Глава 4
День второй
Лопата и круг
Вернувшись домой, я спросил у дяди Сережи, не мог бы я что-нибудь по дому или по саду сделать. Этот мой вопрос услышала бабушка и сразу же ответила:
- Конечно, Мишенька. Вот, возьми маленький тазик и сходи к дальнему забору. Там малина по-прежнему растет. Ты так ее маленький любил. Бывало, хватимся тебя – где Миша? А ты из малинника возвращаешься – все щеки красным перемазаны. Иди, сам покушай и всем нам собери. С холодными сливками и сахаром вечером поедим.
- Лена, ну что ты парня с панталыку сбивашь? Я его собирался пристроить нам погреб рыть, а ты – малина! – насупился дед, отпирая замок на дверях сарая.
- Какой еще погреб рыть? Ты что, Сережа?! – всплеснула руками бабушка, поставив эмалированный тазик на крыльцо. – Это когда ж ты надумал новый погреб-то рыть? Никак прям сейчас?
- Ну, и что? Погреб-то нужон! – не унимался дядя Сережа.
- Дедушка, я быстро наберу малины и приду к тебе помогать с погребом, - попытался я внести компромиссную линию.
- Ладныть, только бегом, - дед, всем своим видом выражая неудовольствие таким развитием событий, скрылся в сарае и демонстративно загремел инструментом. – Малину им подавай, сластены…
- Иди, Миша, иди, - слегка подтолкнула меня в спину бабушка. – Ему волю дай, он всех запряжет в какую-нибудь работу. Подпола ему мало, погреб удумал рыть. Ворчит, ворчит, сладу нет…
Через час, сдав бабушке полный таз ягод и изрядно надегустировавшись и малины, и крыжовника, и красной смородины, я предстал перед дядей Сережей. Он молча вручил мне штыковую лопату, взял несколько полутораметровых деревянных брусков и повел меня в сад.
Выбрав подходящее на его взгляд место, дедушка бросил бруски на землю, обозначив квадрат со стороной в полтора метра.
Я повертел головой:
- Деда, а ничего, что здесь косогор? Настил-то как ставить потом?
- Ничаво, я тебя потом научу. А место здесь удобное, и земля легкая – копать легче.
Дедушка удалился слегка пошаркивающей походкой. Старенький ватник, линялые, стиранные-перестиранные галифе образца тридцатого года и стоптанные кирзовые сапоги сейчас его как-то особенно старили. Я смотрел ему вслед и думал, что ведь ему уже семьдесят лет! А он еще крепится, не сдается, занимается своим хозяйством и не устает нами всеми командовать. Вот бы мне в этом возрасте столько энергии и жизненного оптимизма.
Проводив дядю Сережу взглядом, пока он не свернул за угол дома, я поплевал на ладони и взялся за лопату. Рядом со мной на землю шлепнулись грязные строительные рукавицы.
- Надень, не то руки в кровь сотрешь!
Я поднял глаза: дедушкина голова подмигнула мне и окончательно скрылась за бревенчатой стеной. Я решительно отодвинул рукавицы в сторону, но, слегка подумав, все-таки надел их и стал активно вгрызаться в мягкую и податливую землю русской средней полосы. Когда я погрузился в вырытую яму почти по-пояс, в доме открылось окошко, и в нем показалась баба Лена:
- Миша, иди обедать, всё готово!
- Иду! – откликнулся я и выбрался из своего окопа.
Помыв руки в рукомойнике на улице, я зашел в дом и присел в предбанничке после сеней, где у окна стоял накрытый белой кружевной скатертью стол. А на нём уже дымилась и распространяла невероятный, сводящий с ума аромат, тарелка, до краев наполненная супом из белых грибов. Рядом лежали грубый деревенский хлеб и стеклянная банка со сметаной. У меня аж слюнки потекли. Я, не долго думая, схватил ложку, зачерпнул изрядную порцию сметаны, бухнул в тарелку и стал размешивать. Суп был такой густой, что ложка в нем буквально стояла. Но самое удивительное, что основную часть гущи составляли не картошка, морковь и перловка, а порезанные на крупные куски шляпки огромных боровиков! Баба Лена явно помнила мои гастрономические пристрастия. Зря говорят, что у нее рассеянный склероз, и она многое забывает.
- А хте фсе? – спросил я с набитым ртом.
Бабушка, сев на табуретку напротив меня и с удовольствием наблюдая, как я уминаю суп, вытерла сильные, натруженные руки о фартук:
- Да где ж? Вовка, тот с утра на завод убег. Лия с Ирочкой по базару пошли, а Сережа по своим делам в райсобес. Ты кушай, кушай, Мишенька. Сейчас картошечки с маслятами жареными принесу.
Бабушка тяжело встала и пошла к печке с трудом переставляя отекшие ноги. Только сейчас я осознал, как она постарела за тот год, пока я ее не видел: ходит с трудом, дышит со свистом. Сердце кольнула холодная льдинка недоброго предчувствия, которое я постарался поскорее отогнать.
