Живая связь времен. Часто слышишь это словосочетание в литературных передачах, где-то встречаешь его напечатанным, умом понимаешь смысл, при встрече с долгожителями особенно, иногда пытаешься представить себе эту связь, но никогда мне, по крайней мере, не удавалось ощутить это всем своим существом. И вот случилось. Произошло нечто, подобное разглядыванию картинок со стереоэффектом. Недавно довелось мне рассматривать один заграничный журнал, каждая страница которого, при обычном взгляде на нее, представляла собой заполненное в манере пуантилистов разноцветное сплошное поле. Но вот подносишь эту страницу так близко к лицу, что нос почти касается бумаги, сосредотачиваешься, глядя прямо перед собой, а затем медленно, не отрывая взгляда от выбранной точки, отводишь страницу, и вдруг в какой-то момент сплошное поле превращается в объемную картину с фигурой Будды, слона или какого-то сказочного существа в центре. Нечто подобное произошло со мной, когда я просматривала метрические книги и исповедные росписи церкви села Осоево Перовской волости, прихожанами которой из века в век были предки мои по отцовской крестьянской линии.
Леса из года в год остаются на своем месте, не так часто меняют свое русло реки. А крестьянские дома? Сколько десятилетий стоят они? А если ветшают, то новые строят на том же месте или где-то рядом. И уж, во всяком случае, веками стоят деревни, по крайней мере, стояли, пока не стали считаться неперспективными и не начался необратимый исход крестьян в города. Я вдруг близко-близко увидела, как все эти Анны, Марии, Веры, Мавры, Евдокии ходили в те же леса, в которые ходила я в детстве и юности, может, на тех же лугах и опушках в полдень доили они своих коров и коз, в том же озере купались, гуляли вечерами по тем же посадам и в те же соседние деревни бегали в праздники на беседы. Разве давно это было? Ведь мне кажется, я просто ощущаю все происходившее со мной пять, десять лет назад, это где-то совсем рядом. Я не только помню то, что было, но во мне оживают, если не те чувства, то слишком сильная память о них, прошлое живет во мне. Тридцатилетняя давность – вот она, рядом. Но ведь тридцать лет назад моя мама была моложе, чем я сейчас, и ее тридцатилетняя давность жила в ней так же, как сейчас моя во мне.
Может быть, это покажется странным, но я помню что-то из своей жизни в двух-трехлетнем возрасте. Какие-то туманные картины: вот комната, заставленная то ли ящиками, то ли кроватями, а вот широкая лестница на второй этаж, по которой спасаемся мы от дворника; вот я стою на парапете ограды и уплетаю белое пирожное, опасаясь, что увидит меня подружка, Аля Демьяненко, и придется с ней делиться. Все это происходит в Таллине, на улице Якобсони. Как-то в шестидесятые годы искала я в Таллине эту улочку, да за недостатком времени не нашла. Потом в начале восьмидесятых на три дня снова приехала в Таллин с экскурсией. Обедали в гостинице Виру. Через сорок минут наш автобус отъезжал в Ленинград, домой. Ну, что делать в эти оставшиеся сорок минут? Пошла в ближайший магазин купить горчицу в тюбиках, заказанную мне подругой. Пересекаю маленькую тихую улочку с небольшими старыми особнячками, как будто затерявшуюся в этой современной части города. Машинально смотрю на табличку с названием и вдруг замираю: улица Якобсони! Какой-то из этих особнячков – тот самый,, где в 1940 году уплетала я пирожное, где убегала я с маленькой эстонкой от ее отца – дворника. Так и простояла я сорок минут «там, где, Боже мой, была мама молодая и отец живой.» Перефразированная строчка Шпаликова полностью совпала с моим настроением, моим восприятием. А Кадриорг? Может быть, моя мама, гуляя там в сороковом, ощущала то же, что я в восьмидесятых, и это ощущение подготовило мои чувства, т.к. для меня Кадриорг стал не просто парком, а местом, где гуляла моя мама в свои недолгие счастливые годы. То ее время вдруг как-то оживает во мне сейчас. Бабушка моя была тогда немного старше меня, нынешней, и для нее были живы ее молодые годы, те, что совпали с концом прошлого и началом нынешнего века. Это было давно? Но в том, сороковом, так живо переплелись мои детские восприятия, чувства моей еще совсем молодой мамы и такие близкие для нее воспоминания моей тогда нестарой бабушки. Если продвинуться таким путем чуть дальше вглубь времени, то ближе окажутся и мать моей бабушки, и ее бабушка, и дальше, дальше… Можно лаже помечтать, что кто-то из наших молодых также стереоскопически воспримет то, что я пытаюсь нарисовать, и для него или для нее тоже вдруг совсем близко окажутся те, кто был рядом недавно и чуть раньше, и раньше, и раньше…
Я листаю метрические книги и исповедные росписи, и названные мною по имени, да, названные, потому что прочитав их имена, связав их с моим родом, я как будто называю, зову их, встают из небытия мои предки. За спиной моего деда Павла Григорьевича, которого я знала в детстве, встают его родители – Григорий Егорович и Анна Фаддеевна, родившиеся за сто лет до меня.
