Я кожей чую - Сущность злая здесь,
Та, что пришла за мной из мрака бездны.
Страшна потусторонней силы месть,
Мольбы все о пощаде бесполезны.
Струится пот холодный по спине,
Бежать отсюда нужно без оглядки...
Дыханье смерти слышу в тишине,
А с нею бесполезны игры в прятки.
Зажёгся свет! Вокруг мои друзья
В нелепых масках - радость без предела!
Хлопушки взрыв, как выстрел из ружья,
А я в свой День Рожденья поседела!
(Ирина Савельева)
Вот и неприметный вход в «зазеркалье». Теперь, спустя месяц после первого посещения тренинга, он не вызывал настороженности. Все было знакомо и привычно.
Щелкнул затвор и ожидаемо легко подалась дверь. Звякнул колокольчик, но его звук тут же утонул в тревожной тишине, а Анну, тяжело навалившись, поглотила зловещая темень. Похоже, плотные шторы на окнах были опущены. Анна суеверно прислушалась, но не раздалось ни единого шороха, а чудилось в дальних углах тяжелое молчаливое чье-то дыхание. Хотелось бежать обратно к свету, воздуху, но ноги точно приросли к полу.
«Занятие отменили», - единственная здравая мысль среди хаоса маразмов спасительно мелькнула в голове.
Но в тот же миг яркая вспышка от разом включенных всех сразу ламп ослепила глаза.
- С Днем рож-день-я! С Днем рож-день-я!
В уши волной ударила музыка, ошеломила, оглушила.
Пестрота плакатов, воздушных шариков, эйфорический блеск чужих глаз, чужие белозубые и не очень улыбки, вращаясь, мелькали в глазах. Чьи-то губы, тисканья, душные объятия…, запахи чужих тел, парфюма, тошнота…, головокружение. Зачем она здесь, и что надо от нее всем этим людям?
Анна, ухватившись за протянутую кем-то руку, попыталась изобразить на лице подобие радости.
Смутилась, растерялась…. Как же она забыла!?
Еще, кажется, неделю назад помнила и… забыла.
Надо же было торт купить, наверное?
- Аня! Аня! Мы тебя любим!!! Аня! Лю - бим… бим… бимм, - отстукивало в висках.
Затем все, словно были единый организм, как по команде сцепив руки, заключили Анну в круг и перекрикивая друг друга, начали декламировать:
«С днем Рождения тебя!
Поздравляем мы любя,
Пожелаем мы здоровья,
Чтоб душе было раздолье.
Чтоб цвела душа и пела,
В сердце чтоб любовь горела,
Чтоб везло тебе во всем,
Полной чашей был свой дом!»
На душе стало трогательно и влажно. Сомнения отступили.Она в кругу друзей!
Дру-зей…
Анна боялась расплакаться. Для этого в последнее время даже повода было не нужно. Слезливость стала ее обычным состоянием.
В носу предательски булькнуло.
- Анечка, милая, солнышко мое, - засуетилась Эльвира, усаживая ее на стул, – возьми себя в руки! У нас сегодня будет интересное упражнение. Сейчас, только попьем чай.
- Да-да, - сквозь рыдания отвечала Анна не в силах остановиться.
- Ну, ты что не выспалась? – легкое раздражение промелькнуло в голосе Эльвиры, - сейчас выпьешь чаю, и полегчает.
«Полег-чает-чаю-чает-чаю-чает» - навязчивой скороговоркой завертелось в голове.
И когда, угостившись мармеладкой, Анна отхлебывала из чашки ароматный обжигающий напиток, новый прилив раскаяния и вины наполнял душу. Лица окружающих становились родными, близкими, любимыми.
Игорь вот так хорошо ухаживает, и добросердечная Таня, и Эльвирочка... Она с умилением посмотрела на ее щечки-ватрушечки, из которых выглядывал совершенно очаровательный носик-пупочка.
А она?
- Спасибо вам всем, ребята, - виновато произнесла Анна, - я на следующее занятие торт принесу.
- Ну, и ладно, – сказала Эльвира, - а сейчас я объясню задание на сегодня.
Она сделала многозначительную паузу, и все затихли.
- Теперь вы уже достаточно посвященные, и пора выполнять серьезные поручения. Пора становиться тренерами!
