Возмездие 2 http://www.proza.ru/2013/02/27/694
ДГ15 Возмездие 3
- Эти люди были просто исполнителями, Домиарн. Смотри. – И Ирис протягивает мне серебряный перстень, который он достал из кармана убитого. – Скажи мне, что ты видишь?
- О Боже! – Кричу я, едва коснувшись перстня.
- Обожгло? Поехали.
Обожгло... Не то слово. Запутанное дело начинает проясняться у меня в голове, а что самое главное – я, наконец, взял след, который мой друг чувствовал от самого Дейкерена. Порадовало то, что, пока он мчался по этому следу, как многоопытная ищейка, а я – за ним, как тупая комнатная собачка, я не чувствовал тошнотворных приступов зависти, мучавших меня все мое слабое детство и юность.
Бывало, в доме отца я завидовал даже детям слуг, если у них получалось то, чего не получалось у меня. А в юности я завидовал всем без исключения сильным и крепким молодым людям, пряча свое собственное худое и болезненное тело под слоями одежды даже летом.
Почему я перестал чувствовать зависть, этого верного принца Гордыни? Неужели я светлею от проповедей Релемилла?
- Дальше, копай дальше! – Возбужденно кричит на скаку Ирис. – Коханде постигло возмездие, ты был прав. Но не за службу тебе. За зависть. Вот ключ. Задай серебру вопрос о зависти, в нем секрет спасения твоего командира!
Зависть? Что мы о ней знаем? Это третий Принц Восьмиконечной Звезды, опасный своей легендарной скрытностью. Человек будет тебе завидовать, а ты даже не будешь этого подозревать.
И потом тебя ударят внезапно, и очень болезненно – те, кого ты считал друзьями, если был так слеп. А на самом деле тебе все это время завидовали, и искали способа «выровнять» ситуацию, считая, что фортуна к тебе слишком благосклонна.
Ирис замедляет бег, чтобы снова поравняться со мной. Я смотрю в его глаза, и вспоминаю тот день, когда увидел его впервые. Вернее, когда впервые коснулся его тайны, там, в ратуше моего отца, где он мучался раной, нанесенной Аркандом. Он был такой хрупкий, такой несчастный, и вызвал во мне нежность, в которой я отказался признаться даже себе. Почему? Из-за слабости души.
Волнение переходит в нетерпение, накатывающее яростной волной, вспыхивающей красным и золотым, и Сарджи, ощутив эту волну, бросается в галоп. Зависть - показатель слабости души. Вот он, еще кусочек загадки, и штрих к портрету похитителя Коханде.
Причем не просто так, а само-навязанной слабости. Мы все сильны Богом, или высшим светом, как ни назови. Но становимся слабы, когда перестаем верить в нашу нерушимую связь с Главным, с тем, что послало нас сюда.
И тогда лабиринт жизни – пронзительный, пламенный, могучий, подчиняющийся очень точным и правильным, но еще не открытым законам, внезапно становится враждебным, темным, непонятным.
Он стал таким для того, кто приказал похитить Коханде. Но он давно стал таким и для самого Коханде, потому что по кармическому закону нет невинных жертв. Святая связь палача и жертвы в том, что они отражают друг друга. Как? Явно выраженный негатив палача отражает глубоко скрытый негатив в жертве. Что это нам дает?
- Нам сюда. – Шепчет Лио, которого я оставил далеко позади, но слышу его шепот у самого сердца.
Дорога поворачивает вправо, вскоре лес кончается, и перед нами открывается пустынный пейзаж огромного поля, полного качающихся прошлогодних трав, зыбких и призрачных в свете идущей на убыль луны.
На краю поля – одинокий, но большой и крепкий дом. Ирис перегоняет меня, направляет свою лошадь через поле к этому дому. Я еду медленно, и с опаской, потому что ничего не слышу – ни того, кто в доме, и ни того, кто оставил энергетический след, к этому дому подъехав... Как будто барон Лио перехватил все мои возможности. И, сбив замок, висящий снаружи, входит с ними в тот таинственный, темный, опасный дом.
К моменту, как я вбегаю по ступенькам с бешено бьющимся сердцем и тысячей и одной мыслью, мой супруг уже давно скрылся в доме, и за дверью – ни звука. Полная тишина. Сумасшедший. Этот парень совершенно спятил.
Я распахиваю дверь, готовясь увидеть ужасную картину кровавой расправы, похитителей Коханде, схвативших и Ириса тоже, что угодно, но...
Но Ивс Коханде и Лио сидят на накрытой разноцветной тряпкой постели, и смотрят на меня. Правда, всего какую-то секунду. После этого первый начинает плакать, а последний – улыбаться.
- Благодарю вас... – всхлип – что вы вовремя... – всхлип – успели... меня спасти! – Тут Ивс вздрагивает всем телом, и начинает растирать запястья рук, хранящих следы от веревок. – Не знаю, почему они меня до сих пор не убили.. И чего они хотели?! Пойдемте отсюда скорее!
