но постаралась держать себя в руках. Улыбнувшись, как можно естественнее, она спросила свою помощницу:
- И как я выглядела?
- Просто великолепно. Илларионов – он умница. Всех умеет показать с неожиданной стороны. Вы там просто добрый ангел.
- А разве я не такая?
- Такая. Но в жизни Вы – Антарктида. Деловая, холодная, расчетливая. У него же Вы – просто красивая и сострадательная Женщина. Не небожительница, а одна из нас.
- И что, у Илларионова бывает много гостей?
- Бывает. И самых разных гостей. Он телеведущий от Бога.
- А что еще о нем говорят?
- Газеты пишут, что он занимается своим делом не ради денег, а для души. Его родители работали где-то в дружественной социалистической ГДР. Мальчик получил хорошее образование и воспитание. Он образован, умен, знает пять языков. Поездил по миру, делал интересные репортажи из разных стран. Его обожают женщины. Он считается самым красивым и обаятельным мужчиной в Москве, - с мечтательной улыбкой добавила Света.
- Он женат?
- Нет, он закоренелый холостяк. Говорит, что слишком любит женщин, чтобы выбрать только одну из многих.
Вика прикусила губу. С каждым словом своей помощницы она понимала, что просто попалась в хорошо расставленную ловушку, стала добычей этого известного ловеласа. Ей было некогда смотреть телевизор и читать желтую прессу, поэтому она не знала никаких светских сплетен. Ну что же. Ночь была прекрасной. Наверное, стоит принять все так, как есть и поскорее забыть о случившемся.
Настроение стремительно падало в захватывающую дух пропасть. Вот теперь она смогла сосредоточиться на делах. Конечно, бизнес – это самое важное, остальное – лишь женская слабость. Видимо, не дано ей обычной бабьей доли, женского счастья. Пусть. Надо смириться и жить той жизнью, которая ей доступна. Пусть все эти розовые сопли останутся для других. Больше она не попадется в эту ловушку.
Так прошел день. Она невольно ждала его звонка, но боялась себе в этом признаться. Перед Новым Годом всегда очень много дел. Если те, кто приходил к ней с просьбами и проектами в первую половину дня были везунчиками и попали в момент ее очень редкой слабости, то тем, кто приходил к ней во второй половине дня, не повезло. Она была холоднее и жестче прежнего, никому не давая поблажек.
Поздно вечером Вика вышла из офиса и села в машину. На заднем сидении было темно и уютно. Как всегда. Она закрыла глаза и думала, что сейчас расплачется, давая волю своему разочарованию и обиде. Но тут чьи-то теплые губы прильнули к ее губам, тело пронзила острая судорога желания. Первый момент она поддалась зову тела, но потом вспомнила слова Светы и стала яростно сопротивляться, отбиваясь от ненавистных любимых рук. Он не отпускал ее, они боролись, и борьба эта лишь разжигала страсти. Лишь после того, как она, ослабнув, уступила, он отпустил ее и спросил:
- Что-то случилось?
И тут она расплакалась. Горько, бессильно, позорно всхлипывая и хлюпая носом. Он нежно гладил ее по волосам, будто малого ребенка и бережно держал в объятиях, повторяя:
- Это ничего, ничего, поплачь. Все уже прошло. Все позади. Я не позволю тебе больше плакать. Я буду всегда рядом с тобой.
Наконец, она взяла себя в руки и сказала:
- Мне рассказали, что ты большой любитель женщин…
- И что из того? - он беззаботно рассмеялся, - Разве ты не поняла это прошлой ночью?
- Да, но мне рассказали, что женщины для тебя – лишь игрушки. Что ты настолько любишь женщин, что не собираешься жениться лишь на одной из них.
- Вика, ты из тех девушек, которым не нужно говорить красивых слов. Они тебя оскорбят. Я просто кое-что тебе сейчас покажу. Поехали, - и он назвал водителю свой адрес.
Они поднялись на второй этаж старинного особняка в центре Москвы. Большая квартира была обставлена не роскошно, но с тем непередаваемым уютом, который бывает только в очень старых любимых домах. Здесь каждая вещь, как будто пропиталась той любовью и счастьем, которые жили здесь, переходя из поколения в поколение. Это была настоящая старая московская квартира с большим шелковым абажуром над обеденным столом, со множеством книжных шкафов и старыми фотографиями в бронзовых рамках, стоящими на полочках.
Он молча взял ее за руку и отвел в свой кабинет. И там она увидела… Множество ее фотографий и карандашных рисунков, развешенных по стенам, стоящих в рамочках на столе, на полках книжных шкафов. Повсюду была она – только она. Ни одной другой женщины никогда не было в этой комнате. Некоторые фотографии были сделаны довольно давно.
- И сколько же лет ты следил за мной?
- С тех самых пор, как впервые увидел тебя. Я приехал снять репортаж о стихийном бунте на рынке одного подмосковного городка… И я видел, как ты усмирила разъяренных мужиков всего несколькими словами и улыбками. Я пытался подобраться ближе к тебе, но ты была так холодна и неприступна, как звезда на небе. Мне удалось попасть на открытие первого твоего магазина, но там ты была не одна – с мужчиной, которого, совершенно очевидно, ты очень сильно любила. Я пытался забыть тебя. Я заводил романы с другими женщинами, но только ты жила в моей душе. И вот я узнал, что ты одна и несчастлива. Я решился пригласить тебя на передачу, чтобы побыть рядом хотя бы те полчаса, которые мы будем в прямом эфире, плюс немного времени, которые у нас будут до эфира.
- И что, ты так мечтал обо мне?
- Да, - сказал он, глядя на нее с таким страданием, что она поверила.
Вика подошла к нему и заглянула в его глаза.
- Вот я и здесь. И что ты теперь будешь делать?
В его глазах она увидела всю ту страсть и муку, которая сжигала его столько лет. Он больно стиснул ее в объятиях, впился поцелуем в ее податливые губы. Из его груди вырвался то ли стон, то ли рык. Они опустились на мягкий ковер и дали волю чувствам.