- Охх! – вдох-выдох единого общего восторга повис в воздухе.
- Для начала вам надо научиться привлекать новых людей на тренинги, – пока не успели опомниться, подвела черту Эльвира, давая понять, что церемонии закончились.
- А где их найти? На улице что ли? – недоуменно спросила Таня.
- Да, и на улице тоже. Вот я вас и подвела к сегодняшнему упражнению. Вы все разойдетесь, а через три часа каждый должен привести на тренинг нового человека.
- А если я не смогу? – раздался чей-то неуверенный тонкий голосок.
- Не обсуждается. Более того, это только начало. Далее вы будете внедряться в интернет сайты. Особенно подходят для этих целей страницы для знакомств. Я вас подробно проинструктирую, как разместиться на порталах, и к кому лучше внедряться в доверие.
Слово «внедряться» резануло слух.
- Но там же одинокие, обделенные вниманием люди, которые хотят найти свое счастье или друзей! – внутри Анны что-то восстало, и сознание как маятник качнулось от раскаяния и всеобщей любви опять к сомнению, - это же обман!
- Почему обман, - спокойно возразила Эльвира, и носик-пупочка напрягся, - вот вы и будете им друзьями. Вовлечение, это целое искусство. И учтите, в жизни это самое важное умение – или ты вовлекаешь, или тебя куда-то вовлекают. И без него ничего не возможно: ни продавцу продать товар, ни женщине привлечь мужчину…
- Но… но это подло! – у Анны шла внутренняя трудная борьба. Бунтовал не только мозг, а и весь организм сопротивлялся и отторгал услышанное, как инородное, на каком-то клеточном уровне.
- Ну, ты че, Ань? В натуре! – глаза Игоря игриво блеснули, - забыла, как на отлично справилась с уроками «стрейч» (выход из нормального состояния)? Классно же у тебя получилось изображать привокзальную проститутку! Лихо ты тогда мужикам сообщала, что жизнь - это кайф!
- Да, у меня получилось. И меня, действительно, принимали за навязчивую пьянчужку. Но это была игра, образ! Я была в гриме! Это совсем другое!
При упоминании этого события вокруг оживились, повеселели. Каждый получил тогда просто немыслимый эйфорический взлет.
Немолодые супруги, раскрасневшись, вспомнили, как они оба в памперсах, а жена еще и в бантиках, агитировали на улице помочь детям-сиротам.
Сгустившаяся атмосфера была разряжена.
Люди засобирались на задание, получая последние наставления Эльвиры.
- Знаешь, - щебетала Таня, - а я, вправду, верю, что чем больше мы приведем людей на тренинги, тем больше станет добра в мире. Представляешь? Мы мир спасаем! Террористов не будет, войны в Чечне не будет!
Анна не нашлась, что возразить и, понимая бесполезность подобных споров, только безразлично кивала. Подступившая какая-то нехорошая тошнота не отпускала.
На улице все разошлись в разные стороны.
Совершенно не представляя, куда идти, Анна привычно поплелась к метро.
На душе сгустилось, стало страшно и тоскливо.
Накатывало!
Снова накатывало необъяснимо тревожное нежелание жить.
Это всегда начиналось так: в область солнечного сплетения как будто бы заливали кипяток или вонзали иголки. Тогда ей, охваченной отчаянием и ужасом, хотелось куда-то бежать, неясно от чего спасаться, орать от невразумительного страха. Но самое неприятное, что такой приступ мог случиться где угодно.
Хорошо еще, если она находилась дома, тогда можно было закрыться в ванной, включить воду и выть, или, если попасть в ванную было сложно, она, пугая Ваську, в полубезумии каталась по полу в своей комнате.
Сейчас начиналось прямо в метро.
Изо всех сил цепляясь за остатки ясного мышления, стараясь сохранить адекватность, Анна лихорадочно осмотрелась в поисках места, где она могла бы хоть сколько-то уединиться.
Свободная скамейка обнаружилась в начале платформы. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Анна успела добежать до нее и сесть с торца скамейки спиной к толпе. Жжение внутри стало пронзительным, острым, и девушка, изо всех сил обхватив себя руками, сжалась в комок.
