Посвящается моему самому дорогому другу – Ульви.
Джессика лежала на боку возле шкафа с поджатым хвостом, тяжело дыша. Из открытого рта бежала слюна, сочась по скрещенным лапам. Её черная грудь часто, но равномерно, вздымалась. Несмотря на тяжелое состояние, глаза Джессики были ясными и широко открытыми. Только ими она реагировала на проявления окружающего мира. Её взгляд упал на чашку, поставленную у самого носа, мальчиком девяти лет. Он провел рукой по голове Джессики и тихо спросил: - Хочешь воды? –
В ответ она отвела глаза и устремила свой взгляд в точку на противоположной стене. Из глаз ребенка потекли слезы. Джессика не ела и не пила уже третий день. Её нос был всё время сухим и горячим. Но наибольшую горечь ребенку доставлял тот факт, что приходивший ветеринар не смог установить точный диагноз, а, следовательно, предпринять необходимые меры.
Вошедшая в комнату мать, подняла ребенка с пола и сказала: - Малыш, иди в свою комнату, не тревожь Джессику. Ей нужно отдохнуть, поспать и набраться сил, чтобы выздороветь. Будь умницей. – Из его ясно-голубых глаз хлынули слезы.
- Не плачь, солнышко, - успокаивала она его, - всё будет хорошо! –
Мальчик прижался к матери что было сил. Она обняла его, поцеловала и произнесла: - Не думай о плохом – и оно не придёт к тебе. –
Ребёнок безмолвно ушел в свою комнату, где измученный лег на кровать и провалился в бездну сна.
Проснувшись через три часа, Дима ощутил, что на душе стало легче. Вскочив с кровати, он сразу же ринулся к Джессике: глаза закрыты, та же обездвиженная поза со скрещенными лапами и поджатым хвостом.
- «Спит», - пролетело в голове мальчика. Вглядываясь в Джессику, у него складывалось впечатление, что ей стало легче. Даже совсем легко. Казалось, что когда она проснется, они снова будут вместе беззаботно бегать и играть. Дима положил руку ей на грудь и замер… Он не чувствовал дыхания:
- Джессика… - произнёс настороженно Дима, но собака не реагировала на голос. Он продолжал будить её, но ничего не происходило. – Джессика! Джессика! – звал мальчик, непроизвольно повышая голос всё громче и громче. В комнату ворвалась мать.
- Она умерла, да?! Да?! – разразился в рыданиях Дима. Глаза помутнели от слез. В груди сдавило с невероятной силой. Ничего не ответив, мать обняла сына и прижала к себе. Оба плакали. Комок один за другим подкатывал к горлу. Боль, вырывающаяся наружу, раздирала душу мальчика на куски. Впиваясь пальцами в одежду матери, он бился головой о её грудь, понимая, что больше никогда… ни дня в этой жизни он не обнимет Джессику, не проснется от прикосновений её влажного носа, не ощутит радость встречи с ней… И все прочие многочисленные «не» поглотили его до беспамятства, когда вырвавшись из объятий матери, Дима упал на бездыханное тело собаки. Полчаса он гладил её шерсть и молил небеса, вернуть её ему. Не выдержав страданий ребенка, отец схватил его на руки, отнес в детскую и запер.
Непомнящий себя Дима бил руками в дверь, что было мочи. Он кричал во все горло, доходя до воя в минуты, когда новая капля боли падала в уже зародившееся озеро страданий, расширяя его границы. Он умолял родителей выпустить его, но мольбы его не были услышаны. Обессилев, он добрался до кровати и спрятался под одеяло, будто скрылся от всего мира. Он вспоминал, сколько всего они пережили вместе с Джессикой. Сколько событий связывало их в этой жизни! И вдруг, в один миг… всё оборвалось.
Уже никогда, виляя хвостом, Джессика не выбежит к нему навстречу, когда он будет возвращаться со школы. Больше ни разу он не позабавится над её потешными движениями во время совместной игры в футбол. Он больше никогда не расскажет ей о своих переживаниях, когда ему будет одиноко; не бросит палочку и не почувствует её мохнатой лапы в своей ладони… А главное: он больше никогда в жизни не посмотрит в её большие добрые карие глаза, потому что они закрылись навеки.
Он готов променять все на свете, только чтобы вернуть её, но нет «живой воды», волшебной палочки и мастерства волшебника, о которых он так мечтал в это время.
