Маша. Нана Белл

Лауреаты Фонда Всм
НАНА БЕЛЛ  http://proza.ru/avtor/gofman - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 15» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


Маша милая, привлекательная,  можно даже сказать приятная во всех отношениях дама лет сорока, стояла перед зеркалом с помадой в руках и думала.  Вчера ей сделал предложение Герман Германович.  Был он высок, строен, надёжен. Недавно поменял  старую “Мазду” на новую, жил в загородном коттедже и служил логистом в их компании. Хотя он и был когда-то женат, детей у него не было,  о чём он вчера  вечером с сожалением поведал Маше, при этом томно глядя на ее полуоткрытую грудь. С некоторых пор и Маше казалось, что неплохо бы завести ребёнка.

 О словах логиста она  думала так напряжённо, что над бровями собралась новая морщинка.

 - Бельчонок, не морщи лоб, - говорил когда-то в таких случаях Петухов, её второй муж и первый любовник.

Она улыбнулась. Ей было приятно, что Петухов её не забывает:  приезжает, когда надо починить кран или перевесить полки.

Недавно Петухов пригласил Машу на уикенд, но ехать с ним на озеро или нет, она до сих пор не решила.

   «Тащиться чёрт знает куда без машины комаров кормить?!» - возмущалась она.
Но смог, висевший вторую неделю над городом, жара, капризный голос начальницы, вызванивавший Машу каждый час и требовавший какие-то бумаги, отчёты, баланс…
  Да и Петухов может обидеться, если она снова откажет ему.  Последний раз на его предложение махнуть на природу она начала что-то мяукать, а он вдруг резко перебил:
- Если не хочешь, скажи сразу, и я исчезну.
Нет, терять Петухова не хотелось…
Мобильник вздрогнул, и на дисплее высветилось лицо Петухова круглое, чуть курносое.
- Мадам, за  вами зайти или… Я уже под окнами!
Маше показалось, что  сегодня Петухов без обычного шутовского колпака, а, значит, трезв. 
Она улыбнулась и ответила:
-   Жди.

Подхватила рюкзачок, похожий на кукольный, взглянула на себя в зеркало, стараясь не замечать подлых морщинок в углах губ и возле густо накрашенных глаз,  и такой вот почти неотразимой выпорхнула за дверь.

Увы, от Петухова разило.
- Опять с запашком? – сказала  Маша, гневно взглянув на Петухова, и ей расхотелось ехать с ним на природу. На душе вдруг стало пусто как в день их развода.
-  Да ладно тебе! Мне ведь сегодня сорок. Забыла… - обиделся Петухов.
- Эту дату не отмечают, - сердито бросила Маша.
Дорога была привычно-однообразной. Толкали в метро, жали в автобусе, и Маша вспоминала своего логиста-автомобилиста, который презрительно называл поездку в набитом автобусе петтингом.
Она смотрела в одно окно, Петухов в другое. Правда, Петухов, сняв с себя громоздкий рюкзак, всю дорогу пытался поддержать её под локоть не то услужливо, не то подобострастно. Она же всякий раз выдёргивала свой локоток из его влажной ладони и вспоминала логиста с маздой.

“Всё-таки как нелеп этот Петухов! - думала она. -  Эта его старая ветровка, рюкзак только что не с помойки. Уж не те ли на нем джинсы, что я купила ему после свадьбы?”.
Вышли у поворота. Молча пошли рядом. И будто –  солнце не для них, небо не для них.
Вдруг Петухов остановился:
- Какой воздух! Чувствуешь? - радостно, как-то по-детски воскликнул  он, глядя на неё восторженно.
«Просто идиот какой-то!» - мрачно думала Маша, и мимо её мысленного взора мчался вожделенный логист в новой мазде с блондинкой из бухгалтерии.
Однако от солнца, от сосен так пахло забытым, далёким, сладким, что Петухов постепенно перестал раздражать Машу.

    Наконец они вышли к озеру, и  Маша легла на байковое одеяло, которое Петухов услужливо расстелил на берегу.
Ей стало спокойно. Чуть слышно поскрипывали сосны, перекликались какие-то птицы, то и дело,  спрашивая друг друга: “Ты меня любишь?”  С озера доносился плеск волн. Где-то далеко скандалили чайки.
     “Конечно, с ребенком  будут проблемы. Этот последний аборт… - рассуждала она. - Но Герман хочет, и, значит, в случае чего, придется взять ребенка  из детдома”…
        Тем временем Петухов, пыхтя, расчищал место, собирал окрестный мусор и относил его подальше в лес. Он уже натаскал  сушняка, и скоро должен был затрещать, защелкать веселый костерок...
    Сквозь лёгкую дрёму Маша слышала хриплое дыхание Петухова, время от времени прерываемое покашливанием, и раздражение вновь овладело ею.
“Чёртов турист. До сих пор в Робинзона играет!”
 Она знала, что Петухов по-прежнему работает в своём НИИ,  получает свои жалкие копейки и считает, что всё должно измениться к лучшему, что не может же быть так скверно всегда. Её злило, что он как будто смирился со своей жалкой участью и не пытается ничего изменить.
 “Хоть бы дуру  какую-нибудь себе нашёл! - думала Маша. -  И чего он околачивается возле моего дома, прячется, как мальчишка, за деревьями? Да, вот именно как мальчишка!”. 

