Жил-был добрый волшебник. О Сергее Образцове

Александр Валентинович Павлов
     До глубокой старости Образцов оставался доверчивым ребёнком. В разгар "горбостройки" с наивным удивлением спрашивал меня, обратил ли я внимание на то, что в последнее время перестали говорить и писать о социализме, коммунизме? Сам великий кукольник в победе коммунизма не сомневался, продолжая идеализировать отнюдь, увы, не идеальный мир, человеческие взаимоотношения...

     Художник по незаконченному образованию, воспитанный в культурной семье путейского инженера-академика из южного города Николаева и директрисы московской гимназии, на заре юности принятый Немировичем-Данченко в Музыкальную студию МХАТа, обласканный советской властью, обладатель высших званий и наград, объехавший всю планету со своим замечательным театром кукол, Сергей Владимирович всё-таки не вступил в партию, хотя никаким "тайным диссидентом", конечно же, не был. А был просто-напросто честным, совестливым гражданином, патриотом - и в глухие предвоенные годы, когда не побоялся подписаться в защиту репрессированного Мейерхольда, и в "брежние" семидесятые, отказавшись участвовать в газетной травле Солженицына...
     Двадцать два раза на правительственных приёмах в Георгиевском зале Кремля выступал с куклами молодой артист. Обмирал за ширмой, пытаясь предугадать реакцию главного зрителя. Сталин усмехался в усы, аплодировал, всегда просил показать "Хабанеру". После концертов подходил к Образцову, чокался бокалом, называл другом. К тому времени Образцов и Шаганова, актриса и пианистка, заменившая мать осиротевшим детям Сергея Владимировича от первого брака, несколько лет жили не расписываясь. Однажды подумали: вдруг им тоже не повезёт и ночью раздастся неожиданный стук в дверь. Кто будет тогда носить передачи? И они побежали в загс.
     В марте восемьдесят девятого я попросил Сергея Владимировича напутствовать юное поколение степного Причерноморья. "Дорогие читатели "Ленинского племени"! - написал народный артист Советского Союза. - Постарайтесь поскорее исправить всё то плохое, что досталось вам в наследство".

     Некоторые николаевцы до сих пор убеждены: Образцов - уроженец нашего города.
     - Я родился в Москве, - возразил Сергей Владимирович в ответ на мой "уточняющий" вопрос.
     - Да, - согласно кивнул я, - и в справочнике написано: 1901 год, село Медведково Московской губернии.
     - Но это теперь Москва, - развёл он руками.
     - И всё же разрешите нам считать вас хоть немножечко своим земляком...
     - Пожалуйста, - улыбнулся Образцов.
 
     В Николаев, на родину отца, к бабушке, часто приезжали на лето всей семьёй. Эти времена Сергей Владимирович называл счастливыми... Рассказывая мне о своём детстве, казался не убелённым сединами прославленным на весь свет актёром, а десятилетним пареньком, бегущим с удочками по раскалённым от июльского зноя булыжникам николаевских мостовых.
      Подарил мне свою мемуарную книгу "По ступенькам памяти" (книгу с автографом великого артиста и его тёплые письма ко мне храню, как драгоценные реликвии). Наша "молодёжка" тогда тотчас же перепечатала несколько "ступенек", по-образцовски мудрых, ироничных, овеянных живым дыханием давно ушедших времён...
    
                "ПАПИН ДВОР

     Родился папа в 1874 году в Николаеве в доме на углу Садовой и Бассейной. Не знаю, как эти улицы теперь называются, но дом и сейчас стоит на том же месте, и на нём мемориальная доска моего отца.
     Это двухэтажный дом дедушки, купца третьей гильдии. Папа говорил мне, что отца своего помнит плохо, потому что умер он, когда папе было лет шесть. Помнит только, что отец был добрый и весёлый..."