Всем сердцем он ненавидел слово «никогда», которое сейчас сопровождало каждую его мысль и заставляло болеть каждую клеточку тела. Всей своей сущностью он презирал природу за то, что она отобрала то, что сама когда-то подарила этому миру и ему. Это счастье, это светлое, преданное и искреннее существо - Джессику. Он не хотел и не мог смириться с реальностью, которая казалась ему такой жестокой. Её смерть не укладывалась в его голове.
Так прошли несколько мучительных часов. В комнату вошел отец. Взглянув на него и не произнеся ни слова, Дима выбежал из комнаты, чтобы ещё раз увидеть Джессику, но место, на котором он видел её в последний раз, было пустым.
«Нет! Этого не может быть!!!» - разразилось громом в его голове. – «Я не успел попрощаться с ней! Джессика! Где ты?! Я хочу к тебе! Вернись, пожалуйста! Я прошу тебя! Я так люблю тебя!!!»
Рыдания охватили его с новой силой. Попытки родителей успокоить ребенка были бессильны. Бормоча что-то себе под нос, он лишь захлебывался слезами. Его мир рухнул.
Прошло две недели, но душевного облегчения у Димы не наступило. Как и прежде еженощно он плакал в подушку и ждал, что утром проснется от того, что шерсть на свисающих ушах Джессики, щекочет ему лицо; он опрокинет её на спину и будет чесать ей животик, а когда уберет руку, она лапой будет просить его продолжать. И снова на глаза наворачивались слезы, и захлестывала горечь воспоминаний.
Единственным, что на время отвлекало его, была школа. Приходя в неё, он общался с друзьями и с головой уходил в уроки, чтобы забыться. Но лишь на время. Уже по дороге домой он снова вспоминал Джессику: как она подходит к нему и кладет на колено голову, смотрит ему в глаза, а он пальцами скользит по её блестящей шерсти; берет на руки и бережно, но крепко прижимает к себе; дразнит кончиком пальца, слегка постукивая по носу, а Джессика пытается его поймать.
Шли дни… Дни, наполненные воспоминаниями, но опустошенные силой их мифичности.
Однажды по дороге домой из школы он увидел маленькую девочку, играющую со своей собакой. Сердце Димы вмиг заколотилось, на глазах выступили слезы, и он со всех ног бросился бежать домой.
Закрыв за собой дверь, мальчик не смог произнести ни слова. Захлебываясь слезами, он смотрел на вышедшую навстречу мать. Полная растерянности, она пыталась выяснить, что произошло, но все попытки были тщетными. Из уст сына вырывались лишь бессвязные обрывки фраз. Спустя некоторое время, придя в себя, он описал увиденную картину, возродившую в нем столь тщательно скрываемые ранее чувства с новой силой. Но никакого сочувствия и понимания в лице матери Диме встретить было не суждено. На повышенных тонах она воскликнула:
- Сколько это будет продолжаться! Дима! Сколько ты будешь думать о Джессике?! Так недолго просто-напросто сойти с ума! Прошёл уже месяц, а ты продолжаешь оплакивать эту собаку. Лучше бы столь усердно думал об уроках! Если будешь продолжать в том же духе – будешь безвыходно сидеть в своей комнате, лишенный друзей и прогулок! –
Ошарашенный столь неадекватной, на взгляд Димы, реакцией, он убежал к себе в комнату.
Оставшись наедине, ребенок судорожно пытался понять, почему так жестока его мать. Почему она перестала понимать его чувства. Больше всего на свете он хотел убежать ото всех, от всего мира, далеко-далеко, чтобы никто и никогда не смог найти его и потревожить.
Наступил поздний вечер, и нужно было готовиться к завтрашнему дню. Войдя в комнату, мать застала Диму за уроками. Она положила руку ему на голову, погладила волосы и поцеловала их: - Прости меня, малыш. Я была неправа. Просто мне очень тяжело видеть, как ты себя изводишь. – Мальчик молча повернулся, и она ощутила на себе его пронзительный, душещипательный, многословный взгляд.
- Заканчивай уроки. - Невнятно произнесла мать и вышла.
Утром следующего дня Дима испытал облегчение. Уже много дней как он не испытывал такой бодрости, свежести духа и ясности разума. Ему хотелось жить!
Школьный день приближался к концу и, в целом, пролетел, практически, незаметно. Теплая погода, ясное небо, песни птиц оживляли и радовали его. Предстоял лишь урок истории. Прозвенел звонок, и дети потянулись в класс за парты. В кабинет вошел учитель, который из-за своей худобы и бледности казался вечно больным. Человеком по натуре он был не из приятных, а манера общения с детьми оставляла желать далеко лучшего. Вероятно, причиной тому было отсутствие собственных.
