Маша и Медведи
Маша, как обычно, была моим первым посетителем. Она всегда что-нибудь приносила или забирала, перекидываясь со мной двумя-тремя ничего не значащими, но порой и двусмысленными, фразами. Сегодня же она в первую очередь предупредила о намерении шефа видеть меня и добавила, что он явно не в духе. Я это понял по-своему – шеф меня сейчас сожрет с потрохами. Вот только хотелось знать – за что? Ему так не понравился мой монтаж?
В коридоре раздался бас глубоко уважаемого КоКо. Маша перепугано посмотрела на меня. Сейчас и ей влетит за то, что она не на своем рабочем месте. И никакие отговорки, типа того, что вся студия – это наше рабочее место, не пройдут. И единственное место, где я мог спрятать Машу, был мой стол, прямо у меня под ногами.
– Ты… – заорал шеф, брызгая слюной и тыча в меня пальцем. Лицо перекосило от гнева, и из-за гнева начальство немного заикалось. – Ты что себе думаешь? Я тебя, как человека…
Он бросил мне на стол знакомый конверт с фотографиями.
– Что случилось? – спросил я, не скрывая своего удивления. – Вам не понравилось?
Шеф аж позеленел.
– Понравилось? – я вообще подумал, что он мне сейчас врежет. От всей его огромной и благодарной души. – Я просто в восторге!
Я вытянул пачку фотографий из конверта. Все до безобразия знакомо. Можно сказать – made by я. Посмотрев на первые пять-шесть, я ничего странного не нашел. Но снимок в середине вызвал у меня приступ истерического хохота. Шеф со щукой приличных размеров в руках на фоне то ли реки, то ли озера. В смысле, вчера был шеф. Сегодня с фотоснимка на меня смотрело дынеподобное улыбающееся лицо, вытянутое по горизонтали. Обаятельная улыбка толстыми губами, что называется, от уха до уха. Симпатичный носик, похожий на свиной пятак. Очаровательные глазки, с нежностью смотрящие друг на друга. Вдобавок ко всему, на голове была бескозырка, пририсованная в крайней спешке и не очень аккуратно, с надписью «КоКо». Смотреть на все это без слез от смеха было просто невозможно. Но когда я представил лицо Константина Константиновича, то вообще едва не упал со стула.
– Чего ржешь? – заорал на меня шеф. – Я тебя за такие шутки уволю на хер. Понятно?
Чуть прийдя в себя, но, все еще хихикая, я заверил его, что не уволит. Даже поразился собственной наглости.
– Возьму и уволю!
– Не. Где вы еще найдете такого, как я?
Он потоптался на месте. Лицо его стало спокойным. Нынешнюю ситуацию я зачислил себе в победы. Надо же! Сегодня с утра я почувствовал себя намного уверенней. Кошмарная ситуация! Я, кажется, поставил на место шефа.
– Ну, положим, ты прав. Не уволю. Но о премии забудь. – Напряжение в голове начальника спало. Потом он немного нерешительно потоптался у двери и двинул на меня. Хреново.
– А вообще, ты это специально сделал? – тихо, по-заговорщески, спросил КоКо.
– Это не я.
– Как не ты? Наверное Оля, да?
Тут он увидел Машу под столом.
– Это что еще за нах… – В этот момент к нашему любимому шефу вернулось и его дурное настроение, и сила голоса. Разница было лишь в том, что теперь он ревел своим басом прямо мне в ухо. – Завтра ты мне предложишь погонять тебе шкурку в туалете? Ты! – обратился он к Маше. – Немедленно вернись на рабочее место. Лично прослежу, чтобы в этот раз ваша зарплата стала меньше. Понятно?
КоКо исчез, напоследок оглушительно громко хлопнув дверью. Потом вернулся, и забрал фотографии. Жаль. Я бы показал тот шедевр Маше.
Ситуация была идиотской. Можно сказать, смешной, если бы не урезанная зарплата, и немного опечаленное лицо Маши. Неужели из-за зарплаты?
Она ушла, а я, открыв окно, закурил. Вообще, это запрещалось, но сейчас я чувствовал себя всесильным и мне эти ваши запреты погоды не делают. Сидя на подоконнике и пуская дым кольцами, я думал о том, что, наверное, никогда не отважусь поговорить с Машей по душам. Больше того, я смертельно боялся отказа. Такая получалась дилемма. Сказать не могу, а устраивает только один ответ.
Я хотел перемен. Вся моя жизнь была скучной и не интересной. Я вертелся в одной и той же среде. Это меня начало доставать. Моя робость и скромность. Я никогда не хотел выглядеть белой вороной, но, почему-то, так всегда получалось. В школе я моментально был зачислен в ряды придурков, над которыми измывались с особым удовольствием все, кому не лень. В то время, как мои одноклассники гоняли в футбол, дергали девчонок за волосы, били стекла, я, сидя дома, читал одну книгу за другой, мало что понимая, но не в этом суть. Я читал и представлял себе что-то вроде фильма, где я, естественно, был главным героем. Чуть позже, когда остальные ребята уже курили, при этом не только сигареты, пили водку, и зачем нужны девчонки знали не понаслышке, я осваивал компьютер, подаренный мне отцом.
В одиннадцатом классе я каким-то чудом сдружился с таким же, как я, отвергнутым и непонятым человечком по имени Таня. Порок ее заключался в том, что она была из многодетной семьи с более чем скромным достатком. Одноклассницы (ее, не мои – мы учились в параллельных классах) подкалывали ее главным образом за ее старые, видавшие виды вещи, которые она носила. Одноклассники дразнили ее то горелой, то далматинцем, то еще как-то за ее темное родимое пятно на подбородке.
А мне она понравилась. У Тани были красивые, но грустные глаза чайного цвета, вьющиеся каштановые волосы. Мне нравилась ее не совсем обычная линия губ, ее кожа на ладонях… Когда мы начали регулярно встречаться, думаю, никто из нас не заметил. Природа взяла свое.
