Ранее я знакомил читателей со своими «Записками Афганистанца». Сейчас хочу рассказать, как и чем я жил после окончания школы. Об учёбе в Челябинском институте культуры, о странном призыве в армию, о службе в свердловском учебном батальоне связи (учебке) и в войсках до времени отъезда выполнять интернациональный долг, как говорили командиры. Мы же не имели ни малейшего представления о том долге.
Институт культуры. Большой город.
После окончания средней школы в 1977-ом году я готовился к поступлению в ВУЗ. Хотелось пойти по стопам отца, стать юристом. Но в те годы существовало ограничение: в юридические институты принимались лица, имеющие два года трудового стажа. Откуда ему взяться у 17-летнего юноши? Некоторые одноклассники намеревались поступать в местный педагогический институт. Я же не хотел учительской карьеры. Не моё. Но учиться желал.
В юности я увлекался игрой на гитаре. Очень любил кино. В общем, я подал документы в Челябинский государственный институт культуры (ЧГИК) на отделение, где готовили руководителей культурных учреждений.
Перед первой сессией я с товарищем Вовкой Куниковым попал в неприятную историю. Нас с дружком сильно избили пятеро пацанов, обманным путём заманив во дворы. В гости пригласили, а мы и повелись. Когда зашли за дом, то Володьку первого сбили с ног. Не успев понять, в чём дело, я заработал несколько ударов от троих человек и тоже свалился на снег.
Как меня пинали… Думал – убьют. Использовал последнюю уловку: убрал руки от лица, притворившись потерявшим сознание. Опасался удара по голове, но я рискнул. Грабители, отобравшие у Куникова новый шарф и перчатки, а затем набросившиеся на меня впятером, сразу прекратили избиение. Испугались и убежали. Я же валялся на снегу, отдыхал. Тут один, видать, самый шакалистый из компании, неожиданно вернулся и стал стягивать с меня новенький полусапожек. Когда он почти стащил обувь, я ударил его ногой в лицо. (Ничего себе, сапожки шили в ателье по индивидуальному заказу, ввиду тогдашнего дефицита, и просто так отдать их…) Нападавший отлетел вместе с сапогом, отбросил его и смылся.
Я вскочил и побежал к хоккейному корту. Прижался к дощатому ограждению спиной и ожидал очередного нападения. Ведь никто не спешил нам на помощь. Хотя в прошлые времена люди не оставались равнодушными к подобным происшествиям. Вызывали милицию, выскакивали на балконы. Но, кто мог услышать шум драки при утеплённых на зиму окнах? А мы стеснялись позвать кого-либо на помощь, впервые оказавшись в дикой ситуации.
Часть грабителей, очевидно, наблюдавших за ходом событий, затаившись неподалёку, подбежали ко мне. В остервенении что-то крича, начал размахивать руками. Кулаком прошёлся по носам неутомимых подонков и они, молча, разбежались в разные стороны. А я рванул из двора. Услышав за спиной топот, прибавил скорости. Главное, выскочить на освещённую улицу. Там люди. Они помогут. А сзади кричал Володька: «Игорь, это я!»
Лишь тогда остановился. Вместе с Куниковым вернулись на место нападения. Я нашёл свой полусапожек, надел его, и мы поехали на квартиру, в которой снимали комнату, в районе ЧТЗ (Челябинский тракторный завод).
Утром приобрели солнцезащитные очки, но в институт явились дня через три, когда немного спали опухоли на наших лицах. Зимняя сессия стартовала, и мы пропустили первый экзамен. Стеснялись появляться в ВУЗе со следами побоев на лицах. Придя в институт, узнали – оба вызваны к ректору. Другого мы и не ожидали. Только ректор мог допустить к экзаменам.
Первым, сильно волнуясь, я шагнул в кабинет. Справа за столом перед пишущей машинкой сидела немолодая женщина-секретарь, впереди дверь с табличкой «Попков Георгий Борисович». Женщина доложила о моём приходе. Шеф вышел в «предбанник». Почему-то стал беседовать со мной в присутствии секретаря. Я рассказывал о нападении на нас, о наших лицах, ставших чуть ли не в два раза больше после избиения. Секретарша время от времени беспардонно вмешивалась в разговор. Несколько раз раздавался её скрипучий голос: «Гнать его надо и всё тут!»
- И что станем делать, молодой человек? - наконец, спросил Георгий Борисович.
Я приветливо улыбнулся секретарше.
- Что делать? А ничего! Вижу, у вас тут машинистка-печатница вопросы решает, как Распутин при дворе.
Я ещё что-то говорил, внутренне решив бросить институт. Карьера заведующего сельским клубом меня не устраивала. Это поначалу всё казалось интересным. Позже стал задумываться: к чему мне диплом ЧГиКа? Дети известных чиновников останутся в городе, остальные понесут культуру в массы в сельской местности. Меня не прельщала карьера и в городе. За полугодие я утратил интерес к профессии. Хорошо, что не позже.
Надо идти в армию, затем по стопам отца в юридический институт.
…Ректор несколько опешил от такого выступления. Зато секретарша перешла на визг:
- Нахал! Лезешь не в своё дело!
- Точно, не в своё, - я посмотрел на ректора. - Георгий Борисович, извините. Форму заявления знаю.
Глава института культуры (и отдыха, обычно добавляли студенты)взял со стола лист бумаги и подал его мне:
- Какой вы, однако, отчаянный. Я бы допустил вас к экзаменам. Судя по всему, разочаровались, сделали неверный выбор.
Через несколько дней я вернулся домой.
Не знаю, доучился ли Вовка Куников (он поступал по направлению от совхоза), но после моего возвращения в отчий дом, он по моей просьбе выслал несколько забытых вещей, кроме неплохих очков, под которыми я скрывал кровоподтёки. Помнится, Вова сожалел, что не приобрёл такие же (они стоили дороже). Сейчас у него появилась дополнительные «фары» – его мечта.
Владимир Куников… В начале учёбы я одолжил ему приличную для студента сумму денег (15 рублей при стипендии в 40). Вовка так и не возвратил деньги.
В период сдачи вступительных экзаменов Куников проживал в дешёвом пятиместном номере затрапезной гостиницы. Но и 70 копеек в сутки надо платить. Володька нагло просил, чтобы я оплачивал его место в номере (свои средства он пропил с сожителями по комнате).
Гостиницу я Вовке не оплачивал, но позвал его пожить у моих родственников, пока не найдём съёмную квартиру. Жильё, кстати, нашла моя мама, специально приехавшая в Челябинск. И мой товарищ так мелко поступил, не отдав долг и присвоив пятирублёвые очки.
Это был первый урок человеческой подлости, почти не повлиявший на меня. С Володькой мы сдружились с начала экзаменов. Позже вместе ездили в его посёлок. Вовка водил меня в местный клуб, где играл в самодеятельном ВИА (вокально-инструментальном ансамбле).
Как приехавшая «звезда» из далёкого Челябинска, он весь вечер пел на эстраде. Но песни иногда удивляли меня. Ребята сочинили несколько песенок сами. С удивлением я слушал «произведение» Вовкиного друга, побывавшего в Ленинграде. Кому пришло бы в голову сочинить подобное и исполнять на танцах: «А у собора у Исакия, шёл я с милой, шёл с ней раком я…» Серьёзно, группа надрывалась в исполнении, а пьяный народ плясал до безумия.
Надеюсь, Вовка окончил институт.