- Наркоманка, - сквозь помутившийся рассудок донеслось откуда-то извне. – Эх, молодежь-молодежь…! На кого Россию оставим?
- Надо дежурного по станции вызвать!
Наркоманка... и ведь ее ломало. Ломало сильно, жестоко. Да и какие нужны силы, чтобы жить, раскачивая себя с огромной амплитудой от бездны боли до эйфорических вершин, от изматывающих сомнений до покаяний?
Перемалывающая все внутренности боль стала нестерпимой. Организм требовал эйфории! А что если… прыгнуть! В неизвестность, назад спиной, как их учили на тренинге.
Дождаться электрички и прыгнуть. Только, чтобы сразу, наверняка.
Она собрала в кулак остатки воли, поднялась и… пошла.
Край платформы раскачивался, влек. Там была вечность, покой.
Неотвратимо нарастал шум приближающейся электрички. Потерпеть еще мгновение, и боль оборвется. Пора!
«Я увидел лучезарный свет
В зеркале души твоей застенчивой…»
«Ирина Савельева «Твои глаза», - миг озарения, вспышка памяти. Сергей…, Сережа…
Что это? Зачем? Ворвалось чистым, живым, единственно настоящим.
- Алло! – мелодия оборвалась.
Электричка остановилась.
- Девушка! – чей-то грозный отрезвляющий крик, - немедленно отошла от края платформы!
Приступ затаился. А если это он, Сережа, остановил ее сейчас. Она еще должна найти его…
И мама?.. Внезапно Анна представила себе одинокую мать в больнице. Как же она?.. Почему не пришло в голову это? Почему?
А ведь мама уже хоронила ее… на очередном тренинге. И кого, как не мать могла вообразить себе Анна, когда согласно требованиям упражнения нужно было представить себе самых близких, прощающихся у твоего гроба. Это же мама, одиноко и скорбно склонившись, стояла в ее воображении над, между прочим, совершенно реальным гробом и в кромешной темноте под стук забиваемых всамделишных гвоздей безутешно плакала, как маленькая девочка, и кидала, кидала комья земли на крышку последнего пристанища Анны. Больше Анна, как ни напрягалась, не увидела там никого.
Теперь эти приступы… Она со страхом ждала их наступления, старалась подготовиться морально, но они всегда заставали врасплох. А самое ужасное, что Анна никому не смела сказать о них, даже Эльвире, которую считала теперь самой близкой подругой.
Эльвира знала о ней все. Но не это.
- Ты просто слабохарактерная жертва! - хлестали слова подруги, и это было стыдно, - распустила СЕБЯ! Плохо работаешь над СОБОЙ! И САМА во всем виновата!
И Анна усиленно старалась тренироваться, переходя на все новые ступени самосовершенствования.
За прошедший месяц она заставила себя свято уверовать в искренность Эльвиры, давя в себе любое самое незначительное сомнение.
Вскоре, после очередного неудачного суда по квартирному вопросу, Анна выдала доверенность на ведение дел другому адвокату, рекомендованному Эльвирой. И уже готова была подписать бумаги на распоряжение самой квартирой, если бы не уперлась мать, которая была основной собственницей, ей принадлежало две трети от общей доли. Признать же ее сейчас недееспособной, как настоятельно советовала Эльвира, казалось абсурдным. После сокращения дозы психотропных и назначенных прогулок Татьяна Игоревна вдруг воспряла духом и все больше проявляла признаки здравомыслия до такой степени, что Анна засомневалась в компетентности психиатра.
- Аня! Разве можно подписывать такие серьезные бумаги совершенно чужим людям? – абсолютно трезво поставила вопрос ребром, как отрубила. Анна поняла, что убедить ее изменить решение будет, если не невозможно, то очень непросто.
Что-то все время «не срасталось» с работой, с которой обещала помочь Эльвира, а деньги на карточке закончились, и однажды Анне пришлось снять деньги со счета, оставленного Сергеем.
И больше всего угнетало, что поиски Сергея зашли в тупик, и на протяжении всего этого времени из полиции так и не поступило никакой информации.
