Кризис в стиральной машине, отдельные рассказы из книги
Коридорчик
В проходной коридорчик просовывается голова проверяющей из Центрального Банка, за ней стоит рыжий охранник с оттопыренными розовыми ушами.
Звонари, занимающиеся обзвоном задолжников по кредитам, сидящие в коридорчике, подняли головы.
- Куда вы ходите пописать? – спросила проверяющая.
Розовые уши охранника покраснели.
Глухая дама-звонарь сделала вид, что не расслышала.
- Да, да, пописать, переминаясь с ноги на ногу, повторила проверяющая из ЦБ .
- ААА! – глухая поняла, пожалуйста, и проводила ее в туалет.
- Спасибо даже не сказала, ворчала она, занимая рабочее место.
А через две, три минуты новая экскурсия в проходной коридорчик. Двое мужчин с папочками в руках.
- Вам эти кресла не нужны? Идет совещание, не хватает стульев. Переполох!
- Нужны! Нужны! У меня же люди работают, - заступается за звонарей активная начальница.
Следующие посетители, входящие в коридорчик: гость из Челябинска и начальник отдела Банка:
- «Это у нас работники, которые занимаются обзвоном» - и махнула рукой два раза вниз. Что означало в переводе: «Так себе… ничего незначащие»
- «Да. Да. Так себе, в такт ей повторила глухая обзвонщица – ничего не значат…»
Звонари проводили взглядом «так себе ниче незнающих» и продолжали звонить.
- Мы это с Вами разговаривали? Аэропорт «Кольцово»?
- Да. Наверное.
- Будьте добры, сообщите еще что-нибудь о Мироновой Ольге Викторовне.
- Адрес? Сейчас я схожу в другую комнату – говорит женщина из отдела кадров.
- Да. Правильно, Бахчиванжи, 182.
- Но она не вышла на работу. Мы ее не можем найти.
- Она улетела в Сочи в отпуск и не вернулась. У нее маленькие дети.
- Так она же с 52 года, - говорит удивленно звонарь. И повторяет попугаем: «Будем звонить Вам еще. Будем звонить Вам еще…»
- «Она должна Банку 7000 рублей», - 7000 рублей повторяет он снова скороговоркой.
- Ой не 7000 рублей, а 7333 рубля 58 копеек, - добавляет жестко глухая начальница.
- Считать надо уметь, - говорит она уже мягче.
- А вы где так научились считать, - спрашивает дотошный Иван Владимирович.
- В Сочи! – коротко отвечает начальница
Галина Григорьевна томно выговаривает:
- Сочи, Сочи, - потягивается, закрывая глаза, в рабочем кресле.
А память глухой обзвонщицы восстанавливает картины прошедшего детства и тёплого ласкового Сочи, в котором она научилась считать быстро и точно.
Папа глухой обзвонщицы, Сергей Алексеевич, - в то далекое время, работал в техникуме советской торговли, вел практические занятия по технологии приготовления пищи. Он знал свой предмет превосходно, владел всеми тонкостями кулинарного искусства.
Дед, Алексей Афанасьевич, во времена НЭПА решил открыть ресторанчик. И начал учить сыновей: старшего Николая выучил на кондитера, младшего Сергея – на кулинара пока дед занимался профессиональной подготовкой кадров, НЭП закончился. А его сыновья ушли на войну, сменили там пилотки на поварские колпаки, пришли живые с войны и проработали еще лет сорок в ресторанах и столовых. Потом Сергей (отец начальницы - обзвонщицы) после двадцатилетнего перерыва окончил техникум совторговли, да и остался в нём обучать молодежь кулинарному делу.
Каждое лето учащихся техникума вывозили на юг, на практику. Отец брал с собой и своих троих детей.