   Петухов рубил хворост, валявшиеся тут же полусгнившие коряги, пыхтел, крякал с удовольствием показывая Маше, какой он ещё молодец. И вдруг вскрикнул, принялся ругаться – очевидно, поранил себя топором.
«Увалень!» - мстительно подумала Маша, улыбнулась и  открыла глаза. Петухов сосал окровавленный палец и обиженным ребенком смотрел на бывшую жену…

       Едва касаясь песка кончиками пальцев ног, по-кошачьи грациозно Маша пошла к озеру, представляя себе, как за ней из укрытия наблюдает логист, только что навсегда прогнавший ту отвратительную блондинку из бухгалтерии…

               Озеро сильно обмелело, и она долго шла по мягкому песку, прежде чем зайти на глубину.

           Маша всегда любила купаться.  И в раннем детстве, когда готова была часами  плескаться в мелкой речушке, и позже, в бассейне, где покоряла мальчишек своим классическим брасом…. Но теперь ей больше нравилось лежать на воде, разглядывать облака.

Вот и сейчас над Машей  проплывали воздушные островки, которые превращались то в весёлых барашков с лёгкими завитушками, то в  чей-то профиль или пухлое детское тело.  Маша вдруг вспомнила своего младшего брата, с которым ее как-то  оставила мать. Он тогда сильно болел, и Маша сидела над ним, одновременно жалея беднягу  и злясь на него. Брат стонал и вдруг  сильно закашлялся; кашель перешел в хрип, и брат стал задыхаться. Маша  смотрела на посиневшее лицо брата,  и ей было страшно. Это лицо она помнила  до сих пор…

     Она перевернулась на живот и поплыла.  Это облака сбили её с толку, заставили вспомнить неприятное...

      Петухов уже разбил палатку и, утирая с лица пот, высматривал среди легкой ряби волн Машину голову. Головы нигде не наблюдалось, и Петухов испугался.
- Маша ! –  закричал он во весь голос, переполошив прибрежных чаек. Стараясь не думать о страшном, на ходу снимая джинсы, он бросился в воду.

Петухов не помнил, умеет ли он плавать, и когда увидел бывшую жену, гладкой дебелой рыбиной плывущую ему навстречу и с легким презрением смотрящую на его суетливые движения, вспомнил, что не умеет и начал задыхаться.

  Маша увидела его вытаращенные испуганные глаза, посиневшие губы и испугалась.
- Петухов, Гена, что с тобой?

 Он пробормотал что-то невразумительное, и вдруг, как испуганный ребенок, схватился за  нее,  обнял ее за  шею.

- За плечо держись,  -  крикнула она, пытаясь скинуть его руку со своего горла.

     Ей казалось, что сейчас у неё разорвется сердце, что они не плывут вовсе, а  только натужно барахтаются  на одном месте. Остановились облака на небе, солнце стало чужим и блеклым, и только сосны на берегу безразлично качали ветвями и не то звали к себе, не то навсегда прощались…  Маша чувствовала, что рука Петухова  становится всё тяжелее. Сам Петухов уже наглотался воды и, широко открыв рот, делал судорожные вдохи. Маша же и не плыла даже, а всё смотрела на сосны на берегу, которые никак не хотели приближаться…  Небо, солнце и весь мир были уже сами по себе, жили без неё, существовали как немая картинка, потерявшая смысл.   
 
   - Не могу больше, - прохрипел Петухов.

           “Неужели это всё ? – подумала Маша, чувствуя холод в животе, и тут же ее ноги  коснулись дна.   

      Петухов, доковыляв до берега, рухнул на песок.  Рядом с ним легла обессилевшая Маша.   
     Ей приснился брат, который звал её куда-то. Хотя, нет, не брат. Это был Петухов.

- Бельчонок, как ты? – донеслось до нее. –
  Отстань ты от меня со своим бельчонком, -  простонала Маша.
   Маша встала на ноги, стряхивая с тела песок. Петухов подбитым тюленем лежал на берегу и испуганно смотрел на Машу.
 Она была готова с ожесточением  пихать Петухова ногами, орать на него.  Да, это он испортил ей всю жизнь, из-за него у неё не будет детей и богатства, из-за него она сейчас чуть не отправилась на тот свет…

 Она  увидела его белое рыхлое тело,  съехавшие вниз трусы, неестественно худые ноги и глаза, в которых было что-то знакомое, что-то такое, чего Маша боялась и стыдилась всю жизнь.  И она вдруг поняла: эти глаза - глаза ее задыхающегося брата...  Не отдавая себе отчета в том, что делает, Маша опустилась на колени рядом с Петуховым, обняла его и заплакала.

- Ну, зачем ты мне нужен, Петухов? – сквозь слезы спрашивала она.

Пахло смолой и летом,  и Маша с ужасом  понимала, что никогда не будет жить с логистом  в коттедже и ездить на новой «мазде».