Два раза звонил Лев Семенович, предлагая любую свою посильную помощь, но оба раза Анна, твердо усвоив на курсах, что внешний мир, то есть все, что находилось за пределами их тренингов, враждебен, и друзей в нем не может быть в принципе, разговаривала сухо, отнекивалась и быстро отключалась.
Опасность сейчас исходила от нее самой, сидела внутри и в любой момент могла реализоваться. Только случайность удержала ее сегодня на краю платформы. Напрочь забыв о задании Эльвиры, Анна спешила домой. Хотелось залезть под одеяло, свернуться калачиком, выплакаться, забыться, ей казалось, что только так она укроется не столько от чужих глаз, сколько от самой себя.
Она уже хотела зайти в подворотню дома, когда наперерез мелькнула чья-то тень. Анна машинально попыталась обойти досадную помеху, но дорогу ей решительно преградили.
Собственной персоной Крючевский предстал ее взору.
- Здравствуйте, - от неожиданности поздоровалась она.
Скорей всего, он просто проезжал мимо и на минуту выскочил из машины, потому что, не смотря на ноябрьский по-зимнему холодный день, одет мужчина был только в костюм. Выскочил? Но зачем?
Словно гипнотизируя, они молча смотрели друг на друга. Его постоянно бегающие глаза вдруг намертво застыли в ее зрачках, вводя в ступор.
На минуту Борис даже забыл, зачем уже полтора часа караулил ее возле дома, устроив засаду в своей машине.
Долго вынашивая план мести, продумывая его в мелочах, он не раз представлял себе эту их встречу.
Крючевский, много раз смакуя, представлял себе, как она испугается, начнет лебезить, изворачиваться, возможно, даже просить прощения, словно нашкодившая сучка.
Она еще не знала, как тщательно он подготовился. Но должна, должна была почувствовать свой близкий конец! И сейчас он ждал! Он ждал, когда крыса, затравленная, загнанная в угол проснется в ней.
Он разузнал о ней все и не мог просчитаться! Ему нужен был для расправы именно этот день – День ее рождения! Его развращенный мозг возбуждало, что в этот день она будет наиболее уязвима. День рождения, который станет последним днем ее жизни. Крючевский любил значимые совпадения.
От соседей-таджиков он узнал, что живет Пупина одиноко и замкнуто, и кроме кота у нее никого нет, что мужчина интересовался ею только один раз и больше не приходил.
Крючевскому просто везло. Практически заброшенная квартира с гастарбайтерами, как нельзя более удобно подходила для осуществления плана. Одичавшие от постоянного полуголодного существования, а еще, более того, изголодавшиеся по женщинам азиаты, было то, что нужно. Он видел их трусливые, по-волчьи загоревшиеся глаза, когда объяснил, что от них требуется, да еще за хорошие деньги. А главное, что за это им ничего не будет. Уже сейчас пятнадцать черных кобелей в нетерпении истекали слюной. В кармане Крючевского давно лежал ключ не только от этой квартиры, но и от ее комнаты.
И вот он настал, этот миг!
Теперь он предстал перед ней хладнокровным непреклонным мстителем. Оставалось одно, увидеть страх в ее глазах. Так было задумано! Она крыса – он палач!
Но изначально что-то пошло не так.
Она не боялась?.. Сквозь безразличие пробивалась какая-то неизбывная непреходящая боль, усталость и еще какой-то непонятный настораживающий блеск… Подурнела. Похудела. Плохо питается? Черт! Он категорично пресек некстати проклевывающуюся сентиментальность.
Уже не впервой Крючевский с неудовольствием замечал за собой такие странности, как непрошеная слеза из-за какого-нибудь пустяка, на который раньше и внимания не обратил бы. Впервые это случилось, когда он опробовал размером в полстены новую панель любимой марки «Эль Джи».
По телевизору демонстрировали фильм «Барышня-крестьянка». Классика не интересовала, и Борис уже хотел переключиться на другую программу, как внезапно зацепило, и он запоем, не отрываясь, досмотрел до конца. То ли мозг потребовал восстановить пробелы в воспитательно-образовательном процессе, то ли понравилась актрисулька-секси, только с ужасом он вдруг обнаружил тогда, что его лицо мокро от слез. Потом такое стало повторяться. В эти минуты он стыдился, ненавидел, презирал себя за слабость. А он нужен был себе сильным циничным и бескомпромиссным.