Работали практиканты в столовых и кафе с открытыми верандами, пропускная способность этих учреждений была огромная. Отдыхающие обедали в столовых целыми семьями, регулярно меня, старшую дочь, папа определял работать контролером на кассу. Я должна была контролировать кассира. Если она отбивала чек на 50 копеек, то брать с посетителя должна была тоже 50 копеек. Чеки никто не смотрел и она могла сказать 1 рубль – а отбить 50 копеек. Значит – 50 копеек шло ей в карман.
А я хорошо знала меню, все цены. И в уме подсчитывала сколько должны заплатить следующие в очереди. Называла цифру, кассирша меня проверяла много раз – правильно. И мы стали работать в два раза быстрее. Она считала свой поднос, я свой. Но ей хотелось заработать. И она отправляла меня на раздачу, там я по просьбе отдыхающих выдавала сначала с протвиня все куриные ножки, а оставались только крылья остальным.
Меня возвращали на прежнее место, но тут догадливая кассирша находила мне новое занятие – посылала за сметаной, по просьбе обгоревших отдыхающих. С каждым днем я считала всё быстрее, пока папа не заметил хитрости кассирши.
Папа успевал не только руководить практикой непосредственной на рабочих местах, помогал студентам на выдаче блюд, следил за приготовлением пищи, но и умудрялся вечером разгонять от девчонок навязчивых кавалеров. Я тогда еще не понимала смысла слов благодарности матерей, вернувшихся с юга студенток.
- Спасибо, Сергей Алексеевич, ведь ни одна из наших дочерей, слава богу, в подоле не принесла.
Отец был доволен такой высокой оценкой родителей.
Но мы, его дети, знали, чего ему это стоило. Он каждый вечер одевался нарядно; ходил по квартирам, где размещались студентки, тех, кто уже спал, закрывал, по-отечески, одеялом, тех, кто собирался гулять, настойчиво спрашивал, когда вернутся, не разрешал ходить по одной на свидание. Девочки делились с ним самым сокровенным, иногда плакали, уткнувшись в отеческое плечо.
Зато, когда удавалось всем вместе собраться на море, на пляже, веселье было шумным. Позволялось все: папу «топили», не выпускали из воды на песок. Весь пляж наблюдал за такой большой, дружной семьей.
Потом еще два раза (первый и последний) раз ездила с сыновьями на юг. Младший сынок был очень послушный. Мы с ним договорились, если я его называю - Павел, то нужно выходить из воды, а если - Павлик, то можно еще минут пять поплескаться у берега. У старшего сыночка уже была первая любовь. И ее имя он выложил камушками на груди и так загорал, через неделю все на пляже прочитали это имя.
Открытая дверь принесла запах разговоров из операционного зала, а из нежных волн Черного моря вынес звонок по внутреннему телефону из приемной Банка:
- Здравствуйте! Это группа обзвона? А кто-нибудь из звонарей есть?
- Звонари? – небольшая пауза.
- А кто Вас конкретно интересует? Можете назвать фамилию или имя, отчество? – обиженно отвечает дама (одна из звонарей).
- А тот, кто с Цептером поссорился.
- А Вы курите? – этот вопрос, кажется, застал секретаршу в расплох (скажем лучше секретаря, а то еще обидится, как мы обижаемся на кличку «звонарь»).
- А какое это имеет значение? – парирует она и слышит в ответ: «Звонари тоже люди и дышать дымом не хотят».
Рабочее место в проходном коридорчике неудобное, но перспектива выбраться оттуда все же есть.
Работали в этом коридорчике до нас (звонарей) акцептанты: начальник – молодой, умный парень и его подчиненная – пышногрудая, с тоненькой талией девушка, которая была очень старательной и получала уже второе высшее образование. Они работали хорошо: не пропускали для взятия кредита мошенников и тех, кто норовил взять деньги и убежать с прежнего места работы.
Но так случилось, что однажды после выходных, в понедельник, на работу в проходной коридорчик вышел только один начальник, а красавица – подчиненная погибла, попала под колеса машины, и навсегда покинула Банк, проходной коридорчик и Землю, которая не смогла сберечь ей жизнь.
