Начало: http://www.proza.ru/2013/02/25/1628
Ввязавшись в эту темную историю, Ханну Валккала, на тот момент женатый тридцатипятилетний журналист, прочно стоявший на ногах, в меру употребляющий спиртное, работающий и довольный жизнью, почувствовал душевный дискомфорт. Это началось с того момента, как Ханну, по долгу службы, окунулся в фольклористику, местную историю и вообще стал больше проводить времени в лесу в одиночестве, исследуя земли усадьбы Кютяя.
Чем больше он бродил по местам, которые называл про себя заповедными, тем больше пропитывался духом лесного царства; древние, но все еще полные первобытной мощи силы опутывали его, прочно связывая невидимыми узами, будто сплетенными из ветвей и трав лесных.
По словам репортера, на какое-то время он превратился в дедку-угрюмку, сказочного персонажа, знакомого по северным сказаниям крестьянским детям и описанным матерью Кая, историком Катри Лехто. Уж она-то понимала толк в фольклоре, а не только в ”Тройном одеколоне”, который закупала в СССР во время командировок на симпозиумы, съезды и прочие собрания.
В имении был культ истории родного края. Бережно хранились не только предметы аристократической старины, но и крестьянского быта. Забегая вперед, я могу подтвердить, что усадьба представляет собой огромный музей под открытым небом, только вот ни один из многочисленных собственников не передал богатства государству, и поныне все находится в частных руках.
Во дворе сохранились хозяйственные постройки с печами, собственно, такие избы на Руси называли курными, потому что топились они по-черному. Наверное, правильно, что сараи с высоким взвозом, избы с безгвоздевой тесовой крышей и навесками дверей с помощью деревянных плат, все это не превратилось в неотапливаемый музей, а продолжает жить той хозяйственной жизнью, которая была когда-то на всей территории Финляндии и некоторых районов России. Пока есть хозяин, живет каждое бревнышко! Правда, не было в западной Финляндии никогда православных скитов и часовен, как в Карелии. Лес заменил церковь, лесные духи лечили, наказывали, то есть взяли на себя карательную и спасательную функции, если выразиться ”человеческим” языком.
В бытность владельцем усадьбы Ялмар Линдер, неожиданно разбогатевший, приобрел дополнительные лесные угодья и стал разводить оленей. Ялмар был женат на сестре Маннергейма, и Густав много рассказывал о своих путешествиях и охотах. Особенно вдохновился будущий маршал восточными оленями, которых в Забайкалье и на Дальнем востоке называют изюбрами. ”А что? - подумал предприимчивый сын Мари Линдер, - если отец уже разводил здесь оленей, и все получилось, почему бы не попробовать привезти парочку другую изюбров?” Изюбры были доставлены и легко акклиматизировались. Животное это красиво благодаря стройности, пропорциональности сложения и маленькой голове, напоминающей голову чистокровной арабской лошади. Густав, знаток лошадей, именно так описал восточного оленя. Ноги изюбра тонки, длинны и крепки. А вот бока как будто вздуты, рёбра бочковаты. Мясо – объедение!
Старожилы имения помнят барина, Ялмара. Его отца вспоминают тоже - Константин прожил долгую жизнь, занимался садоводством и был обычным землевладельцем, живущим по шведским законам. Налогами облагались всякие излишества, начиная от стекла и кончая книгами, вот и старался статский советник настраивать крестьян на лояльность к властям. Ялмар же, зараженный вирусом свободолюбия от дедушки-декабриста, всячески потакал простому люду, стараясь облегчить его участь. Барин давал возможность работать на себя, то есть отпускал крестьян, арендующих у него же земли, во время сенокоса и других страд пораньше с основных работ, давая возможность заработать и самим. Приезжали к Ялмару саамы, коренные жители Севера. Саамы привозили копченое мясо оленей, а также шаманили. Эти ритуалы и были основной целью визитов исконных колдунов.
Однажды Ханну Валккала бродил по глухому угрюмому ущелью, дикому, как почти все на территории усадьбы. Дело было поздней весной, когда лучи солнца проникают в самые укромные уголки, добираясь до последних ноздреватых сугробов, когда, распустив хвост и метя землю опущенными крыльями, щелкают и доходят до исступления краснобровые глухари с красивым финским названием ”метсо”, что почти то же самое, что ”лес”, звучащий на коренном языке как ”мется”. Дети недавнего снега, звонкие, играющие солнечными бликами ручейки, зажурчали между кочками по камешкам. Прутья кустарников стали мягкими, скинув зимние оковы, на веточках появились смолистые почки, живым ароматом стирая память о долгой тьме и запахе трескучего мороза. Запестрели белые цветы в низинках, а на сырых местах появилась молодая зелень, которая, с трудом пробиваясь сквозь прошлогоднюю листву и опавшие веточки, а также сорванный во время бури лишайник, как щетина, изумрудно-зеленым цветом покрыла днище ущелья. В это время, когда природа проснулась, нет места мрачным мыслям. Но каково же было изумление Ханну, когда наткнулся он на труп, спрятанный в ущелье.
Перед перепуганным насмерть репортером лежал человек. Глаза его были выклеваны птицами, щеки и губы тоже попорчены, вероятно, зверьем. Из полуоткрытого рта виднелись белые, как слоновая кость, зубы. При последних лучах догорающего солнца эта картина тлена подействовала на Ханну удручающе. Конечно, он сообщил в полицию. Но местные полицейские не стали ничего предпринимать, заявив, что знают об этом трупе. Оказывается, так саамы хоронят своих! Ханну попросили не вмешиваться в идущую своим чередом жизнь усадьбы, а репортер еще более углубился в себя, представив, сколько же тайн хранит не только это ущелье, но и колодец-озерцо, лесистые горы и водоемы.
А ведь ходили крестоносцы на Русь и не раз, в продолжение темы:
http://www.proza.ru/2013/03/02/1509