     Я вырезал из газеты эту публикацию и послал Лисянскому. Марк Самойлович, всегда нежно и трепетно относившийся ко всему, что связано с любимым городом, немедленно отозвался. В письме поэта чувствовались неподдельная горечь и - явственно - нотки сарказма: "Плохо он (Образцов. - А. П.) помнит, плохо он знает Николаев. Даже улицу, где и сейчас стоит его родительский дом, он не помнит... Газета могла бы подсказать Сергею Владимировичу, дать сноску и вежливо поправить Образцова. Но, увы, газета сама не знает своего города..."
     Что тут можно сказать? Действительно, Бассейной улицы в Николаеве сроду не бывало, а Садовая, хотя и существует, всё-таки находится далековато от образцовского "родового гнезда"...
     Вручая мне книгу, Сергей Владимирович признался с трогательным смущением:
     - Я плохо помню Николаев. А вот то место, где стоит наш дом, помню хорошо. На углу улиц... Как они теперь называются?
     - Большая Морская, как и прежде. И Советская, бывшая Соборная.
     - Ах, да, - просиял он. - А Советская, кажется, центральная улица, ведь так?
     Всё-таки вспомнил!..
     - Так вот, - продолжал "рассеянный с Бассейной", - на углу этих улиц всегда стояло много извозчиков...
     Бог мой, да от кого же ещё, как не от ровесника ХХ века, могли мы узнать, где находилась первая в нашем городе "стоянка такси"!
     - Сергей Владимирович, а конку помните? По Соборной конка ходила, а позже - трамвай.
     - Нет, конки и трамвая не помню, - покачал головой.

     "...А про моего прадедушку известно только, что он был "николаевским солдатом", то есть служил, как установил Николай I, двадцать пять лет - четверть века.
     В семейной памяти сохранился удивительный эпизод из жизни моего прадедушки. Служил он в городском гарнизоне. По воскресеньям солдат домой отпускали. В одно из таких воскресений он шёл бульваром под руку со своей женой. Навстречу генерал. Солдатам не полагалось с кем-нибудь под руку ходить. Генерал стал его ругать. Грозить гауптвахтой. Прадедушка не выдержал оскорблений и со всей силой пихнул генерала в грудь. Тот упал и скатился по косогору. Бульвар был на горке.
     На следующий день на плацу выстроили весь гарнизон. Приехал генерал. Не сказал, что случилось. Медленно обошёл солдатские шеренги. В каждого солдата всматривался. И не узнал. А кабы узнал, не было бы ни моего прадедушки, ни моего дедушки, ни моего отца, а значит, и меня не было бы..."

     Память сердца! Нет, ничто не позабылось...

          Хоть москвич, нездешний родом,
          но до самого конца
          (проносился год за годом)
          помнил город, дом отца...

     "...Дом построен квадратом с внутренним двором и сплошным балконом по второму этажу, глядящим в этот двор.
     Посредине двора большое дерево. Папа рассказывал мне, что, когда был мальчиком, мечтал поставить на это дерево лестницу, чтобы рукой дотронуться до неба...
     Хорошо помню, как в столовой у бабушки ели красный борщ и все очень смеялись, потому что какой-то вор украл у жилицы самовар и понёс его через двор. А другая жилица с балкона крикнула: "Ты куда самовар несёшь?" Тот сказал: "Лудить". А она говорит: "Возьми и мой". - "Давай". И украл два самовара.
     А какие кавуны (это так тут арбузы называют) папа с рынка принёс! Огромные. Прямо ужас!.."

     - Ещё помню Лески, - задумчиво произнёс Сергей Владимирович. - Мы там с женой снимали комнату в полуподвале... Там же рядом - яхт-клуб, правда? Есть он сейчас?

     "...Дача на самом берегу Буга. Весь день хочешь на удочку бычков лови, хочешь купайся...
     На реке яхты шикарно плавают. От ветра прямо на бок ложатся. Кливер пузырём надувается, а грот воду черпает. Завидно. А одна яхта без парусов посреди Буга на якоре стоит. Большая, как пароход, и называется "Бурун".
     Через дачу от нас богатый живёт. Выходит на мостки и в большую трубу кричит: "На "Бу-ру-не-е-е!" От "Буруна" отплывает лодка и подплывает к мосткам. Хозяин садится и едет к "Буруну". Видно, как влезает по лесенке. "Бурун" подымает паруса. Два грота и два кливера. Чуть накренятся под ветром и уплывают в Аккерман. Значит, в Чёрное море. Завидно..."