На весенних каникулах Таня заманила меня на дачу. Целый день мы занимались всякой ерундой. Только вечером я понял, что от меня хотят. И тогда стало страшно. Ведь я и понятия не имел, кто что должен делать.
В итоге получилось само по себе. Дрожащими руками я раздевал серенькую мышку, а чем меньше на ней было одежды, тем быстрее мышка превращалась в королеву. Я смотрел на Таню, к которой так привык, совсем иными глазами. Потом были какие-то нервные тычки, не понятно куда и зачем, ненужная возня, охи и вздохи.
Через несколько дней после окончания каникул меня загнали в школьном туалете четверо, местных разгильдяев во главе с Борькой Фадеевым. Его я боялся как огня, но столкновение с ним были неизбежны. Он находил меня везде.
– Гудя – только так, и никак иначе назывался я в школе. – А это правда, что ты пятнистой делаешь…
Он растопырил указательный и средний палец, а между ними подергал языком.
Фадей и его банда взорвались хохотом, а мне было совсем не до смеха. Во мне закипала обида за себя и за даму сердца. Это я никак не мог допустить. Собрав всю свою волю в кулак, я, размахнувшись, съездил Фадею по физиономии. Даю голову на отсечение, что мне было больнее, чем ему. Фадей слегка дернулся в сторону, но даже не сделал ни шага назад. Компания сразу злобно замолкла, и, черт побери, это было плохим знаком.
В тот день мне разбили нос, подбили глаз, сломали ребро, и, что было обиднее всего, прокатили лицом по обоссаному полу школьного туалета. Вдобавок ко всему распухла ушибленная правая кисть, та, которой я ударил Фадея.
Последовала череда разбирательств. Мать и отец несколько раз побывали у директора школы. Меня это мало интересовало я, закрывшись у себя в комнате, малодушно помышлял о самоубийстве. Несколько дней я не мог придумать наилучший способ. А спасло от этой глупости меня маленькое, худющее существо по имени Вика. Она целыми днями находилась возле меня, за что благодарен ей. Несколько раз за мой вынужденный больничный приходила Таня. Но, к большому собственному огорчению, я понял, что она меня больше не интересует. Не знаю, почему. На всякий случай грешу на свою мягкость характера под соусом из глубочайшей депрессии.
Потушив сигарету и швырнув ее в открытое окно, я сел за компьютер. Мне еще предстояло совместить девочку, с двумя косичками, лет пяти, и черно-белого Микки Мауса. Вообще, полная дурь. Но пока родители платят и дети улыбаются, у меня есть работа.
Перед самым обедом, я, набравшись мужества, пригласил Машу на обед. Когда она согласилась, я чуть не грохнулся на пол. Мы договорились встретиться в вестибюле.
Я вышел, и надо же, какое везение! Заметил у стойки заказов мирно разговаривающего по телефону Вовку. То, что остроумный монтаж с шефом – его рук дело, сомнений никаких не вызывало. Я тронул его за плечо, и он, едва обернувшись, подпрыгнул при виде меня.
– Котенок, я перезвоню. Начальство зовет. Все, пока.
Трубка приземлилась на хлипкий офисный телефонный аппарат, едва не разломав его пополам.
– Иди сюда, – грозно проревел я, надвигаясь на Вовку. Он заметал головой и ринулся бежать вверх по лестнице. Я за ним. В конце коридора второго этажа он, прямо пред моим носом захлопнул дверь туалета.
– Выходи, – заорал я. А в ответ получил логичное:
– Не выйду.
Мы помолчали. Из бухгалтерии вышла девушка, странно посмотрев на меня, приникшего к дверям туалета.
– Чего я тебе такого сделал?
В туалете что-то крякнуло, вероятно, вероятно мой друг-фотограф ухмыльнулся.
– Это тебе за Риту.
– Ах, так, – завизжал я на весь коридор. Вот сволочь мелочная. – Ладно.
– Да. Так. Я ее как ни крутил. Ничего не вышло. Все разговоры о тебе. Как только ты зашел, все пошло на хер. И, да будет тебе известно – старался я изо всех сил.
– А у нас с ней ничего не было, – спокойно заявил я, зная чем можно подколоть эту натуру залихватского мачо.
В почти дикой тишине раздался щелчок шпингалета. Потом, в образовавшейся щели показался любопытный Вовкин нос.
– Что, даже не поцеловались?
Воспользовавшись моментом, я схватил нос двумя пальцами и скрутил «сливу», вытянув Вовку из туалета.
– Ты меня своими глупыми шутками чуть работы не лишил. Шеф урезал мне зарплату, – хоть не из-за этого, но как-то же я должен передать всю серьезность ситуации. – Так что, наверное, пойдем мы сейчас к КоКо и ты во всем сознаешься.
– Ну прости, Андрюха! – завизжал он. – Я ж не думал, что ты не заметишь.
– Я не заметил, а шутка все-таки твоя. Пусть тебе со мной на пару зарплату урежут.
– Нет, только не это! – Выглядел Вовка крайне противно и жалко. – Ты ж понимаешь. Нинка рожать скоро будет. Пеленки, памперсы, питание. Нужны будут деньги…
– Ладно, – сказал я. – Никто не узнает. Но должен будешь мне услугу.
Вовка схватился за мои слова, как утопающий за спасательный круг.
– Любую, какую скажешь.
– Любую?
– Любую.
– В любое время?
– Не, ну это уже наглость, – оскорбился Вовка. – В любое рабочее время.
* * *
Маша уже меня ждала. Эх, неужели я сейчас с ней иду обедать? Фантастика! Она взяла меня под руку, и мы отправились в любимое кафе. За обедом мы разговаривали исключительно на общие темы. Я что-то рассказывал о культуре племени Йоруба, что на территории современного Бенина, а Маша поведала мне о Микенах. Короче, в этом плане нам было интересно вдвоем.