Почти ровно через год, когда мы с мамой приехали на бабушкины похороны, мне вспомнился этот эпизод, и душу затопили глухая тоска и раскаяние, что я ни тогда, ни раньше ничего для бабы Лены – Елены Николаевны Дашковой - не сделал, чтобы облегчить ее непростую жизнь. Приезжал себе, как турист, жил, как у Христа за пазухой, на всем готовом и в ус не дул. Помню, я тогда ушел в дальний конец сада, в тот самый малинник и долго плакал, и никак не мог успокоиться, потому что не мог смирится с мыслью, что бабушки больше нет и никогда - никогда! - уже не будет. Дурацкое свойство нашего характера – осознавать необходимость присутствия рядом близких людей только тогда, когда они от нас уходят. У меня это была первая, но – увы! – далеко не последняя тяжелая потеря в жизни. И каждый раз я переживал наново, потому что привыкнуть и смириться с этим невозможно…
Так, что-то меня не туда...
Бабушка вернулась с картошкой и жареными маслятами и опять села напротив меня, с улыбкой наблюдая, как я ем.
Через полчаса, сытый от пуза, я спрыгнул в яму и продолжил вгрызаться в землю. Наконец, когда я углубился настолько, что, выбрасывать грунт на образовавшийся бруствер стало трудно, я решил, что моя миссия на сегодня выполнена. Легкомысленно выбросив лопату наверх, я собрался вылезти и замер: выбраться отсюда я не мог. Яма была глубиной в мой рост, да еще бруствер полметра. Я подпрыгнул и постарался зацепиться руками за край ямы и подтянуться. Не тут-то было! Земля ползла, крошилась и осыпалась вместе со мной на дно. Я пожалел, что выбросил лопату. Её можно было бы закрепить между соседними стенами и использовать в качестве ступеньки… Тогда я позвал бабушку. Сначала тихо, потом громче, потом во все горло. А в ответ – тишина…
Озадаченный, я присел и привалился спиной к холодной стене. Баба Лена ушла что ль куда? Непонятно. Естественно, я прекрасно понимал, что ничего со мной не случится. В конце концов, кто-то да придет домой, заинтересуется моим отсутствием и обнаружит меня в яме. Но уж больно не хотелось долго сидеть, а тем более стать объектом для насмешек и хихиканий. Тогда мне пришла в голову мысль воспользоваться брючным ремнем. Закидывая его раз за разом на бруствер, я, наконец, зацепил один брусок и стащил его в яму. Прикинув и так и эдак, я установил его на бруствере подобно турнику. Схватившись за толстую палку руками, я подтянулся и попытался сделать «выход силы» и забросить ногу на импровизированную перекладину, но брусок предательски провернулся, я переместился вниз и остался висеть, подобно несчастному пленному на шесте, которого несут на костер голодные каннибалы.
Где-то в небе обрисовалась голова дяди Сережи:
- Ну, что, Микаэль, закончил?
- Закончил, - пробормотал я и рухнул со своего турника на дно.
- Обожди, щас лестницу принесу.
Голова исчезла и через пару минут в яму сползла деревянная лестница. Я быстренько выбрался из западни и глянул вниз. Даже сверху яма, которую я вырыл, смотрелась внушительно. Не котлован, конечно, но и не лунка для саженца.
- Надобно настил деревянный таперь мостить… - то ли мне, то ли сам себе пробормотал дядя Сережа, направляясь к дому.
Я сделал вид, что не услышал, тем более, что увидел входящего в калитку Володю. Он хлопнул меня по плечу и радостно сообщил:
- Всё, на две недели отпустили! Давай готовься, я с ребятами договорился вечернюю посидеть у костра, песни попеть, шашлыки сготовить…
- Это откуда ж вы шашлыки-то возьмете? – тут-как-тут оказался дядя Сережа.
А с мясом тогда, действительно, проблема была…
- Да у Толяна тетка свинью забила, вот ему и перепала пара-тройка кило. Он и замочил шашлык, - улыбаясь пояснил брат. – Не украли же мы!
- Кто вас знает, оболтусов… - проворчал дедушка, но больше ничего не сказал и скрылся в сарае.
Пока бабушка кормила обедом Володю, я слушал его рассказ о подготовке вечера.
- Сегодня ведь пятница у нас, значит не только я, но и Игорь, Толя и Андрей смогут допоздна гулять – завтра же выходной! Пойдем туда на моторках часов в десять. Идет?
- Конечно! – тут же с энтузиазмом согласился я. – Что мне надо делать?
- Сейчас я поеду на мотороллере по делам, а тебя подброшу до бонов – поможешь мне в канистру бензин залить, там сейчас должен бензовоз стоять.
