КИРИЛЛ СОРОКИН http://proza.ru/avtor/kirbatyr - ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 15» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
- Славная у тебя банька, Иван Алексеич, душистая! После такой, любая казённая - как нужник – без крайней необходимости и входить не захочешь.
- А ты и не ходи. Ко мне приезжай.
- Рад бы, да это, сам знаешь: быстро сказка сказывается…
- Давай, Коля, по пивку, да ещё разок? В бане, вообще, самовар должен быть, да как-то не соберусь… Да и привычки рабоче-крестьянские…
- Полностью с тобой согласен и поддерживаю. Ну выпьем мы с тобой чаю… Всё хорошо, всё правильно, но удовольствия-то мы не получим. А баня – это удовольствие во первую голову. Да у тебя и вобла?! Какой чай, Алексеич?!
- Вобла в наших краях не водится…
- Сам, что ли наловил? Ну ты - хозяин! Дай-ка, уважу… Хорошо у тебя, Алексеич: сидим с тобой как патриции, в тоги завернувшись; пивко, слышь, шипит; рыбка отличная, кстати; банька свежая - вон смола из брёвен выступает. Всё у тебя получается… И о прочем не горюй.
- Не знаю, Коля, что-то я упустил. Не тем занимался, когда надо было рядом быть… А взрослый ведь уже – встань поперёк дороги, так и по роже схлопочешь – поднимет руку…
- Насмешил… Давай-ка, поднимай, чокнемся. Давай-давай! Вот и молодец…
Ты знаешь, я чего вспомнил… Пару лет тому назад был я на юбилее одном, у сослуживца. Большой банкет, в приличном ресторане, там и родня и коллеги, и прочая седьмая вода на киселе, много, в общем, народу. И попался мне соседом по столу мужичёк один, каким боком он к юбиляру относился я так и не понял, и слава богу. Крепенький такой, мышиный жеребчик, знаешь, лет шестидесяти, с хвостиком. Я его как увидал, сразу в голове слово: «мент». Вот, понимаешь, куча народу на Систему работает, да и мы с тобой – не далече, и понятно, что люди там разные, но почему-то, те, что на виду, большей частью именно такие – «менты». А нередко – ещё и поганые… Но, мне-то какая разница? Человек, он – человек и есть, и мало ли что тебе о нём подумалось. В общём, застолье, всё чин по чину, уже и до танцев дело дошло. Мы, мужики, на танцах поприсутствовали, перекурили, да и снова за столом собрались – о своём потрепаться, в обстановке менее формальной. И в какой-то момент обратил я внимание на то, что этот жеребчик своему соседу рассказывает, и стал одним ухом прислушиваться. А рассказывал он о том, как служил во внутренних войсках - я так понял – где-то зону охранял. Ну, бывает. Тоже работа. Потом уволился по выслуге и подался, понятно, в охрану. А охранять ему довелось хлебозавод. Там быстро выслужился до начальника караула, но остался, большим любителем поймать какого-нибудь злодея. А, поскольку на таком объекте, кроме своих несунов, злодеев не водится, то рад был любому воробью, пересекшему запретную зону.
Мне сразу вспомнилось, как мы в детстве пробирались на наш хлебокомбинат. Там ржаного хлеба не пекли, или нам просто не попадался, а пекли сдобу и батоны. А ещё был кондитерский цех, и у входа в него стояли огромные контейнеры, полные использованных кульков из под крема, которым торты украшали. Мы, крадучись, чтобы в окнах не отсвечивать – к тем контейнерам, кульков наберём в охапку и в кусты куда-нибудь… И не от плохой жизни, ведь. Просто интересно было пацанам… А батоны прямо с конвейера воровали Помню, была какая-то дверь, если она не заперта, то можно было в неё вскочить, а там сразу – транспортёр и на нём батоны, с пылу, с жару. Горячие. Хватаешь его, а он мягкий, только корочка чуть. Прямо, весь можно в кулак сжать… Вот, знаешь, сколько потом не доводилось горячий хлеб пробовать, а того вкуса так не почувствовал. С охотничьим азартом чтобы… Охрана гоняла, конечно, но для порядка больше – посвистят, потопочут, да колючку на заборе поправят, чтобы нам в следующий раз другую дырку искать.