– Пошли сегодня в кино, – неожиданно ляпнул я, закуривая сигарету. Маша горько улыбнулась.
– Романтик! Знаешь ведь, что вряд ли у тебя что-то получится.
Всплыл образ громилы, вылезающего из черного «Мерседеса». Да, действительно сложная ситуация. Уговорить Машу, кажется, ничего не стоило, а вот уговорить этого гиббона…
– Ну, скажем, твой друг на машине не похож на романтика.
– Это правда. – Маша отвела взгляд. Мне даже показалось, что она сейчас заплачет.
– Прости, я, наверное, лезу не в свое дело, но почему ты с ним?
– Да, Андрюша, ты действительно лезешь не в свое дело.
– Ну, хорошо. Больше не буду. Так все-таки, в кино пойдем?
Маша грустно улыбнулась.
– Не думаю, что Вадику понравится эта затея.
И тут в моей голове появилась совсем бредовая мысль. Настолько бредовая, что надо было либо действовать безотлагательно, либо навсегда забыть о рандеву с девушкой Машей.
– А он сегодня если и заметит твое отсутствие, то не думаю, что слишком огорчится этому…
Дворник Петрович ломался. Находясь в состоянии, далеком от просветления, он рассказывал мне басни про нас, молодых. Но когда перед его взором, порядком затуманенным, возникла кристально-чистая, объемом ноль-пять, моментально протянул мне ключи от чердака. С условием, правда, что я ему их верну к шести. Я его клятвенно заверил, что так оно и будет.
Оставив Петровича с самой прекрасной дамой (для него), я полез на чердак освобождать самую прекрасную даму (для меня). Дом, в котором располагалась студия, был построен в начале двадцатого века и, сообразно архитектуре, имел слуховые окна. Четыре из них выходили на фасад здания. Наиболее подходящим для моего случая оказалось второе окно слева – оно находилось прямо над входом в студию. А чуть справа от него, совсем чуть-чуть, обычно останавливался черный «Мерс». Прогулявшись по чердаку, я надыбал щербатый силикатный кирпич – то, что нужно. Положив его под окном, я спустился вниз.
Когда почти все было готово, я засомневался в успешности своих намерений. Но, махнув рукой, пошел искать Вовку.
Он тоже долго отнекивался. Тогда я предложил ему альтернативу – прогуляться к Константину Константиновичу. И мой друг чуть не плача согласился.
– Ну, если что, я вообще не при делах.
Конечно! Разумеется! Знать не знаем, ведать не ведаем. А еще предупредил Машу. Она не шутку испугалась и просила меня не делать этого. Я махнул рукой, подозревая, что она и сама это хотела бы сделать.
Детство в заднице играло по полной программе.
Наступал момент «Х», то есть 17:00. Слуховые окна открыты, снаряд на месте. Вовка морально готовился, а я нервно ждал. Напротив, в книжном магазине, вращая барабан с открытками.
И вот, к ожидающей под козырьком Маше подъехал сияющий черный «Мерседес». Дядя шкаф открыл дверцу и важно вывалился наружу. Направился к Маше под козырек.
Пора бы.
Сначала мне показалось, что Вовки просто нет на чердаке. Что он струсил. Адреналин, тем не менее, мчал по венам, как скорый поезд по тоннелю.
Маша рылась в сумочке. Спасала ситуацию. Бугай нервно оглянулся. Видимо, ожидал вражеской пули из-за угла. Я нагнулся, делая вид, что выбираю открытки из нижнего ряда. На одной из них, между прочим, была нарисована девушка, очень похожая на Машу. Я взял ее, при этом, не спуская глаз со слухового окна.
Наконец, показалось Вовкино лицо. Он посмотрел вниз, определил траекторию полета и бросил стройматериал прямо в правый задний угол крыши автомобиля. Как и было договорено.
Зрелище незабываемое. Раздался удар, а вслед за ним (я даже сквозь толстое стекло витрины книжного магазина услышал) отборные, даже не трехэтажные – значительно выше, фразеологизмы нашего родного языка. Вадик, кажется так назвала его Маша, выдавал такое, что у строгой тетеньки в очках за прилавком уши натурально скрутились в трубочку. Через несколько секунд грозный товарищ заметался, не зная, чему отдать предпочтение – Маше, или разбитой машине.
Сейчас он напоминал мне ревущего медведя, даже не знаю почему. А в этот момент появился герой дня. Сделав умное лицо натруженного пролетария, Вовка вышел из студии. Увидев покалеченный «Мерседес», ужаснулся, матюгнулся и пошел прочь.
Вадик перекинулся с Машей несколькими фразами и сел в машину, предварительно убрав с багажника скатившийся туда кирпич. Скрылся в неизвестном направлении.
А я, дурак, не думая о том, что будет завтра, победоносно продвигался к выходу из магазина. Строгая тетенька остановила меня, указав на открытку, которую я порядком измусолил.
В кино мы все-таки пошли. Правда не сразу. Встретились с Машей в семь, после того, как она заехала домой, переоделась в менее броские вещи. Свою мини-юбку она сменила на старенькие джинсы, плотно обтягивающие стройные бедра. Сапоги на высоком каблуке – на кроссовки. Короткую куртку – на непонятный мешковатый плащ. А в довершении ко всему нахлобучила старомодный берет. Но такой она мне понравилась еще больше. Такой она была для меня, только для меня.
О чем был фильм, я не помню, так как за весь сеанс только дважды посмотрел на экран. Да и слышать ничего не слышал – в голове звучал тот джаз, который не музыка вовсе, а ангел. Где-то к середине фильма я охренел настолько, что обнял Машу. Не, охренел я после того, как понял, что я это уже сделал. Маша устроилась у меня на плече, и весь оставшийся сеанс я вдыхал аромат ее волос, млея от этого, как онанист-подросток.