Вот и сейчас, он поймал себя на том, что в душе шевельнулось что-то лишнее, не нужное.
Ей двадцать семь… Вполне могла бы быть его дочерью, даже не самой старшей. Ну, если бы он женился тогда на интернатской девочке, которая забрюхатела от кого-то из их шайки. Она ведь ему нравилась, он даже думал, что любит. Педагоги не хотели пятна на образцовое учебное заведение, и девочке сделали принудительный аборт, после еще и заклеймили позором. Бориске же тогда все сошло с рук, его даже пожалели. Да еще как! Самая близкая подружка той девчонки и утешила. Откуда только они знают, как и что надо выделывать с мужиками в койке? С пеленок это у них что ли? Притворяются тут целками невинными!
Злость кольнула в сердце. Расчувствовался тут! Чуть не сорвал «банкет»! Голодная, бледная… Тем легче будет сломить эту крыску.
Неет! Он специально не кинет ее в одиночку на растерзание инородцам. Он хотел всенепременно присутствовать сам на ее «празднике». Видеть и наслаждаться лично ее унижением, беспомощностью, страхом. Ему хотелось этого до сладостной боли в паху.
- Ну, что, детка, - как можно невозмутимей приступил он к осуществлению плана. – Здесь будем базарить, или сама по-хорошему пригласишь на чай?
Да-да, именно так! По блатному! Чтоб сразу поняла…
Чаааай!
Анну мгновенно вывернуло наизнанку. Реакция была настолько неожиданной, что Крючевский не успел даже отскочить в сторону. Слово «чай» вызвало у девушки приступ мгновенной рвоты.
-Блииииин! …, …, …, – нецензурная брань извергалась из него с не меньшей скоростью, чем содержимое ее желудка.
Купленный недавно по случаю назначения директором в корпорацию в дорогущем бутике костюм был безнадежно испорчен.
Первая реакция была - прибить немедленно на месте!
Он стоял изгаженный с ног до головы посреди улицы и впервые в жизни не знал, что предпринять. Под руками ничего кроме носового, тоже грязного, платка не было. В машину он пойти не мог, там были дорогостоящие шикарные чехлы.
Нет, такого он предвидеть не мог! Девушка на его глазах корчилась от спазмов. Похоже, что и в желудке-то ничего у нее не было кроме воды. Она не притворялась, ей действительно было плохо. Очень плохо!
Секунду в нем боролись родная жаба, душившая, что есть мочи, и новое, незнакомое человеческое, прораставшее, как бамбук, стихийно и решительно из, хрен знает, где и когда, проглоченного семени сентиментальности.
- Быстро, идем к тебе. Надо скорую!
Разбираться в своих чувствах было некогда.
Анна не сопротивлялась и даже не удивилась, когда он открыл все двери своим ключом. Ей хотелось просто скорей лечь, и хоть немного полежать перед тем, как вернуться на тренинг. От вызова скорой она наотрез отказалась, заверив, что ей уже лучше.
Крючевский, сам себя не узнавая, заставив таджиков чистить костюм, по-домашнему разгуливал по квартире, брезгливо напялив чьи-то, как его заверили, «стиранные треники». При этом, он по-хозяйски грозно шикал на таджиков, если они начинали разговаривать, на его личный взгляд, чуть громче допустимого.
- Ну, ты нас что, кинуть хочешь? – наехал было на него старший и самый нетерпеливый азиат.
На что Борис тихо, но злобно предупредил:
- Тронешь бабу, убью!
- А кота? Мы ж и кота замочить должны!
- Ты, че? Не русский? Убью, сказал!
- А дэнги? – не отставал настырный, - нада дЕньгу, детей, жену кормить нада. На работе отгул взяли, ты просил, а?
Борис, вынул из бумажника несколько купюр:
- За химчистку и твои грязные штаны! Больше вы не заработали, – и посмотрел так, что у всех пятнадцати, похоже, помокрело в штанах.
Все-таки жив! Жив в нем еще бандюган! Боятся уроды! Пусть своих таджичек имеют, не фиг на Россию пасти разевать. До кучи еще и национальная гордость проснулась в нем.