     - Очень хочу побывать в Николаеве ещё раз, - сказал мне, вздыхая. - Столько лет прошло... Жаль, давно не зовут нас туда с театром. Я бы приехал...
     Говорю ему: в Николаеве идут разговоры о восстановлении монумента адмирала Грейга, в Одессе - "матушки"  Екатерины, причём подразумевается снести уже существующие изваяния "совковой" эпохи.
     Образцов усмехается.
     - Помню, кажется, в Нахичевани-на-Дону стоял некогда памятник Екатерины Второй. На постаменте литыми буквами красовалась надпись: "Екатерине Великой - благодарные армяне". Ну, после революции императрицу, естественно, "свергли" с пьедестала, на который тут же водрузили голову Маркса. Сбили и надпись, но так как литеры были накладные, следы от них на камне остались явственные. И вот, представьте себе: стоит бюст Маркса, а каждый читает под ним о благодарных всероссийской самодержице армянах! Было очень смешно, - заверил меня кукольный патриарх.
     Поучительная история!
     - Сергей Владимирович, - попросил я, - расскажите, пожалуйста, об искусстве театра кукол.
     - Если автор приносит мне пьесу, и в ней написано, что один из героев - Иван Петрович Максимов, сорока восьми лет, я такую пьесу дальше не читаю, - веско произнёс Образцов. - Потому что этот Иван Петрович - реальный человек, а не обобщённый образ. Куклы ведь изображают какие-то очень типизированные характеры. Театр кукол владеет метафорой. Он метафоричен по сути своей: кукла - уже метафора, ибо она не человек. В театре кукол невозможно, скажем, сыграть чеховскую "Чайку", где образы не метафорические, не типизированные, а человеческие. Поэтому нам ближе "Ревизор" Гоголя, шекспировские пьесы, хотя мы их и не играем: образы там очень метафоричны... Ещё пещерные люди изображали богов, силы природы - в наскальных рисунках, ритуальных масках. А ведь эти маски - прямые родственники театра кукол, родившегося задолго до театра "человеческого" от незарегистрированного брака ритуальных масок и кукол. Только в девятнадцатом столетии он стал театром и для детей - раньше был театром исключительно для взрослых. Вспомним нашего русского Петрушку, французского Гиньоля: эти персонажи воспринимались прежде всего взрослым зрителем. А ныне театр кукол завоевал сердца и взрослых, и детей, утверждая своим искусством всепобеждающую силу добра!
     Зоя Ивановна Воскресенская рассказывала мне:
     - Выступали как-то перед ребятами. И вот вышел на сцену Образцов. Что тут началось в зале, не передать - радость, восторг! Кричат, хлопают, смеются... А он подождал, когда утихнет всё, да как вдруг... засвистит! По-птичьи! А потом озорно спрашивает: "Ну, кто знает, какая птица так поёт?" Один мальчик встал и сказал: "Малиновка". "Правильно, верно, - Образцов говорит. - А этого певца как зовут?.." - и снова залился трелью. Скоро уже все в зале наперебой отвечали ему: "Дрозд", "Синица", "Это щегол!", "А это - чиж!"...
     Писательница улыбнулась и произнесла с теплотой:
     - Поразительный человек. Талантливый, необычайно добрый. Его все любят...
     Страстный защитник природы, Образцов всегда находился в окружении всевозможной живности. Кабинет главного режиссёра и директора Государственного академического Центрального театра кукол на Садовой-Самотёчной был заставлен аквариумами с рыбками, увешан птичьими клетками. Внизу, в театральном фойе, в таком же аквариумно-птичьем царстве, я прочёл на клетке золотистого кенара: "АРКАША" - подарок А. И. Райкина". Уже не было на свете Аркадия Исааковича, а его подарок - прыгал с жёрдочки на жёрдочку, клевал из кормушки, попискивал... Жил!
     Кстати, настоящее петушиное "соло" для фасадных часов ГАЦТК записано под Москвой, на даче "кукольного патриарха и Мафусаила" во Внукове...
     Сергей Владимирович раскрывает "По ступенькам памяти".
     - Вот, посмотрите, - говорит он мне, - здесь фотография последнего николаевского городского головы Леонтовича, основателя зоопарка. Тут написано о нём... Вы работали в зоопарке, так что, думаю, вам будет интересно узнать, как он начинался.