Потом, когда мы покинули кинотеатр, Маша попыталась рассказать, о чем, собственно, был фильм. Только это меня мало интересовало. Я был просто счастлив своим маленьким счастьем, понятным только мне. Где-то в мыслях мелькнул вопрос: а как же Вадик? Правда, о нем мне думать совершенно не хотелось. Единственное, что меня волновало – как бы не было у Маши проблем из-за меня.
На остановке я снова обнял ее, а она, приподняв подбородок, закрыла глаза. Да, я туп как сибирский валенок, но не на столько же. Я, также закрыв глаза, коснулся ее губ своими.
Маша сияла в полном мраке красивым голубым сиянием. Цвет весеннего неба. Это заворожило меня куда больше, чем сам поцелуй. И, пожалуй, еще ощущение полета.
Потом она меня оттолкнула, может, даже грубее, чем следовало бы.
– Прости, Андрюша, я так не могу. Я не могу обманывать тебя, себя и Вадика. Не хочу давать тебе шанс.
Я огорченно кивнул. Правда, не понимал, чем я хуже гиббона, но спорить не стал. Стало ужасно тоскливо, когда Маша, помахав мне рукой из окна автобуса, укатила в неизвестном направлении.
Суббота наступила в 13:05. Обычно выходные были для меня пыткой одиночеством. Я никуда не выходил, сидел дома в компании с осточертевшим телевизором, а единственным человеком, который мог бы зайти в гости, была Вика. Но сегодня я решил, во что бы то ни стало, появиться где-то в людном месте. Сходить в музей, на выставку или еще куда-нибудь, можно было бы завести новые знакомства.
Позавтракав, а точнее пообедав, я вышел на улицу, прошелся по жужжащему, как растревоженный улей, рынку. Купил пачку сигарет и газету. Сидя на лавочке у подъезда, просмотрел анонс культурных мероприятий. В итоге в три часа дня я околачивался у входа в музей восковых фигур.
Шляясь от одной фигуры к другой, под монотонное гудение экскурсовода я разговорился с толстеньким мужичком в очках. Мы немного оторвались от основной группы, и мой новый знакомый рассказал мне о Джоне Ленноне, чья фигура горделиво восседала на старом деревянном совдеповском стуле. И, надо сказать, экскурсовод из него получился лучше, чем та женщина лет шестидесяти, которая водила остальных людей по залу.
Потом мы с Гудвином, как я его про себя называл, перешли в следующий зал, в котором находились десятка два политических деятелей разных времен и народов. Гудвин рассказывал мне о Гитлере, Сталине, Наполеоне, Ленине и Че Геваре. Оглянувшись, я увидел, что большинство из присутствующих остановились возле нас. А у женщины-гида глаза бешено завращались. И она попросила нас двоих покинуть зал. Очень вежливо попросила.
На улице я поблагодарил Гудвина за действительно увлекательный рассказ, а он в свою очередь пообещал, что расскажет мне намного больше об интересующих меня личностях, если мы как-нибудь встретимся за кружкой пива. Мы обменялись телефонами, и оказалось, что Гудвина зовут как и меня – Андрей. На вид ему было никак не меньше сорока.
Когда мы напоследок пожали друг другу руки, я увидел что-то новое.
Ощущение было такое, как если бы мои оголенные нервы кто-то опустил в кипящий металл. Еще я увидел на фоне черно-белого мира не Андрея в сиянии, как было до сих пор, а что-то похожее на объемную, трехмерную тень. Ни лица, ни отдельных элементов одежды – ничего этого не было. Только фигура. Кроме того, она обладала множеством конечностей, вроде щупалец осьминога. Некоторые извивались, а пара или три присосались к проходящим мимо нас людям. Я видел, как их энергия неразличимого цвета переходит к этому существу.
Зрелище ужасное. Я отдернул руку.
– Что случилось? – немного испуганно спросил Андрей.
– Ничего, – грубо ответил я и, развернувшись, побежал. Бежал, расталкивая прохожих, и, наконец, свернул в какой-то двор. Прислонившись к холодной стене старого дома, я потихоньку сполз вниз.
Кто это был? Чудовище все еще стояло у меня перед глазами. Так я сидел минут пять. В чувство меня привела выскочившая не Бог весть откуда бабка со шваброй.
– Вам здесь не туалет, – орала она, размахивая шваброй. Она приняла меня за тех людей, которые не постеснялись бы срать в чужих дворах, при чем на самом видном месте. Даже мои застегнутые штаны не смогли доказать ей обратное.
По дороге домой я пришел к выводу, что это все-таки был вампир. На данный момент времени мне меньше всего хотелось знать, как выглядит черный столб. По нервам еще струилась острая жгучая боль.
Дома я сразу же позвонил Рите. Почему-то сейчас ее я хотел видеть больше всех.
– Я видел вампира, – доложил я ей. На что получил лаконичный ответ:
– Сейчас приеду.
И действительно, не прошло и получаса, как она хозяйничала у меня на кухне. А я выкуривал одну сигарету за другой, рассказывал, каково это – ВИДЕТЬ ВАМПИРА. И о своих ощущениях.
– М-да, – протянула она, – не слишком приятные.
– Не слишком приятные?! – взорвался я. – Да это как молотком по яйцам! Ты хотя бы предупредить могла?
Рита виновато посмотрела на меня.
– Я их никогда не слышала. Их мало, столько, сколько нужно. И у них есть свои фазы, что-то вроде графика роботы. Сегодня он вампир, а завтра обычный человек. Я же тебе говорю, они и сами, наверное, об этом не знают.
– Замечательно. Особенно мне понравился твой каламбур насчет графика роботы. И вообще, если ты их никогда не видела, то откуда ты столько знаешь?