Вот и он такую штуку охранял. И двоих таких пацанят сцапал таки. Охрана их шуганула, те через забор, да только рядом с его караулкой, он их с другой стороны и встретил. Отвёл к себе постращать, да видно молодость вспомнил – вчинил им, с пристрастием. Один, говорит, пощуплее, да пониже. С него и начал: кто таков, как звать, с какой целью проник на охраняемый объект государственного значения, кто родители, как звать снова… Тот ему всё как есть рассказал, а второй - ни в какую. Адрес через меньшого выяснил – они в одном доме жили, а больше – ничего. Молчит пацан. Фамилии его меньшой не знает – кто же дворовых приятелей по фамилии знает-то? Телефон, говорит, есть, но вспомнить не может от страха. А больший твердо стоит. – Нет телефона!
- Родители кто?
- Отец – военный, мать – дома.
- Где отец служит? Сейчас мы ему службу-то испортим!
- Не знаю.
- Говори телефон, подлец!
Не ломается пацан. Начкар мой в раж вошёл, достал из стола пугач, который ему когда-то на зоне преподнесли – точь-в-точь «Макаров», даже затвор можно передёрнуть с характерным щелчком. Достал, значит, передёрнул и малому к горлу приставил, снизу вверх. – Смотри, не скажешь – будешь его мозги со стен соскребать! Малый в штаны напустил и уж глаза начал закатывать. Тут начкар понял, что с этим переиграл и вытолкал его в тамбур проветриться – зимой было дело. Сам позвонил ему домой, хорошо мать дома оказалась. Забирай, говорит, своего подонка. Если через двадцать минут не заберёшь, я его в милицию сдам! Ну, за одно и о приятеле его большем всё, что она знала, выяснил. Но знала она не больше малого… А пацан белый весь стоит, только кулаки сжимает, и молчит. Сел, начкар, против него и стал тому цитировать уголовный кодекс вперемежку с рассказами о нравах колоний для несовершеннолетних. Так и продолжал, пока мать меньшего в двери не постучала. Так он его и не расколол, вмазал только под дых, с досады, и выбросил обоих на улицу.
Это я тебе в общих чертах, как помнится. А тот смачно так рассказывал. Посмеивался всё, хихикал. Приятно ему было вспоминать… И, понимаешь, сидели мы, слушали. Какое у нас к нему отношение формировалось - это понятно, но никто его не заткнул хотя бы. Правда, и слушали в пол уха… Только один внимал – сын того юбиляра, лет тридцати, может с небольшим, парень. Внимательно слушал, вроде и в другую сторону смотрел, но я заметил, что неймётся ему.
Мент рассказ свой закончил, я к своему основному собеседнику подался поближе. Какое-то время прошло уж, и тут парень этот подошёл и жеребчика попросил на минутку, дождался, пока тот поднимется, и как двинет его в челюсть. Стол дыбом, стулья кувырком, бабы - в крик. Свадьба прямо. Супруга меня за шкирки и домой, едва успел пред хозяином извиниться, да ему и не до того было…
Жеребчику, по слухам, челюсть складывали по кусочкам, но инцидент замяли. Не знаю, правда, сколько, при этом, парню крови выпили – на старшего руку поднял! Может он просто хороший человек, что, зная его родителя, не удивительно. А, скорее всего он – один из тех пацанов, пятнадцатилетних. По многим приметам сходится. Встретились… А мне стыдно, Вань, до сих пор. Это ведь наше было дело. Наше. Сивых меринов…
- Так что, если бить будут, ты подумай, может и виноват где?... Смеюсь, я, Алексеич! У хороших людей, Ваня, дети плохими не бывают.
- Пойдём, что ли? Уж ноги зябнут.