Командир вскакивает, и идет к двери. На его лице – волнение и облегчение, он не может поверить, что спасен.
Но Ирис остается сидеть на кровати, и заваливается на нее, как был – в плаще и сапогах. Он зевает, и наблюдает за Ивсом сонными, почти безразличными глазами.
Комичная сцена на самом деле очень серьезна, и мой друг не шутит. Я жестом останавливаю Коханде.
«Задай серебру вопрос о зависти.» - Крутится в голове надрывно.
- Ивс, что случилось между вами, и телохранителем по имени Бримеур двадцать два года назад, когда вы вместе служили Максу Синелису в Рейенкерене?
Командир оборачивается в беззвучной муке, и смотрит на нас, как на умалишенных. В его взгляде – и «надо бежать, а то они вернутся», и «что вы задумали», и «почему вы так бессердечны»...
Зато его Гордыня не взволнована ни капли. При упоминании о прошлом, она тут же выставляет огромный увесистый щит о сотне длинных шипов, с которых капает яд лжи. Попробуй, подойди. Я вижу и этот щит, и непроходимость поставленной задачи, и ее холодную, вежливую, даже красивую улыбку, и слышу гремучий шепот ярко-красных губ:
«Мой Коханде ни в чем не виноват. Он – невинная жертва беспричинно злых, бессмысленно коварных людей. Виноваты во всем другие. А Коханде – чист, как агнец божий, и я советую вам в это поверить!»
Именно поэтому-то Ирис, слушавший проповеди Релемилла намного более внимательно, чем я, попросил меня спросить именно серебряное кольцо, найденное в кармане убитого наемника. Кольцо этого самого Бримеура, который заплатил им за то, чтобы Коханде похитили, и доставили в этот дом.
Чего проще – запросить бездушный носитель информации. Но я начисто забываю о кольце, завороженно наблюдая за черными, скользкими, матово сверкающими кольцами гидры Гордыни, вылезшей из сердца Коханде, и готовой сказать и сделать все, что угодно, лишь бы не допустить своей вины, спихнуть ее на других, выгородить себя во что бы то ни стало.
И все почему? Мнимая слабость души, посчитавшей, что Бог о ней забыл. Слабость, пригласившая в защитники вот это красиво улыбающееся, ритмично извивающееся нечто. А Коханде с умоляющими глазами держится за ручку двери, чтобы бежать от страшного зла, которое постигнет нас, если мы не поторопимся.
От кого и почему он собирается бежать? Единственное страшное зло в этом доме находится у него в душе, и торопиться уже некуда – оно постигло его не вчера, а очень, очень давно. Я думаю, что еще в детстве. Приблизительно тогда же, когда и меня.
В этом жутко признаться. И поэтому, чем слабее человек себя чувствует, тем реже ему хочется заглядывать к себе в душу. Он знает, что там. Вместо любви там – щит из длинных шипов. Вместо света там – черные блестящие слизью кольца.
Ты оправдываешь себя тем, что у тебя не было выбора. Ты говоришь себе, что тебя все оставили, и весь мир нападал так безжалостно, что ты просто не смог по-другому. А все это время на тебя смотрит тот, чью помощь ты отверг, потому что она показалась недостаточно существенной. Или недостаточно мощной... Или...
Ты не можешь и не хочешь выносить его взгляда, и знаешь, что если забудешься на секунду, то предательская любовь проникнет в сердце, и обезоружит Гордыню, и обнимет крепко, как потерянного ребенка, чтобы никогда больше не отпускать.
Но ты боишься этого, боишься остаться беззащитным перед его любовью, боишься потерять контроль над своей жизнью, тот мнимый контроль, которым всегда обманывала красавица-Гордыня...
И поэтому Коханде смотрит на меня большими, круглыми, невинными глазами, и отвечает громким и гулким, как пустая бочка, голосом:
- Это очень просто! Бримеур воровал, и я сдал его хозяину. Господин Синелис пожаловался властям. И Бримеура посадили. Очень заслуженно. Вот все, что я знаю!
Но, вместо того, чтобы осудить командира за эту лживую полу-правду, я делаю над собой усилие, и смотрю в свою душу. Моя собственная подпевала-Гордыня, у которой я всегда прав, подмигивает мне оттуда весело и заговорщически.
Плата за ее верную защиту и нашептывания – вечная беготня по скользкому, черному кругу отрицания своих недостатков, и удары судьбы как будто ниоткуда, и как будто без причины. Это возмездие за то, что мы натворили, слушая Гордыню. Зная это, у нас потом есть иллюзорная свобода сколько угодно строить из себя невинную овцу напоказ.
- Лорд Гидеалис, почему вы плачете? – Командир подходит ко мне, и смотрит в глаза долго и безотрывно.