Анна спала тяжелым беспокойным сном. Волосы взмокли и спутались. Время от времени она тихо стонала и металась по подушке. Борис аккуратно вытащил из-под нее одеяло и укрыл. Васька мгновенно взлетел на кровать и в вызывающей позе сфинкса уселся поверх него в ногах спящей хозяйки.
Воинственный взгляд всверлился в Бориса. Под этим пристальным ревнивым кошачьим взглядом Крючевский почувствовал себя как-то неуютно. Словно ему напомнили, что он находится в чужом доме, непрошенный и полуголый. И неожиданно он понял, что завидует этому куску меха. Ведь тому было о ком беспокоиться и даже с полным правом защищать. У Бориса не было никого.
Спящая Анна была настолько по-детски невинна и по-женски слаба, что Борису вдруг показалось, что это он сам лично только что спас ее от неминуемого позора и даже смерти. И гордость, мужская безмерная гордость заполнила сердце. Это было несказанно приятно и просто хорошо.
Он прислушивался к себе, такому непривычному и новому, с удивлением замечая, что не болела, не свербела и не чесалась не только его физическая составляющая, но и душа была несказанно умиротворена и чиста. Казалось странным, что еще какой-то час назад он пришел сюда с совсем другой целью.
А ведь у девчонки День рождения…
Двадцать семь, он смотрел в документах, и ведь, похоже, даже поздравить некому?
Кот молча наблюдал, словно читая его мысли.
- Ну, что, кот? Бедновато живете, - в полголоса, чтобы не разбудить Анну, сказал он не сводившему с него глаз животному.
Тот недоверчиво мотнул головой.
- Вот и я в нищете рос. Целый день сам себе предоставлен. Если дома хлеб с луком находил, так это был праздник! А когда еще и чеснок! Знаешь, кот, как вкусно, когда горбушку чесноком натрешь? И солью сверху! Эх… вот так и жили…. Хорошо, если вечером мать, отработав на двух работах, пирожки жареные принесет! Объеденье! Я, знаешь, кот, с творогом больше всего любил. А сейчас творог не тот. Совсем не тот. Химией воняет. Ты ж, небось, в твороге-то толк тоже знаешь? А, ну, вот, жмуришься! Понимаешь, значит. Потом вот и пирожков не стало… Мать-то запила с горя да от одиночества. А меня в интернат, стало быть, сдала. Ну, а там-то уж научили всему. «Не верь, не бойся, не проси»… Вот так-то, кот…
- Его Васька зовут, - услышал он слабый голос Анны и вздрогнул.
- Разбудил?
- Хорошо, что разбудили, Борис Валентинович, мне на работу надо.
Он заметил, как она со страхом мельком заглянула под одеяло. Обнаружив, что полностью одета, с облегчением сказала:
- Спасибо Вам большое. Мне, правда, было очень плохо.
- Так может быть чаю согреть? Я миг....
Анна с трудом подавила рвотный рефлекс.
- Нет-нет, не буду! – закричал он испуганно, - ты врачу показывалась?
- Зачем? Я здорова. Просто сама виновата, распустила себя. Сейчас схожу на тренинг, и все пройдет.
- Какой еще тренинг? – Крючевский терпеть не мог неточности, - ты сказала на работу. Кстати, интересно, куда же ты устроилась без рекомендации? К нам запроса на тебя не поступало, а я бы знал.
- Ах, вот как? Это из-за Вас, значит, я не могу устроиться?
- Ну, так это не секрет. Таковы правила жизни. Так что за тренинг?
- По повышению личной эффективности, - неожиданно послушно ответила Анна.
- Ты что, дура!?
Одинаково потрясенные такой откровенной фамильярностью, они секунду изучающе смотрели друг на друга, пока Борис первым не пришел в себя.
- Значит, тренинг с невинным названием «Повышение личной эффективности»? Как улучшить свою жизнь во всех ее сферах, от здоровья и взаимоотношений с близкими до материального положения? Это же «Лайфспринг» - известный способ зомбирования с целью вытягивания денег и квартир! Ты что, никогда об этом не слышала? Ты не знаешь, как после этих тренингов люди годами ходят по психологам, психиатрам и судам? А сколько самоубийств после этих тренингов! Они же специально доверчивым идиотам психику раскачивают. Так вот почему блеск такой странный в глазах! Скажи спасибо, если тебя только успели надломить, а не сломать!
