''Четырнадцать''
Часть 7
***
Он отдал ей свое одеяло и посоветовал снять промокшую одежду, но она, окаменев лицом и презрительно сощурившись, выхватила у него старый плед, и, завернувшись в него почти с головой, уселась под тент, поджав ноги и обхватив себя руками.
После недолгой паузы он достал из вещмешка запасную одежду и, подстелив под себя, сел. Ночь предстояла теперь обыденно тяжелая… одеяла он лишился, беглянка заняла почти всю защищенную от ветра территорию под тентом и, следовательно… и это самое главное – придется разжигать костер, чтобы не замерзнуть и не заболеть. Он вспомнил, как чуть не протянул ноги, когда застудил горло прошлой осенью, и, напоследок оглянув освещаемую молниями равнину, зашарил в мешке.
Она, укрывшись с головой, внимательно следила за его действиями, но рот открыла лишь однажды, чтобы протяжно и судорожно зевнуть, запоздало прикрыв рот вымазанной травой и глиной ладошкой. Видно ей попался волос с пледа и она, выпростав из-под него руку, стала пальцами искать его на губах и языке.
Он достал тщательно упакованный трут и, сложив веточки шалашиком и в последний раз прислушавшись к треску и грому атмосферных разрядов, высек искру из кресала… подождал следующего раската молнии и ударил снова. С третьей попытки трут затлел. Струйки ветра сами раздули пламя… и сразу стало теплее и защищеннее… даже от такого маленького и слабого огня. Он уложил две самые толстые ветви параллельно, так что розжиг был посередине и отрегулировал их так чтобы пламя не охватило их целиком по диаметру… теперь костер будет долгим, и нужно будет только вовремя передвигать ветви к центру по мере выгорания.
Он хотел протянуть руки над огнем и чуть не столкнулся с ее руками - она оказалась быстрее и уже грела ладошки, жмурясь от удовольствия. Край пледа попал в костер, и он толкнул его ногой подальше. Судя по всему странное существо, оставшись одно, не протянуло бы до утра.
Он достал из припасов съедобные луковицы, которые собрал у реки, дикую мяту, щавель и крапиву и положил перед ней на сложенный запас хвороста.
Она с сомнением поглядела на предложенное, а потом стала брать еду двумя руками и подносить ко рту.
‘’Хомячок! – подумал он. - Точно – она похожа на хомячка… точно также суетится, потом замирает… потом опять суетится… чистится, причесывается, ест двумя лапками и опять суетится’’.
Он размял в руке оставшиеся листы крапивы и стал усердно двигать челюстями. У реки надо было попытаться поймать если не рыбу, то хотя бы черепаху или лягушек, но он решил что лучше быстрее залечь отдыхать. Теперь вот ни отдыха, ни еды!
Она уже спала, поджав ноги к груди и подложив руки под щеку. Он вдруг представил, что у нее длинный, пушистый рыжий хвост и она, свернувшись в клубок, укрывает им голову… получилось очень похоже.
Чуть погодя, видимо согревшись, она повернулась спиной к костру, двинув ногой по одному из штоков – опор… он едва успел придержать сооружение. Потом стало натекать с одного из краев, и пришлось восстанавливать размытый бруствер вокруг ямы – лежанки.
Гроза стала затихать только к рассвету, но дождь не переставал… топливо для костра почти закончилось и он с тоской подумал, что теперь ему делать днем – тащиться невыспавшимся на поиски еды и ночлега, да еще не спуская глаз с этого странного и, несомненно, опасного в своем неразумии создания.
‘’Утром выгоню, и пускай идет куда пожелает’’!!! - решил он, борясь с зевотой и желанием закрыть глаза.
Она снова развернулась на этот раз безопасно для убежища, но он на миг даже пожелал, чтобы тент обрушил на нее потоки воды.
Разомлевшая она вытянулась и теперь выставила голову за край тента. Дождь стал капать ей на голову, но он, совершенно неожиданно вдруг, протянул ладони над ней, не давая холодным струям коснуться ее волос и лица.
Так он и сидел, не прикасаясь к ней и защищая от непогоды.
Можно было бы конечно разбудить ее и посоветовать переместиться, но он почему-то этого не сделал.
Он так и держал ладони над её головой...
Как будто мог защитить от дождя.
***
- Скотина! – молча выругалась она, когда утром ее разбудил холодный душ.
Хам разбудил ее, плеснув в лицо водой, а ведь сейчас было самое время понежиться под уже давно высоко поднявшимся солнцем… погреться в его лучах и помечтать.
Она зло закусила губу и села, растирая сонные еще глаза, стараясь делать это так, чтобы они потом не раскраснелись. Ощутив на мизинце заусенец она, наморщив носик вгляделась в него и стала аккуратно пытаться выгрызть его зубами.
Она решила не говорить ничего этому мужлану и никак не реагировать на его поступок. Вчерашнее его хамство точно показало его внутреннее небогатое содержание – он недостоин был ни слов, ни пояснений его поведения - и вряд ли был способен понять насколько он недалеко ушел от животного.
***
-Плед оставь себе! – сказал он, разбирая и упаковывая компоненты навеса, до которых она вроде не дотрагивалась.
Он еще раз прикинул ночью – кто ее знает – вдруг она где-то все-таки подцепила заразу.
С этим все тоже не так просто… Ледрик и Малыш с Груббером… покойным... у него вызывали больше симпатий, чем Деревяга, например, но рисковать все же не стоило. Кто его знает – вдруг через пару дней у зараженных вырастают клыки, хвосты и они начинают гоняться за живыми.
-Не нужно мне ничего твоего! – сказала она и отбросила плед в его сторону… он поспешно отступил.
-Оставь – оставь! – пробурчал он, заканчивая сборы.
Следовало торопиться – он и так потерял, черт знает, сколько времени, дожидаясь, пока этот хомяк соизволит проснуться.
Потом закинул мешок за плечо, приподнявшись над валунами, оглядел местность, и, выпрямившись, широким походным шагом направился к реке – стоило идти вдоль берега и, хотя там встречи с аборигенами были вероятней, но зато можно было, почти не затрудняясь, попутно, так сказать, разживиться чем-нибудь съедобным.
Берега реки густо поросли ивняком и кустами, но это было по ту сторону старой дороги с разъеденным и разрушенным асфальтовым покрытием. Колесники обычно патрулировали только на дороге, но зато у них были собаки… если что от собак можно уйти в воду, а сами Колесники в заросли не сунутся.