''Нибелунген'' - 21
Альтаф
ГАНС УЛЬРИХ РУДЕЛЬ
/ВОСПОМИНАНИЯ/
***
...''Остальные планеры присоединились к нему через несколько секунд. И тут неожиданно что-то ярко сверкнуло. В следующее мгновение один из танков превратился в извергающийся вулкан из огня и расплавленной стали. Я поворачиваюсь кругом, дверь открывается… Фридолин. Его лицо осунулось, мы обмениваемся взглядами, и внезапно у меня пересыхает в горле.
«Ну»?
Это все, что я могу из себя выдавить.
«Все кончено… безоговорочная капитуляция»!
Голос Фридолина звучит не громче шепота.
Конец…
Я чувствую себя так, как будто падаю в бездну, и затем в затуманенном сознании они все проходят у меня перед глазами: боевые друзья, которых я потерял, миллионы солдат, погибших в море, в воздухе, на поле боя… миллионы жертв, умерщвленных в своих домах по всей Германии… орды с востока, которые сейчас наводняют нашу страну…
Фридолин внезапно взрывается:
«Да, брось ты этот чертов телефон, Ниерман. Войне конец»!
«Мы сами решим, когда нам перестать сражаться», говорит Ниерман.
Кто-то грубо хохочет. Смех слишком громкий, не настоящий.
Я должен сделать что-нибудь,… сказать что-то,… задать вопрос''…
Нибелунген
Альтаф
‘’Ю – 109’’/ВОСПОМИНАНИЯ/
Ниже и ниже.
***
...''Я опускаюсь еще ниже, чтобы быть абсолютно уверенным, и вижу танки, хорошо замаскированные в складках речной долины, на северном краю деревни Лебус.
...
Здесь их, вероятно, штук двенадцать-пятнадцать.
...
Что-то ударяет в крыло, попадание из легкой зенитной пушки.
Я держусь низко, отовсюду стреляют зенитки, речную переправу защищают примерно шесть или восемь зенитных батарей. Зенитчики, похоже, давно играют в эти игры и приобрели большой опыт в борьбе со «Штуками».
Они не пользуются трассерами, мы не видим тянущихся к нам нитей с нанизанными красными бусинками. Понимаешь, что они открыли огонь, только когда самолет вдруг резко вздрагивает от удара.
Как только мы набираем высоту, они тут же перестают стрелять и наши бомбардировщики не видят, кого им атаковать.
...
Нет никакой возможности подойти к цели скрытно, так как плоская речная долина не дает возможности для такой тактики.
...
Здесь нет ни высоких зданий, ни деревьев.
...
Если бы я всегда был таким авантюристом, я бы уже десятки, раз мог лечь в могилу.
...
Но рядом нет наших войск, и мы находимся в 80 километрах от столицы Рейха, на опасно малом расстоянии, если к ней рвутся вражеские танки.
Для длительных размышлений времени уже не остается. «На этот раз тебе придется положиться на удачу», – говорю я себе. «Пошел»!
...
Когда я спущусь ниже, и как только станут видны вспышки зенитных орудий, они должны будут сконцентрировать огонь своих пушек на зенитках.
...
Здесь стоят несколько танков ИС, остальные – Т-34...
После того, как четыре танка загорелись и у меня кончились боеприпасы...
...
я поднимаюсь на 800 метров, потому что зениткам на такой высоте трудно в меня попасть. Оттуда я пикирую отвесно...
...
Кровь яростно пульсирует в голове. Я знаю, что играю в кошки-мышки с судьбой, но этот ИС должен быть подожжен. Вновь на высоту 800 метров и вниз – на 60-тонного левиафана. Он все никак не загорается! Меня душит ярость! Он должен загореться и будет гореть!
...
На раз мой Ю-87 набирает высоту в 800 метров гораздо дольше, чем обычно, поскольку сейчас я начинаю взвешивать «за» и «против». Одно мое "я" говорит: «Если этот тринадцатый танк до сих пор не загорелся, не воображай, что ты сможешь добиться своего одним снарядом. Лети домой и пополни боеприпасы, ты потом всегда сможешь их найти». На это мое второе "я" отвечает с горячностью:
«Возможно, не хватает всего одного снаряда, чтобы помешать этому танку свободно''…
Нибелунген
Альтаф
БЕЦКИ
***
Когда обстрел закончился, Бецки ощутил, что произошли какие-то существенные изменения и в нем самом и в окружающем его мире. Это произошло именно в тот миг, когда он попросил ЕГО сделать что-нибудь, чтобы ужас этот, наконец, прекратился.
Он осторожно выглянул из-за странно построенных зданий, которые торчали неаккуратными изгибами расколотых кирпичей и торчащих из них железной арматуры.
Была вторая половина дня, который теперь - он знал это, называли ‘’кровавым’’, и он не узнавал место, в котором внезапно оказался.
Он задумался.
Несомненно, что-то произошло.
Он оказался в совершенно непонятном ему мире и никак не мог вспомнить тот мир, который должен был ему быть знаком. А может, он просто боялся вспоминать его?
Он встал и сквозь очки огляделся – пытаясь разглядеть каков он - этот неведомый и странный мир, в котором ему придется теперь жить?
Справа и впереди горбились холмы из того же битого кирпича и куч мусора, плохо освещенные бледным тусклым светом. Тени их были удивительны и также необычны… сине – красные… а тусклое местное солнце, испугавшись чего-то, пряталось за словно нарисованными низкими черными тучами, прорезаемыми частыми дымными полосами.
На неровной серой поверхности земли, четко выделялись тусклые красные пятна. Как будто рассыпанные рукой гиганта они тянулись неровной мозаикой вправо и влево, иногда собираясь в лужицы, уютно окаймленные щебнем и песком.
Вопреки своим же мыслям, пришедшим в голову совсем недавно он вдруг ощутил, что видел это уже много раз, с самого своего рождения, но вместе с тем, казалось, в этом мире он был впервые и... и ему начало не нравиться быть в нем!
Ему вдруг показалось, что кто-то смотрит на него сквозь низкое серое небо с кровавыми отблесками и он, задрав лицо, попросил, если можно унести его в какой-нибудь другой – не такой ужасный мир, но Небо молчало, и, не дождавшись ответа, он понял, что ему придется жить именно здесь и сейчас. Он сгорбился и расставил руки, представляя, что на спине его тяжелый... невыносимо тяжелый крест... и почему-то засмеялся от счастья.
В сотне метров от него начинался Каменный Лес, состоявший из серых и таких же неприятно корявых развалин, а еще левее, там, где он был реже, высились крутые обрывы старых, с мягкими очертаниями серых бугристых скал.
В них... в этих скалах... там и здесь... везде... часто... пустоты, черные дыры... ущелья. Они представились ему многочисленными пустыми глазницами огромных мертвых чудовищ, и он как завороженный уставился на них... потом, все также раскинув руки и неся воображаемый крест, пошел к скалам.
Вдруг издалека донеслись необыкновенные звуки, похожие на хлопки. Он завертел головой, всматриваясь в просветы между камнями, но никого не увидел.
Потом пришло время цветения больших черно-красных цветов, расцветавших и тут же лопающихся со страшным и неприятным звуком. Они выросли и тут же исчезли, не оставив ничего после себя.
Совсем ничего.