Боны – это такие металлические понтоны, из которых состоял причал для частных моторных лодок. Часть дюралевых казанок и деревянных лодок были ошвартованы и покачивались у бонов, часть – вытащены носами на берег и привязаны к якорной цепи, лежащей вдоль берега в нескольких метрах от воды. Каждый владелец имел свое причальное место и небольшой шкаф на берегу, в котором хранился лодочный мотор, канистры и прочие принадлежности речника.
Мы с Володей быстро погрузились на его «Вятку» и с ветерком помчались к Волге. Проехав по уже упоминавшемуся крутому взвозу, мы вскоре оказались у берега. Володя отвел мотороллер в сторону и приковал его цепью к железному забору. Потом мы с ним подошли к ящику для хранения лодочного мотора, достали оттуда две плоские канистры и направились к бензовозу, вокруг которого толпилось порядочное количество рыбаков. Вовка поставил меня в очередь, а сам пошел к деревянной лодке дяди Сережи – тот его попросил что-то в ней взять и принести домой.
- Не урони спасательный круг! – крикнул я ему вдогонку.
Володя обернулся и рассмеялся. Это была наша дежурная шутка. Дело в том, что в прошлом годе, когда я приезжал в Козьмодемьянск, дедушка несколько раз брал меня с собой на рыбалку. Во время одного такого каботажного плавания случилась забавная история, связанная со спасательным кругом.
Дедушка, как я говорил, был не только большим оригиналом, но и педантом. Правда, этот педантизм преломлялся у него, порой, необычными гранями и мог озадачить даже знакомого человека. На любом плавсредстве, как известно положено иметь спасательную технику, в нашем случае круг. Соответственно, на лодке Дяди Сережи он присутствовал и занимал почетное место на носу или, как сказал бы опытный речник – на баке. И вот, в то время как на корме, или на юте, дедушка крутил катушку сетки, принайтованной к транцу лодки, ему понадобился сачок, чтобы достать запутавшегося в сетке язя. Дедушка обернулся ко мне:
- Микаэль, ну что сидишь как истукан? Давай садок скорее, он там – на носу.
Я сразу встал со скамеечки, где сидел, подгребая веслами, чтобы лодку не разворачивало течением, и пошел к носу. Лодка узкая, длинная, да еще на дне всякое барахло валяется: удочки, кошка (якорь) на тросе, рюкзак с термосом и едой и многое другое. Поэтому, пока я перешагивал и огибал все это придонное хозяйство, лодка опасно кренилась с борта на борт, что вызывало ворчанье дяди Сережи. Наконец, я добрался до носа и стал вытаскивать садок. Однако он оказался придавлен спасательным кругом, выкрашенным в красно-белый цвет, как и положено. Я попытался приподнять его и, к своему удивлению, не смог сдвинуть с места. По простоте душевной я подумал, что он просто закреплен на юте и дернул его что есть силы.
Спасательный круг отлип от палубы, но мое резкое движение вызвало очередной опасный крен лодки, и мне пришлось присесть и схватиться руками за борта, чтобы не свалиться в реку. Естественно, я был вынужден выпустить круг. И тут произошло, как потом выяснилось, непоправимое: поставленный мною на попа спасательный круг плюхнулся в воду, подняв тучу брызг.
- Что там у тебя опять?! – закричал с кормы дедушка, продолжая возиться с сеткой.
- Круг в воду упал! – ответил я, оборачиваясь.
- Так вылови его, еще уплывет куда! – приказал капитан судна.
Я лег на носовой короб и свесился за борт, выискивая спасательный круг. Каково же было мое удивление, когда подлый круг на моих глазах, лениво булькнув пару раз, стремительно ушел на дно, быстро растворившись в мутной воде. Я даже не понял, что на самом деле произошло.
- Достал? – вопрошал с кормы дед, продолжая воевать с большим язем, норовившем выскользнуть из мотни.
Я растерянно сел на короб и повернулся к дедушке, не зная, что и ответить.
- Чаво замолк? – не унимался дядя Сережа.
- Дедушка, круг того… это, ну… утонул, - наконец, подобрал я слова.
Дед, услышав такое, плюнул на язя и бросился на нос, спотыкаясь и опасно раскачивая лодку. Но было поздно: чертов круг утоп окончательно и бесповоротно. Потом-то я понял, что старый пробковый круг прогнил насквозь, пропитался водой и стал таким тяжелым, что плавать никак не мог, не то, что кому-то помочь держаться на воде. Как потом сказал Володя, хорошо, что я не бросил этот круг какому-нибудь утопающему, не то бы обязательно его насмерть зашиб этим дедушкиным спассредством.
Но дед ни тогда, ни после, юмора ситуации не воспринял и частенько мне припоминал сгинувший в волжских водах спасинвентарь.
- Вот ничего молодежи поручить нельзя – спасательный круг и тот утопят, - частенько ворчал он и вздыхал. – Эх, то ли в наше время – порядок был…
Но я за это на него ничуть не обижался, потому как прекрасно понимал, что на самом деле на круг деду ровным счетом наплевать, а вот воспитательный эффект происшествия налицо, как этим не воспользоваться!
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2013/06/01/1657