Григорий, Яков, Агриппина (Огрофена), Анна – дети Егора Васильева (Васильевича), крестьянина сельца Перово – вотчины «генеральши девицы Марьи Абрамовой Волковой» и жены его Вассы (Василисы) Николаевой. В 1814 году родился Егор, в 1815 Васса-Василиса. Егор был первенцем двадцатипятилетнего Василия Степанова и двадцатилетней жены его Евдокии (Авдотьи) Семеновой, крестьян все того же сельца Перово, бывшего в то время вотчиной генеральши Натальи Васильевой Волковой. Потом родились еще Лука, Кузьма, Окулина. Это те, что выжили, а еще и те, что умирали во младенчестве «от живота», «от лихорадки», «хворали». У брата Василия – Ивана и жены его Минодоры тоже были дети: Тихон, Мария, Федор – они тоже дали веточку на родовом дереве. Кстати, фамилию нашу я встретила лишь в восьмидесятых годах прошлого века, а до того – отчества, они же и фамилии. Лишь у владельцев вотчин и в восемнадцатом веке есть и отчество и фамилия, по написанию как две фамилии: «генеральша вдова Пелагея Васильева Волкова», «господин Стефан Петров Кушников» - еще владельцы сельца Перово. Интересно, что такое написание отчеств как второй фамилии (вернее, еще одной) впервые встретилось мне в современной Болгарии. Каким-то образом то, что отошло у нас в разряд устаревшего, сохраняется там в языке ли, в обычаях и до сего времени.
Возвращаясь к Василию и Ивану Степановым (так вот звались до появления фамилии), замечу, что не они были первыми в сельце Перово – и отец их Степан Екимов, и мать их Мавра Васильева, и дед их Еким, или Яким, значились перовскими жителями и прихожанами осоевской церкви. А это уже 1750 год.
Как жаль, что кончилось мое пребывание в родном городе и знакомство с архивными документами, неузнанными остались тени за спиной Якима. Зато удалось мне кое- что узнать о предках со стороны бабушки, жительницы той же деревни. Вот здесь начались загадки. Помню мою бабушку Марью, высокую, худую, с гонором, быструю и на острое словцо, и на расправу с подгулявшим дедом. Любила говорить она, что звали ее в молодости «царицей» и за нрав ее, и по фамилии. Вот и стала я искать Царевых, но не могла найти Абрама Царева и дочерей его Марию и Анну. Проверив несколько версий, пришла к совершенно неожиданному выводу: девичья фамилия моей бабушки была Юдина, а вернее, согласно написанию того времени, Иудина! Интересное прорастало деревце неизвестной породы. 7 июля (по старому стилю)1889года у крестьянина деревни Перово Аврамия Павлова и законной жены его Веры Ефимовой родилась дочь Мария. За три года до того, 9 октября 1886 года венчан был « Перовской волости деревни Перово крестьянина Павла Леонтьева Юдина отрок Авраамий 28 лет первым браком» с «Перовской волости деревни Смыково крестьянина Ефима Максимова дочерью Верой». Просматриваю метрические записи дальше, дальше… 4 августа 1857 года родился Аврамий, сельца Перово вотчины господина Дмитрия Александрова Савина крестьянина Павла Леонтьева и законной жены его Овдотьи Дмитриевой сын.
Видимо, всегда было много народу в деревне Перово, и в наши дни, и в годы опустения деревень, и раньше, когда деревня звалась сельцом , и, должно быть, разделялась она на вотчины разных господ, и к разным господам относились предки мои по линии бабушки и по линии деда. Дедушкины пращуры, похоже, испокон веку обитали в том сельце и в восемнадцатом, и в девятнадцатом веке числились за господами Волковыми. Бабушкины предки появились в Перове лишь в первой половине девятнадцатого века, и только в 1835 году в исповедных росписях появляется : «Вотчины господ Кушниковых Петра и умершего Андрея Ивановых сельца Перово крестьяне…Григорий Матвеев, вдов, 72 лет, сын Леонтий 31 года,
Жена его Любовь Никифорова 31 года, дети их Ондрей 9 лет, Павел 4 лет…». Неизвестно, привезли семью из другой вотчины господа Кушниковы или купили у других господ. А может, из казны перешли, царевы раньше были, потому и следовало за ними это прозвище, заменяющее порой фамилию – Царевы. В том же Перове и сейчас много семей имеют как бы две фамилии – официальную и еще одну, принятую в обиходе. Помню Савенковых, более известных как Витухины, или Кокориных – Бапясиных и просто Кокориных, и многих других с двойными фамилиями , среди них и Юдины – Царевы. Но почему же Иудины? Фамилия Юдины есть в Перове и сейчас, а вот нашей фамилии больше нет. В бабушкином доме живут люди с другой фамилией, впрочем, тоже старой перовской – Рябчиковы – Божки.
Я никогда не была в Осоеве, хотя село это было километрах в четырех-пяти от Перова. Так уж получилось. Село это пустело, оставалась только церковь, да кладбище, где покоились бывшие прихожане со всей округи. Потом и церкви не стало, по слухам, сгорела. Четыре года назад мне страстно захотелось попасть, наконец, туда, где было Осоево и где должно еще сохраниться место последнего приюта моих предков и деда Павла, похороненного без меня, да не пустила меня судьба, может быть, в наказание за то, что так долго собиралась. Сломала ногу, и вряд ли когда теперь мне удастся осуществить свое желание – слишком далеко от дорог остался этот зарастающий след ушедшей жизни. А Перово – на месте, и Смыково на месте, и лесок между ними на горушке тот же, и, когда меня мучает бессонница, я начинаю считать телеграфные столбы на смыковской дороге, дороге, по которой когда-то в детстве я с ревом бежала за своей мамой, опаздывавшей из-за меня на какой-то доклад колхозникам.. Когда же я ловлю себя на желании побахвалиться или в сердцах разбить чашку об пол, я вспоминаю свою бабушку Марью, ее представляю и когда слышу меткое слово или присловье. Может быть, и в этом живая связь времен.
1995 год.