Где-то когда-то («если кто-то кое-где у нас порой…») читала, что равнодушие – болезнь очень образованных людей. Не знаю, сдается мне, что ерунда это полная. Не такие уж у меня дочь с зятем образованные, хотя дипломы о высшем образовании имеют, они мало чего знают, никуда не ходят, брезгают возможностями, что дает своему жителю наша столица, в которой мы имеем счастье проживать.
Когда отмечаешь, что человек равнодушный или горько плачешь в одиночестве от ощущения полного непонимания со стороны близких, вообще не думаешь про их образование. Разве что про отсутствие духовного образования в человеке… Но… и так не думаешь. Ничего не думаешь, - просто очень больно, и всё.
- Как меня подстригли? Хорошо? - вопрос моего зятя предполагает ответ, и утвердительный, я так и отвечаю, но он меня не слышит, - идет на балкон курить, не ожидая от меня ответа, - так они с моей дочерью привыкли общаться дома. Кричать ему вслед и впираться на балкон я не стану, зная, что и там он меня не услышит – в ушах у него наушники от плеера: он постоянно и безуспешно учит какой-то язык, - то французский, то итальянский, то хорватский. Но поскольку медведь ему наступил на какую-то жизненно важную мозговую извилину, отвечающую за способность к языкам, то дело всегда ограничивается усвоением двух десятков слов из избранного им для изучения языка, и дальше не идёт. Хоть тресни. Впрочем. Он особенно и не переживает. Он не переживает практически ни за что, - таким уродился. Только нахлёстами, краткими моментами, когда в тот мозг (к языкам не способный, ах, если б к ним одним), откуда ни возьмись, поступит сигнал: «Я умру!!! Не хочу!!!». Тогда он срывается, начинает истерически кричать: «Я ещё молод!!! Я жить хочу!!! А вы тут (я, тёща) со своими капризами (триста раз обещал выбросить старую рухлядь из второй комнаты в моей квартире, где никто не живет, а могла бы хотя бы иногда оставаться внучка… да я б ее сама выкинула, но уж больно тяжело.. вот надо поймать во дворе гастарбайтера, дать ему денег, чтобы он всё на помойку вынёс)!!!
…- Как меня подстригли? – спрашивает зять в третий раз, и в третий раз меня не слышит…
Раньше я в таких случаях говорила, что надо слышать человека или не задавать ему дежурных вопросов. Сейчас молчу. Зачем лишний раз слова выговаривать… Все речевые усилия должны быть оценены соответствующим образом, иначе грош им цена…
- Саша, собирайся, едем домой, - командует он своей дочери-моей внучке, и та начинает лихорадочно носиться и пялить на себя свитер-куртку-шапку-шарф, - готово!
- Варежки? – спрашиваю я.
Она растерянно обнаруживает, что варежек нет, и резиночки от них не торчат из курткиных рукавов.
- А где варежки? – спрашивает внучка, предельно округлив глаза.
- Ох, - сразу соображаю я. – Снимай куртку, они внутри на спине болтаются, я ж их сушила после гуляния.
- Ну, бабушка-калабушка, ну, чё ты, - отвечает она возмущенно, будто я нарочно резинку с варежками в рукава не продернула. С досадой снимает куртку, протягивает мне, я махом продеваю варежки на резиночке в рукава, напяливаю ей куртку, застегиваю молнию, - готова!
…Ах, как я хочу стать маленькой, чтобы все вокруг меня бегали и за меня волновались, чтобы все меня любили… А когда была маленькой – всё хотела побыстрее вырасти… всё-то в жизни не вовремя – все желания-похотелки…
- Саша, собирайся, такси уже ждет! – хватает зять Сашкин пакет и снова обращается ко мне, - взгляд его блуждает, глаза смотрят куда-то поверх меня, вдаль. - Ну, как меня подстригли?
Даже, если я отвечу сейчас, он меня уже не услышит, такт моего ответа падает ровно на звук закрывающейся за ними двери…