Эффект был потрясающим и неожиданным. Впервые нечетко блуждавшие ее мысли, догадки были оформлены в точные слова и холодным душем из вне излиты на ее замороченную голову. Оказывается, просто кто-то должен был их озвучить, вот так зло и напористо, во весь голос, чтобы она, наконец, поверила себе, своей интуиции.
Анна не задумывалась, почему она верит Крючевскому, не задавалась вопросом, откуда он знает об этих тренингах, она просто поверила, потому что подсознательно чувствовала это сама.
Все причины ее ужасающего состояния, все эти «иголки» и «кипяток» в области солнечного сплетения, состояние паники, были не в ней! У них был совершенно реальный внешний источник!
Внутри со скрежетом и болью лопнула какая-то пружина, словно открывая все шлюзы свободным потокам крови. По телу пошла истома, а веки наполнились тяжестью. Страшно захотелось спать. Но материал требовал закрепления. И Анна, понимая, что последние путы вот-вот будут сорваны, уже вяло возразила:
- Но там помогают друг другу и всегда знают все проблемы. И… и мне там обещали с работой помочь и с квартирой. Там мы друзья. Мы команда.
- Друзья, которые дороже матери, детей, мужей? Команда, которая заменила реальную жизнь на макет, пустую яркую обертку? Ты им нужна, пока у тебя есть, что взять. Сказать, какая у тебя будет работа? Вербовать будешь таких же дур и идиотов! На улицах уже приставала?
Он возражал с горячностью, которой сам от себя не ожидал. Но вот не безразлично все это ему было. Не безразлично.
Кот слегка расслабился и смотрел уже на него сквозь узкие щелочки.
- Нет еще. Но сегодня дали такое задание.
- Погоди, потом вас будут забрасывать на интернет сайты, и вы там будете пачками цеплять одиноких и доверчивых. Команды, закрытые общества, поздравления с днем рождения, все кто не с нами, тот против нас! Образ внешнего врага. Одна схема с сетевым маркетингом.
Борис все говорил и говорил, словно и ему хотелось выговориться, а ей все больше хотелось остаться одной и просто уснуть.
Наконец, он понял, что ей невмоготу:
- Значит так. Сейчас я уйду, а ты отключи телефон и спи! Ни на какие тренинги больше не ходи, если не отвяжутся, сообщи мне.
- Но почему Вы мне помогаете?
- Сам не знаю. Костюм долго сох. Все. Пойду.
- Борис Валентинович, - уже засыпая, позвала Анна, - спасибо!
- Спасибо не шуршит, - проворчал Крючевский, а сердце против воли радостно встрепенулось.
Он еще постоял, удивляясь, как она быстро отключилась и спокойно уснула. Совсем девчонка… И он на цыпочках пошел к двери.
Васька задумчиво смотрел вслед.
Теперь, когда он был не просто кот, а у него было имя и, стало быть, душа, Крючевский почему-то постеснялся взглянуть ему в глаза.
А ладно, не костюм и был! Надевая еще влажный, но вычищенный вполне добросовестно костюм, Борис продолжал размышлять. Но если бы ему сказали еще год назад, о чем он будет думать, никогда бы не поверил, а может быть, и покраснел.
«Любовь делает человека чище, возвышенней!», - всплыло откуда-то из школьной программы.
Ну, и чушь!
Но помимо воли грудь распирало от собственной доброты. Нет, пожалуй, не зря говорят, что мы любим в человеке свои добрые поступки. И отчего-то было очень приятно вот так любить в Анне просто человека. Борис не знал и, пожалуй, впервые не хотел знать и планировать, что у них будет дальше. Он знал только одно, что больше ее не обидит.
Но, все-таки что-то самцовое ревнивое еще скреблось в мозгу:
«А может быть, и не было у нее ничего с Горюновым? Блаженная она какая-то, не от мира сего».
И уже садясь в машину, сердито:
«Ну, и дууура! Каким же ее чаем опоили? Костюм вот придется выбросить».