– А я задавала больше вопросов, чем ты.
Я промолчал. В этом она права. Раз уж я оказался втянутым во весь этот бред, нужно было хотя бы разобраться, что к чему.
– Например?
– Ну, – она закатила глаза. Видимо подыскивая вопрос, ответ на который она знала. А мне сейчас больше всего хотелось бросить все, и уехать куда-нибудь в горы. Зарыться так, чтобы никто не нашел. – Ну, например, что будет, если вампиры по какой-либо причине собьются с графика?
А интересно, что бы на это ответил товарищ Кащенко?
– Ну и что?
– А ничего хорошего. Куча самоубийств. Город, охваченный депрессией. Высокая заболеваемость, преступность.
По всем правилам получается, что тогда белых столбов должно быть больше. Куда деваются они? Вопрос так и остался без ответа. Наверное потому, что я его так и не задал.
– В таком случае на охоту выходим мы, – продолжала Рита. – Мы должны убрать всех лишних вампиров, оставив только необходимое количество.
– Что за чушь ты несешь? Что значит убрать? – говорит Андрей.
– Убить. – Коротко ответила она.
Я аж встал.
– Не-не-не, радость моя. Вот эти шутки, пожалуйста, оставь. Это же полная херня получается…
– Да какие тут шутки, – повысив голос, сказал Рита. – Из-за перебора может погибнуть весь город, ты понимаешь? В этом-то собственно и заключается наша задача. Регулировать и белых, и черных. Регулировать поток энергии.
Я закурил. Как же мне хотелось, чтобы сейчас, прямо в данный момент ко мне в квартиру вломились огромные санитары и сказали:
– А вот и она. Мы вас, дорогуша, уже неделю по всей области ищем. Пойдемте с нами. Отрегулируем поток успокоительного.
Хотя, наверное, меня бы они забрали в дурку тоже и, с особым цинизмом, подселили бы в одну палату с Ритой. Я бы повесился! Точно!
– Выходит, что если появляется лишний белый столб, мы его валим?
– Фу, как грубо, – попыталась разрядить обстановку нахмуренным носиком. Не получилось. Вопрос требовал ответа. – Ну, вообще, да.
– Короче говоря, в городе грипп. А мы собираемся, щупаем кучу людей. Находим вампира и тупо его забиваем молотком. Или лучше на кресте распять?
Рита перегнулась и влепила мне пощечину.
Ах так!
Я не заставил себя ждать и ударил в ответ. Понятия не имею, почему. И знал, что это не самый лучший способ разговора с явно ненормальной девушкой.
Рита утихла. Закурила и злобно посмотрела на меня. Я ей ответил таким же взглядом. Почему я так в нее вцепился? Почему я должен ей верить? Верить во весь этот бред.
Мы молчали.
– Извини. Ты и так перенервничал, да и я еще тут… – У нее на щеке отчетливо было видно красное пятно. Да-м, залепил я ей здорово. – Но ты спрашивал, я ответила.
– Я хочу тебе кое о чем попросить.
– Да? О чем?
– Оставь меня в покое. Забудь, что я существую со своими долбанутыми видениями. Не втягивай меня…
Она не дала договорить.
– Поздно, Андрюша. Уже слишком поздно.
Прямо-таки болезненная вспышка гнева. Я снова ударил ее, на этот раз сильнее, чем в прошлый раз. Из уголка губ потекла тоненькая струйка крови.
Через секунду она очутилась у меня на коленях. Обняв меня, почти с любовью, прошептала на ухо:
– Злись и … и делай со мной все, что хочешь.
Потом был поцелуй. Я слишком отчетливо почувствовал вкус ее крови и просто обезумел. Взбесился. Не понимал, что я делаю, а самое интересное – не помнил.
Соображать я начал уже, когда солнце красным цветком взошло на горизонте.
Рядом, свернувшись в клубочке, лежала Рита. Я понял, что это не ее самая лучшая ночь, я сделал ей больно. На ее плече отчетливо, даже сквозь полумрак я увидел след от укуса.
Что ж это делается, люди? Может мне и в самом деле навестить психиатра?
Я закрыл глаза и, кажется, уснул. Мне снился какой-то кошмар, и самым ужасным был я сам. Во сне я был извращенцем, издевающимся над Машей. Хуже того, мне нравилось!
В двенадцать или около того нас разбудила Вика. Обычно по воскресеньям я ездил к родителям, а в это время Вика хозяйничала в моей квартире. Точнее в комнате, которую я ей отвел. И понятное дело, что не сама, а с Женей. А вот сегодня их ждало большое разочарование.
– Классно выглядишь, – улыбнулась сестра. Я посмотрел в зеркало, и решил, что так оно и есть: я стоял в разодранной майке, семейных трусах в полосочку, с взлохмаченной шевелюрой. – Ого. Кто это так тебя?
Я не понял. Вика объяснила, что вся моя спина расцарапана.
За моей спиной раздался шум воды. Вика насторожилась:
– Кто это у тебя там?
Видимо, у меня на лице все было написано. И, вдобавок, моя спина… Но реакция Вики была куда хуже, чем я мог себе представить. Она закричала на месте со счастливым выражением на лице.
– Ты провел ночь с девушкой? Наконец-то! Я немедленно хочу с ней познакомиться. Заходи и раздевайся. – Тут я заметил прячущегося за дверью Женю. Он посмотрел на меня, я на него. Мы оба поняли, что спорить бесполезно.
Усадив их в зале, я ушел приводить себя в благоприятный вид. И натолкнулся в ванной на Риту. Она стояла в моей футболке, доходившей ей до середины бедра, с расчесанными только что волосами и совершенно без косметики. Сияла естественной красотой.
