Началось

Весна сдвинула с места город. Во дворе днем дворник ловко, как кот, набил морду коллеге. В весенней завирухе мне слышалось: «Не след, ваше превосходительство, мусор ко мне сгребать!». И эхо так и полетело меж сорокаметровых стен: «бать… бать…». Вечером сижу, пишу, в окно дома напротив глядь, а там мужик о подоконник оперся, стоит, вниз смотрит. И в окне этажом ниже та же картина, только женщина. Я думаю – не пропустить бы. Встал, о подоконник оперся. В том же доме на седьмом этаже женщина меня увидела, и тоже – к окну. Стоим, смотрим на сугробы. Прямо всем телом ощущаешь, что не зря жизнь проходит. Ночью загуляла собачья свадьба. Курил и смотрел, как на улице в присутствии десяти свидетелей жених занимался первой брачной ночью с невестой. А потом вдруг невеста развернулась и стала любить молодого тем же образом. То ли примерно объясняла чего и как, то ли осерчала.  Только заснул, слышу – дымом потянуло. Дверь входную открываю: мимо меня несется по лестнице в оранжевых трусах член совета азербайджанской диаспоры в городе, человек многоуважаемый, многодетный, «Мерседес», орден Дружбы народов, в руках таз с водой, глаза как луковицы: «Горым, горым нахуй!». Мусоропровод  дымит как Эйяфьятлайокудль (проверьте – правильно ли я написал слово «мусоропровод»). Сам махонький, слабонький, хотел - в кратер, да с гравитацией не совладал. Окатил себя по методу Порфирия Иванова – хоть крести, трусы чуть не до колен слетели, и - снова в квартиру за водой. Нервничает чего-то. Сосед справа вылетел из квартиры как Тесей из лабиринта – седой и небритый, матом лампочку разбил. Пообещал с курильщиками в подъезде бороться методами, описывать которые я, человек политесный, не имею права. Где-то внизу дворник голосит: «Господа, господа, побойтесь бога! На улице минус пятнадцать, а контейнер в подвале доверху!». В сто пятьдесят пятой девочка закричала нечеловеческим голосом. Я пожарных пересчитал, понял, что если ещё и я пару тазов туда кину, дом всплывет и мы поменяем адрес. Собаки орут от баса до фальцета, хочется взять ружье и пойти загонщиком. Вокруг босые бабы фонарями светят друг другу в лица и голосят от ужаса.  Не хватает только римлян и фашистов. Наконец-то узнал, кто в какой квартире живет. Член совета мокрый и блестящий как карась носится вверх-вниз с тазом, чувствую - ещё немного, и от его трусов меня идиосинкразия задушит. Дверь закрыл, зашел на кухню, варенца врезал, окна приоткрыл и пошел спать. Надо сваливать в деревню к чертовой матери. Работать  в такой обстановке решительно невозможно.