Какое–то время в этом месте никто не работал, а потом в коридорчик посадили перспективных, жизнерадостных пенсионеров – звонарей, которым терять уже было нечего, кроме прожитых лет.
Потом из коридорчика звонарей перевели в «аквариум» - так называлась большая комната, в которую входили, спускаясь по лестнице на несколько ступенек вниз.
Звонари сидели рядом с лестницей и всех входящих и выходящих видели, но эти рабочие места были все же комфортнее предыдущих.
Меня из этого «аквариума», 9 февраля 2007года пригласили «для разговора» – как мне сказали, в проходной коридорчик. Но перед 9 февраля был день 8 февраля - День науки, так он был отмечен в календаре.
Я только что вернулась из командировки, была в Тюмени. Город – он удивительно чистый и какой-то, по-старинному, уютный. Зимой - пушистый от большого снега и мехов, в которые «спрятаны» местные дамы и дети. Впечатлений было очень много.
Между звонками рассказала кое-что своим коллегам, но в этот день был запланирован в «Областной газете» прямой разговор с Губернатором. Я как-то с ним уже умудрялась поговорить по прямой линии, и 8 февраля пыталась дозвониться. Не получилось. Попробовала еще. А потом что-то кольнуло, надо позвонить сыну – старшему.
Набрала сотовый. Он как-то не сразу ответил. Но я дождалась:
- Детонька, сказала я (так всегда обращалась к нему, хотя ему уже было 39 лет и 6 месяцев без одного дня), у меня билеты на 16 февраля в Оперный театр.
Обычно он на мои «выходки» отвечал какой-нибудь шуткой, а тут грустно ответил:
- Мам, дожить еще надо…, давай поближе к выходным созвонимся.
В это время его остановил на выезде из Екатеринбурга инспектор ГАИ, придрался к тонированным стеклам. И я не могла дозвониться, телефон был не доступен.
А потом он поехал в свой последний путь в Солдатку, в Нижне-Сергинский район.
Много было еще всяких примет, которые должны были подсказать мне, что беда пришла на порог (сон, не заплетенная прядь волос, болела душа …..).
Вечером дома меня встретили сын и муж в черных рубахах. Я сказала: «Что это вы снарядились так». И опять все пошло по-прежнему.
- Сегодня день Науки, - объявила я, - я пыталась позвонить Губернатору.
- Ты у нас еще только с Президентом не разговаривала, - как-то невесело добавил муж.
Они все уже знали! Они спасали меня от звонков, телефон отключили. Они запаслись лекарством. А я все спрашивала:
- Слава не звонил? Не могу ему дозвониться.
Ночь была какая-то долгая.
Утром, провожая меня, муж закрыл глаза. И почему-то сказал:
- Ты что так ярко оделась, - а я пошла, работать, дожидаться страшной вести.
Где-то около обеда ко мне подошел Иван Владимирович:
- Полина Сергеевна! Вас вызывают в коридорчик. Хотят что-то сказать.
Я быстренько прикинула, кто меня может вызывать. Наверное, очередная слушательница Академии пришла (веду там занятия). В зале встретился одноклассник старшего сына. Он все время выпивал и сынок боролся с его пьянством всеми силами. Дохнул на меня Валера перегаром и запричитал:
- Ой, тетя Полина, ой, тетя Полина!
Дверь приоткрылась. Увидела его мать, она ходила уже с палочкой.
- Ой, Полина, беда!
- С кем? И я начала перечислять своих сыновей.
- Вы присядьте, выпейте вот это, – сказала мне врач.
И я все поняла …. Воздуха в коридорчике не стало. На деревянных ногах спустилась в «аквариум», что-то взяла и на улицу….начинать горе с начала.
А мой мозг «на автомате» считал, когда будет 9 дней, когда сорок. Потом я с горечью себя отметила, что в ту страшную минуту «практика Сочи» меня не подвела – высчитала правильно самые трагические для меня цифры.