– Доброе утро, – сказала она, прижавшись упругой грудью ко мне. Снова появилось это животное желание. Трахать, пока не упадешь замертво. Я прижал ее сильнее, страстно поцеловал. Рита застонала. Даже я почувствовал, что причинил ей больно. Ей и ее распухшим и разбитым мною губам.
Моя левая рука юркнула под футболку и погладила влажную промежность. Затем я, взявшись за ее ягодицы, посадил Риту на стиральную машинку. И там слишком резко в нее вошел. Она снова застонала и, слегка оттолкнув меня, сказала:
– У тебя же гости. Не заставляй их ждать.
Ситуация SOS!!! Я стою между ног у девушки, применив свой причендал по назначению, и тут на тебе.
Я сконфуженно отвернулся, оделся и вышел вон. Хотелось задушить Вику.
В комнате царил идеальный беспорядок. Повсюду валялась разбросанная одежда, моя и Риты, запачканная кровью простыня застилала коврик…
Стоп!
Это что еще за нахрен? Месячные? От этой мысли мне стало немного легче. Но, по крайней мере, так хотелось думать. Надо будет не забыть спросить. А если нет?
Я сел на кровать. Что же это со мной происходило?
Вошла Рита и стала одеваться, собирая с пола свои вещи. Посмотрела на меня и зажатую в моей руке испачканную простынь. И отвела взгляд.
Мои худшие опасения подтвердились. Что заставило меня бешенствовать?
– Пойдем, – сказала она мне. В ее голосе я слышал нежелание помнить эту ночь. – Пойдем, проведешь меня.
– Там моя сестра, – сказал я, виновато опустив голову. – Она хочет с тобой познакомиться.
– Хорошо, – равнодушно ответила Рита.
Я одевался, а она стояла у окна, поправляя прическу.
– Рита, я ночью…
Она жестом остановила меня.
– Ты ночью перестарался. Даже слишком. Если не научишься контролировать свои эмоции и желания, боюсь что…
– Прости… – тихо прошептал я.
– Что? Прости? Это все, что ты можешь мне сказать, после того, что ты сделал? Посмотри на это – она показала на укус на плече – и на это – еще один на левой груди. – А еще пять или шесть по всему телу. Про синяки я вообще молчу. Кроме всего прочего…
Договорить она не смогла. Сначала на глазах заблестели слезы, а потом Рита, закрыв лицо руками, разрыдалась. Я же стоял с желанием провалиться сквозь землю. И был сам себе омерзителен.
– Я ничего не помню, – отрешено сказал я. Разве это оправдание?
Через двадцать минут мы слишком спокойно пили чай на кухне. Вика болтала без умолку, Рита улыбалась, Женя таращился то на Вику, то на Риту. А я молча курил и смотрел в окно. Было о чем подумать.
– Ты к предкам сегодня поедешь? – обратилась by ко мне Вика. На мой отрицательный кивок ответила, – так хотя бы позвони.
Я потушил сигарету и смылся в коридор. Там было немного легче. Присев на пол возле телефонного аппарата, я закрыл лицо руками. Что, хотелось бы знать, означала вчерашняя фраза «Делай со мной все, что хочешь»? Почему я ничего не помнил? Что я делал, а точнее, кем я был? Вопросы, вопросы, вопросы. Почему утром (?) Рита сначала сама завела меня, а потом резко выложила все, что я с ней сделал?
Вопросов уйма. Ответов нет.
Я набрал номер родителей. Трубку долго не снимали. В конце концов мне ответил отец. Мы поговорили. Мать немного приболела и отдыхает. А в общем, никогда ничего не меняется. Обязательный воскресный борщ с пампушками, вопросы, когда же я, наконец, женюсь. Жалобы на Вику.
Как бы там ни было, после разговора с родителями стало намного легче.
Еще я позвонил Маше.
– Привет, – сказал я не очень весело. – Как жизнь?
Маша молчала, это было плохим знаком.
– Что случилось?
– Сам, наверное, догадываешься. Вадик сам не свой. В понедельник собирается в гости к шефу, узнать, откуда у нас там кирпичи падают. А сейчас он думает, что это кто-то из моих хахалей.
Я решил, что он не далек от истины. Не хорошо, блин, получается, я опять подставил всех. А еще, я ведь не закрыл слуховые окна, не отдал ключи Петровичу. Так что вычислить меня – как два пальца об асфальт. Петрович за литр водки или за пару хуков в челюсть и мать родную продает, не то, что меня.
А что сделает со мной Вадик? Тоже очень хороший вопрос. И вообще, второе мартовское воскресенье этого года отличалось обилием вопросов. Предположительно, что он любезно предложит отремонтировать машину. Легкий вариант – отделаюсь своей трехкомнатной квартирой. Или, например, средний вариант – минус квартира, плюс лечение в травматологии. Был еще тяжелый, но о нем вообще не хотелось думать.
– Маша, я что-нибудь придумаю.
– Что ты можешь придумать? То, что у тебя уже сейчас проблемы, это одно. А теперь еще и у меня. С Вадиком.
– Неужели он для тебя настолько важен?
Маша немного помолчала. Я понял, что да, еще и не настолько.
– Это не твое дело. И вообще, оставь меня в покое.
Гудки отбоя.
Сейчас, как никогда, захотелось умереть. Прямо здесь, возле телефона.
Я сидел на полу, обхватив голову руками. Я ни о чем не думал. Вероятно, еще чуть-чуть, и я перерезал бы себе вены в ванной. И не сделал этого только потому, что со мной рядом присела Вика.
– Здается мне, у тебя проблемы.
Я кивнул. Кругом одни сплошные проблемы.
– Я могу тебе помочь?
– Нет.
– Серьезно?
Я кивнул. Вика тяжело вздохнула.
– Ладно. Идем. А то ведь этих двоих вдвоем оставь, и мы с тобой снова холостыми останемся.