Как обычно, урок начался с опроса. Класс погрузился в состояние нервозности, которым его наполнял учитель. Первопричины были никому неизвестны, но факт наколения атмосферы был «на лицо»: придирки и раздражительность преподавателя выливались в том, что дети терялись, сбивались с мысли и не могли сформулировать обычные предложения. Наступил черед Димы держать ответ. Сразу после объявления его фамилии, он ощутил дрожь в руках и ногах, переживание захватило его. Возможность доступного изложения материала была утрачена, а моральная поддержка в лице учителя не предвиделась. Визуально восстанавливая в памяти страницы учебника, мальчик пытался изложить ранее вычитанный в них текст, дать описание запомненных картинок, данные таблиц, но тщетно. Слова путались, а и так бессвязная речь превращалась в блеяние.
Выйдя из-за стола и встав рядом с Димой, детский наставник молвил: - Мне бы понять, глядя на результаты опроса, зачем я стоял у доски весь прошлый урок? Осознать бы, в чем причины полного отсутствия восприятия материала? Впечатление такое, что вы все только с дерева слезли и не то, чтобы туфли, а тапочки обули… - и после медленного поворота головы он обратился к Диме, - вот ты, объясни мне, дураку, почему мы имеем нулевой результат? Почему вы не готовитесь к уроку? –
- Я готовился, - еле слышно пробормотал Дима.
- Тогда в чем причина? – начинал выходить из себя преподаватель. – Я не ясно излагаю материал? Или в книжках он зашифрован каким-то особым кодом? Или ты разучился говорить? Или все же тебе просто нечего сказать?! – на несколько секунд он замер в ожидании ответа, но лишь гробовая тишина давала о себе знать. Как гром среди ясного неба над головой Димы прозвучали слова учителя: лично я больше склоняюсь к последнему варианту! Если ты не можешь внять простым вещам, значит, тебе нечего делать в этом классе! Если ты не будешь учиться, ты так и останешься никем! Ты вырастешь и будешь никем! Ты понимаешь это? Если ты слаб, переходи в «Ж» класс и чувствуй себя королем среди полных бездарей! –
Преподаватель перевел дыхание, опустил голову и вернулся за свой стол.
- Я просто немного переволновался, - попытался оправдать себя Дима, но тем самым только подлил масла в огонь.
Грозовая туча сгущалась с невероятной скоростью: - С чего это вдруг?! – возопил учитель, – разве ты впервые у доски? Или это от моего присутствия у тебя пропал дар речи? Значит, я с вами по-хорошему, а вы из меня изверга делаете? – лицо его стало багровым, вены вздулись и срывающийся на хрип голос разразил воздух финальным аккордом: - посмотрите на себя! Вы же ничего из себя не представляете! Вы же сплошное ходячее человекоподобное облако глупости..! –
У Димы помутнело в глазах. Крик учителя начал перерастать в гул. Складывалось впечатление, что небо мечет молнии над его головой, а грозовые разряды разрывают барабанные перепонки. Ослепительный удар молнии - и темнота.
Дима очнулся один в своей комнате. Удивленный резкой смене обстановки, он сел на кровати, свесив ноги, и предпринял попытку восстановить в памяти последние события: минорная атмосфера класса, «танец быка» в исполнении преподавателя, дикий вой в форме шквала обрушившейся несправедливости и мрачные лица одноклассников. Ему стало мерзко, и он закрыл глаза. «Джессика, как было бы хорошо, если бы ты сейчас оказалась рядом. Именно сейчас, когда ты так мне нужна! Когда я обижен до глубины души, обижен безосновательно... Как было бы здорово, обнять тебя и поделиться всем, что наболело. Посмотреть в твои большие карие глаза, от взгляда в которые мне бы снова захотелось бороться и жить… Почему тебя нет рядом?!» – вскрикнул он в сердцах, но ту же вздрогнул, ощутив чье-то прикосновение.
Открыв глаза, Дима увидел её. Нос Джессики упирался в его колено. Лицо мальчика озарила улыбка, и он почувствовал, как комната и вся его жизнь начали наполняться светом. Ласковым, добрым светом. Он чувствовал всю нежность её взгляда, тепло её тела и безграничную любовь. Он взял её на руки и крепко прижал к своей груди. Душевная тяжесть исчезла. Пропал привкус нанесенной обиды и одиночества – всё исчезло, испарилось. Но главным, самым главным для него было то, что впервые после долгой разлуки, они снова были вместе.
И именно с этой минуты Дима окунулся в новый мир. Мир, в котором существовали только он и Джессика.
Сентябрь 9` 99
Фото (с) http://wallpampers.ru/misc/6860