Когда Софи не приходила к нему во снах, Микаил вызывал ее образ, буквально насилуя свой мозг. Но даже тогда, когда она легкой тенью скользила по краю его снов, он все равно был бессилен дотянуться до нее. Просыпаясь в горячем поту от собственного безумного рыка, он подолгу бесцельно бродил по огромной опустевшей квартире.
После смерти Миланы жизнь здесь стала только ее видимостью. Притихли сразу повзрослевшие дети, и немая служанка, как призрак, тенью сновала по дому с утра до вечера, навевая тоску и отчаяние. И не было никого, кто бы согрел его осиротевшее тело. Милана… Ставшая под конец жизни вновь непокорной, какой была накануне свадьбы, теперь уже «сбежала» навсегда.
Он стал усердней и чаще молиться, чтобы Аллах смилостивился над ним и послал весточку от его девочки. Поиски пока были тщетны. Запрос в лондонский университет, для верности посланный с нарочным, ничего не дал. Софи не возвращалась и не приступала к учебе. Ответ был официально однозначен: «в отпуске по семейным обстоятельствам».
Выставленное дежурство в Отрадном, у дома родителей Горюнова, тоже принесло неутешительные результаты. София там не проживала.
Только проклятый Сергей знал, где она! Но его уже не спросишь…
Оставалось надеяться на Всевышнего. И тем яростней, и истовей он молился. Молился ночами и в любую свободную минуту днем. Умолял Всевышнего о том, чтобы она сжалилась над ним и дала о себе знать. Снова и снова звал во сне.
Одичав, Микаил уже начал было поглядывать на служанку, которая после смерти Миланы перебралась в дом на постоянное жительство. Это было необходимо в целях ухода и присмотра за детьми, но она же все-таки была еще живой женщиной, а он живым мужчиной.
В одну из таких безумных ночей он, стыдясь своей слабости, постучался к ней. Она не открыла, но с этих пор он стучался регулярно. Днем же они делали вид, что ничего не происходит. Добропорядочная чеченка, она держала себя строго, и просто так задрать ей юбку он не решался.
- Не годится чеченцу жить без жены, - на правах старшего выговаривал ему брат по телефону, – детям нужна женская ласка. Чеченские женщины остались без мужчин после войны, они рожать хотят.
- Тагир, ну, не до этого мне сейчас. До выборов меньше месяца осталось, – пытался отбиться Микаил.
- Так после выборов и приезжай. Будет тебе на выбор несколько невест из самых знатных тейпов. Не по закону это, жить без жены!
- Не знаю, не знаю, - мямлил Микаил, - не решаясь сказать, что сердце его навсегда уже отдано русской девушке.
- А что с убийцей Дени? - Однажды спросил Тагир.
- Она еще в больнице, - Микаил все это время контролировал ситуацию, - придется ждать, когда ее выпишут. Там врач попался несговорчивый, неподкупный. Сторожит ее, как цербер.
- Отомсти за Дени, Микаил!
- Не волнуйся. Самый дешевый бордель в Турции ждет ее. Говорят, там больше полугода не живут.
- Вот и правильно!
Брат отключался, а Микаил вновь погружался в свои бесконечные бредовые мольбы.
Вчера, после ужина, служанка многозначительно поставила перед ним чашку с каким-то зельем. Он молча выпил и ушел к себе.
Впервые за долгое время он быстро и крепко уснул.
И о, чудо! Он увидел Софи! Его девочка плескалась в чистой воде большого озера. Она так счастливо смеялась. То ли от смеха, то ли от взмаха ее легких рук брызги высоко поднимались в небо и, разлетаясь, оседали маленькими радужками на берег и на весь окружающий мир. Даже на него! На него, иссохшего, потерявшего надежду! Они падали живительной влагой, а он пытался хватать их руками, ртом. Но те быстро высыхали. Тогда он бросился в воду, к ней, жаждая схватить на руки, прижать и целовать, целовать бесконечно. Вот она уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Но какое-то мощное упругое мужское тело загородило ее, и свет потух.
Микаил открыл глаза. Было утро. Он впервые выспался. И надо было идти в Думу.
Но именно сегодня, сейчас он понял, что знает, где надо искать Софи. Всевышний услышал его. Простил или нет Сергей Жанку, но она все-таки мать и не может не знать, где ее дочь!