Мы еще немного посидели на кухне. Потом Вика с Женей ушли. Оставшись наедине с Ритой, я снова почувствовал себя редкостной сволочью.
– Не грузись, – наконец сказала она после долгой паузы. – Вряд ли у меня теперь появиться желание с тобой переспать. Но у нас есть еще с тобой общее дело.
Хорошо бы, не грузиться.
– Рита, а что ты делала в среду возле студии?
– Тебя ждала.
Я вопросительно посмотрел на нее.
– Я должна была найти тебя. Твой предшественник сказал мне, где тебя найти.
– Кто он?
– Тебя не должно это интересовать.
Спорить не хотелось…
Вечер я провел в одиночестве, если так можно сказать о немноголюдном джаз-баре. Я сидел один и пил водку, слушая музыку и не думая о том, что будет завтра.
* * *
Эти трое явились почти по расписанию. Я уже ждал их с самого раннего утра. Вошли скромно – выломав дверь. В коридоре что-то орал Константин Константинович, визжали девушки, а на руке у Вадика практически висела Маша.
Четвертый медведь, иначе не назову, практически на вытянутой руке внес в мой кабинет Петровича.
– Этот? – спросил Вадик.
– Этот, этот, – согласно закивал дворник. – Обещал ключи занести до шести, а так ведь и не занес. А вы ж понимаете, я без ключей на чердак никак не могу…
Петровича унесли, причем он продолжал в это время свою тираду. Я влип в свое кресло, понимая, что никакие вопли шефа о милиции и охране мне не помогут. Я просто готовился.
Вадик самолично вынул меня из кресла и слишком уж добродушно сказал:
– Поехали, прокатимся.
Отказаться не было никакой возможности. Меня поволокли по коридору мимо рыдающей Маши, грозного, но растерянного КоКо, девчонок из бухгалтерии, еще пары-тройки ребят и мимо сияющего лиловым бланшем Вовки.
Что ж, – подумал я – Все герои обозначены, теперь самое время финальной сцены.
С лестницы меня спустили. Неудачно приземлившись, я разбил нос и сбил несколько посетителей, как шар – кегли, в боулинге. Самостоятельно подняться я не успел, меня схватили за охапку и запихнули (надо же редкость какая) в вишневую девятку. На голову надели темный целлофановый пакет.
Машина стартонула с места. Первые минуты мы ехали молча. Потом заговорил Вадик:
– Ну-ка, расскажи, чего это ты меня так невзлюбил? Из-за этой сучки, да?
Я молчал, а зря. Потому, что первый, поднявший меня «медведь», щелкнул зажигалкой прямо под моей ладонью, которую крепко сжимал своей огромной лапой. Боль адская. Я сжал руку в кулак, но теперь обжигало еще и пальцы. Я застонал. Хуже было то, что по салону машины пронесся запах паленой плоти. Моей.
– Из-за нее? – повторил Вадик.
– Да, – выдавил я. Почувствовал, что зажигалка потухла. Боль пульсировала по всей руке, как отдельно живущее существо.
– Давай договоримся. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Тогда тебе не будет ТАК мучительно больно. Вопрос следующий: ты можешь себе представить, сколько будет стоить ремонт моей машины?
– Нет, – выпалил я, не дождавшись щелчка зажигалки.
– Дорого. Для тебя это слишком дорого. Но ты ведь мог бы заплатить, правда?
– Да, – ответил я, уже заранее попрощавшись со своей квартирой.
– Я знал, что ты окажешься умницей. Только денег мне твоих не надо. Своих хватает. Тебя заинтересовала эта глупая сука, и я тебе обещаю: ты ее получишь. Очень скоро. Только что я буду иметь взамен? Ты, ведь, когда твой дружок скинул с чердака кирпич, наслаждался зрелищем. Верно?
– Верно.
– Мы тут немножко поспрашивали. В книжном магазине. Тебе понравилось?
Я замешкался. Язычок пламени снова лизнул воспаленную ладонь.
– Да, – заорал я. Справа меня ударили под дых. Я согнулся и тут же получил по лицу, спрятанному в целлофановом пакете, огромным кулачищем Вадика.
– Не надо орать, – предупредил он меня. Я откинулся на сидение, захлебываясь собственной кровью. – У меня к тебе есть почти деловое предложение. Сегодня ты нас повеселишь и будешь свободен и ничего не должен. Кроме того, за то, что не придумал сбросить кирпич мне на голову, получишь в качестве презента Машу. В замен – никаких разборок, ни с ментами, ни с адвокатами. Иначе – закатаем в бетон и скинем с моста в реку.
Вадик и компания весело заржали.
– Так что скажешь?
У меня был выбор?
Машина свернула на проселок. Я это почувствовал, так как автомобиль кидало на ухабах и выбоинах. Несколько раз повернув, мы остановились. Меня вытащили из машины и стянули пакет с головы. Глоток свежего воздуха немного привел меня в себя.
Кругом был лес. А мы стояли напротив егерского домика. Следом за нами подъехала еще одна девятка. Тоже редкостного цвета – белая. Из нее не очень галантно вытащили Машу. Ох, как нехорошо она на меня посмотрела.
Нас с ней, плечо к плечу, завели в дом. Последний раз в нем были люди еще при Петре I. В углах паутина, пыль в сантиметр толщиной. Нас втолкнули в комнату, где стоял крошечный столик, шкаф и каркас сетчатой кровати.
– Хочу тебе кое-что рассказать, – снова заговорил Вадик. – Маша, которая тебе так нравится, шлюха. Не веришь, спроси у нее.
Я посмотрел на Машу, но она отвернулась. Значит, правда.
