Один знакомый писатель сказал мне по секрету, что он великий. Я на всякий случай сделала вид, что поверила. И поинтересовалась у «титана», в чем разница между просто писателем и писателем великим. Объяснение было двухчасовым и многословным. Про язвы мира и боль от них, про кровь сердца, которой гений пользуется вместо ручки и про Систему, против которой всегда идет великий человек. И даже иногда она, Система, рушится под его неистовым напором. Далее следовал призыв присоединиться к когорте великих. Я обещала подумать.
Для начала подумала об Австрии. Эта страна… «Поражает» – не совсем удачное слово, но оно первое приходит на ум. Величественные дворцы Вены и уютный шарм Бадена, фрески Климта и ванильный запах бесчисленных кондитерских. А главное, что покоряет такую безалаберную личность, как я, – это разумность, доведенная до системы. Системность, возведенная в абсолют. Все так логично устроено и отмечено дорожными знаками, что, даже не зная ни «бум-бума» по- немецки, запросто гуляешь по Сити без карты, и таксист не «подличает», плату берет «еврик в еврик». Система координат «Время – Деньги» выверена, смазана и катится куда надо вот уже несколько веков.
Потом подумала я о кронпринце Рудольфе. Немножко гуляка, немножко пьяница и наркоман, а в - общем-то умница и либерал. Изрядно попортил императорской крови папе Францу Иосифу своими вольнодумными выходками и дружбой с венграми. А жену- красавицу Стефанию изводил изменами и гульбищами. Как говорят в таких случаях, ломал дрова, шатал устои и шел против Системы. И вдруг встретил её. Ей было семнадцать, и звали ее Мария Ветчера. Это был «гром среди ясного неба». Влюбилась она до истерики, а он – до отчаяния. Оба понимали, что великая разумная Система под названием Австро-Венгрия не позволит им быть друг с другом. Шагнуть в вечность – единственное, что они могли сделать вместе… Они застрелились в родовом поместье Габсбургов. Это было… «Умопомрачение» - слово неприятное, но оно первое приходит на ум. Далее мысль уже попадает на мюзикл, основой для которого и стала мистическая трагедия в Венском лесу. Так вот, мюзикл «Рудольф» - это третье, о чем я подумала. Зрелище… «Потрясло» - затасканное словцо, но самое точное из всех имеющихся. Восторженное отчаяние и отчаянный восторг. Музыка, сбивающая с ритма дыхание. Зашкаливающие эмоции и правдивость, парадоксальная смена сцен и ритмов. А в финале – благодарный громыхающий зал. И бездвижные тела на багровом фоне вкупе с пронзительной мелодией – почти полный «алес капут». «Почти» - ключевое слово в этой фразе. Потому что в шквал хлопков ворвалась Система. Это был рабочий сцены. И строго говоря, не ворвался, а спокойно вышел, деловито поправил кусок красной драпировки, недоуменно посмотрел на взбаламученных зрителей, потом на часы, и неспешно удалился за кулисы. Аплодисменты превратились в жидкие хлопки. Потрясение, над которым трудилась вся труппа два часа, развеял простой австрийский монтировщик. И, заметьте, он ни в чём не виноват. Он, послушное дитя Системы, вышел «минутэн – в минутэн». Задерживаться – это дурной тон, а он хорошо воспитан… Это зрители, зайдясь в восторгах «браво», задержали закрытие занавеса и всё напутали. Несистемные попались. И система сбилась с точного размеренного курса.
Так вот к какой мысли подвел меня пунктуальный монтировщик. Не пойду я, пожалуй, в великие писатели. Не потому, что врождённая скромность мешает топать к славе. А потому, что я знаю один секрет. Он вообще-то женский, но мужчинам пользоваться не воспрещается: Нет смысла горланить и срываться, ломясь на Безжалостную Систему. Она сама даст сбой. Надо только немного подождать. Или много. Главное - делать то, что хорошо получается. Систематически.