– В основном, трахаю ее я. Но иногда бывает, что мои друзья хотят ею попользоваться. Все это, конечно, не бесплатно. Но, сам понимаешь, факт, он и в Африке факт. Я, в общем-то, не против, чтобы к доброй половине города, перетрахавших эту сучку, присоединился и ты. Но для начала…
Пока он все это мне рассказывал, я думал о том, что с Ритой прошлой ночью я мог быть зверем. А сейчас нет? Сосчитав до трех, я развернулся, и съездил Вадику по физиономии. По большей части, из обиды. Прекрасно понимая, что сейчас трое или четверо его друзей сделают из меня отбивную.
Что-то в этом роде и произошло. Прямым ударом в мой многострадальный нос я был повален на пол, где меня немного попинали.
– Хватит, – я уже и не думал, что мне будет так приятно услышать голос Вадика. – Раздевайтесь. Оба.
Братва странновато захохотала. Я с трудом поднялся и стал снимать с себя плащ.
– Давай быстрее, – сзади кто-то рванул за воротник. Плащ упал на пыльный пол. Далее последовал свитер, футболка, джинсы. А вот что-то не хотелось снимать последний элемент одежды. Я глянул на Машу, которая разделась быстро и, прости меня Господи, профессионально.
– Сейчас вы немного потрахаетесь, а мы посмотрим, – сообщил голос сзади. – Ну, смелее.
У меня по лицу покатились слезы. Это вообще никак не мыслимо. За все то время, которое я бредил Машей, я ни разу не хотел ее трахнуть. Тем более в такой обстановке.
Ее тело было податливым, и я окончательно поверил Вадику. Она изгибалась и стонала подо мной, но я абсолютно нихрена не чувствовал.
– Давай, – это было произнесено шепотом за моей спиной. После этого…
В спину вонзилось что-то тонкое и острое, а потом, разрывая кожу, поползло вниз. Я упал на колени, уткнувшись лицом в Машину промежность. «Медведи», сзади меня, весело заржали, следующий удар разорвал мне кожу от левого плеча до правой ягодицы. До этого я не знал, что такое настоящая боль. Даже обожженная ладонь забылась – такой пустяк. Встреча с Фадейской компанией в туалете? Просто веселый уик-энд.
После какого-то по счету удара я перестал чувствовать боль. Я слышал, как лопается кожа, как что-то металлическое скользит по моим ребрам, но это было все. Я попробовал открыть глаза, но ничего у меня не вышло. Ни времени, ни пространства я не чувствовал. Только где-то вдали играл джаз.
С очередным ударом возник образ. Я стою по колено в море. Надо мною ночное августовское небо. Впереди меня, совсем близко к моему лицу, стоит ангел. Я ощущаю его дыхание. Влажное и теплое.
Последнее, что я помню – солоноватый вкус поцелуя.
Мы стояли в море. Ангел был непременно Машей, лица не разобрать, но я уверен. Она мне говорит: «Вставай», – но губы ее не шевелятся. Я делаю шаг. Вода поднимается выше, второй, третий, пятый, – вода уже доходит до пояса. Ангел держит меня за руку. Он рядом, но не в воде, а НА воде. Как Христос. Я делаю еще несколько шагов – вода поднимается до груди. Вдруг ангел начинает тянуть меня назад. Только я не хочу возвращаться, в воде так легко. Еще несколько шагов – вода ласкает подбородок. Ангел суетится вокруг меня, просит дать ему руку. Прости меня, ангел. Прощай мой, ангел. Я пытаюсь сказать, но снова ничего не получается. Набрав в легкие воздуха, укрываюсь в водной пучине с головой и махаю напоследок ангелу рукой. В последний миг чувствую в своей ладони маленькую теплую ладонь.
Вспышка света…
Я не сразу понял, где я. Вокруг темно и холодно. Все тело горит огнем так, словно меня жарили на огромной адской сковороде. Попытавшись подняться, я, издав вопль боли, упал на исполосованную спину. Из глаз брызнули слезы.
Не могу!
Но ангел говорит: «Вставай».
Ухватившись за столик, приложив титанические усилия, я сел. Холодно было потому, что в не отапливаемом помещении, мартовской ночью, я сидел, в чем мать родила. Головокружение мешало думать. Плюс каждое движение отдавалось невероятной болью. Я откинулся спиной на холодную стену. Прикосновение – как взрыв. Холод постепенно успокоил нервы.
Не могу.
Закрыв глаза, я прошептал:
– Не могу!
Ангел стоял рядом.
– Возьми меня за руку, – сказал он, и голос его эхом прокатился в моей голове.
Собрав силы, которые еще остались, я протянул ему свою израненную руку. А он…
Вспышка света…
Теплая женская рука тянет мою руку. Я медленно разворачиваюсь, чувствуя, как холодная вода щекочет мое тело. Делаю шаг вперед. Мой ангел ведет меня на берег. Путь не близкий. Глубина наступает сразу, а к берегу нужно идти. Не жалея сил. Вопреки желанию покоя. Моему ангелу тяжело вытаскивать меня, но он самозабвенно почему-то это делает. Мы идем с ним уже почти вечность, но вода не отпускает меня. Но мы с ангелом выбороли меня выше плеч. Миллион лет спустя – до груди. Звезды и созвездия на небе меняют очертания – я в воде по пояс. Впереди, там, на берегу, я вижу свет. Иду к нему. Под ногами шуршит песок – я бегу.
Вспышка…
Здесь перекресток проселочной дороги и трассы. Передо мною стоит иномарка, а из нее вылезает что-то невероятное. Ослепительный бело-голубой столб, пронзающий купол неба. Он быстро приближается.
Вдруг от него отделяется большой шар и летит на меня. Момент встречи не забываем, я не могу его описать. Это слишком обычно. Настолько, что мы просто перестали обращать внимание.
(Как будто выходишь утром на улицу и чувствуешь запах весны!).
Я упал на колени, а подбежавший ко мне парень помог подняться. Прикоснувшись ко мне, он спросил:
– ТЫ ВИДИШЬ?
– Да, – прошептал я. И снова отключился.