     "...У городского головы Леонтовича сад. В саду большой дом. А в доме полно аквариумов с рыбками. И он, этот самый городской голова, пускает туда разных людей этих рыбок и крокодила смотреть...
     Большие комнаты. И сплошь, сплошь аквариумы. Сам Леонтович всё показывает...
     Золотые, блестящие рыбки носятся туда-сюда. А в другом аквариуме такие же золотые, только толстые. Медленно плавают и хвосты у них, как юбки...
     А ещё у Леонтовича есть аквариумы, под которыми керосиновые лампы подо дном стоят. Воду подогревают. В этих аквариумах рыбы из тёплых стран... На воле-то они в американской реке Амазонке живут. Это всё Леонтович нам объяснял.
     Только самое удивительное - это крокодил. Маленький ещё, но настоящий.
     Леонтович взял щипчиками кусочек мяса и поднёс прямо к носу крокодила. Тот сразу - хап. И проглотил..."

     Целый век тому назад николаевская тётя привела двоих мальчуганов-племянников, приехавших погостить из Москвы, в этот чудесный дом на Адмиральской улице.
     Младший из братьев, Борис, впоследствии стал биологом. И даже помогал доставать зверей для Николаевского зоопарка... Старший, Сергей, сероглазый круглолицый блондин, создал замечательный театр. Написал много прекрасных книг, и среди них эту, ступеньками памяти сводящую нас в счастливую страну его детства...

     "...Наступила в Николаеве Советская власть. Естественно, Леонтовича арестовали. А как же иначе? Он же представитель царского режима. Городской голова, так сказать, прихвостень. Отправили его в тюрьму, а горничная пусть пока рыбок кормит. Там видно будет, что с ними дальше делать..."

     На сей раз обошлось. Новые хозяева порешили организовать в доме арестованного "прихвостня" государственный аквариум-зоосад.

     "...И назначили директором Леонтовича, благо он за всю свою старорежимную деятельность ничего такого особо злостного не совершил..."

     Что мы ещё знаем о нём? Следы его теряются, но исследователи полагают: Николай Павлович Леонтович разделил участь миллионов, попавших в кровавые сталинские жернова. Тамбовская тюрьма стала Голгофой для учёного-натуралиста, подвижника - "классово чуждого элемента"...
     Но добрые дела не уходят вместе с их вершителями.

                "ХОЧЕШЬ ВЕРЬ, ХОЧЕШЬ НЕТ
 
     Николаевский крокодил вырос и поселился в саду в круглом бассейне. Большой стал. Зубы огромные. Ну, естественно, что наступил день, когда весь Николаев был взволнован. Прошёл слух, что крокодил убежал. Живёт в Буге и съел девочку. Слух такой неизбежен, но только никуда крокодил не убегал и девочек не ел, а гордость за него у николаевцев росла и росла.
     А как же? В Киеве крокодила нет, в Харькове - нет, в Херсоне - нет, в Одессе - нет, а в Николаеве есть! Настоящий, большой, с зубами как иглы..."

     Марк Самойлович Лисянский в разговоре со мной однажды воскликнул:
     - А знаешь, крокодил-то у Леонтовича был одноглазый! Какой-то пьяный красноармеец перелез через ограду и пырнул штыком лежащего на солнышке крокодила. Зверюга в ярости кинулся на своего мучителя. Шум, крик... Прибежал Леонтович - отбил посетителя у крокодила, спас пьяного дурака...

     "...А зоопарк, который родился от аквариумов Леонтовича, оказывается, просто удивительный. Огромный. Двадцать гектаров. Да ещё с озером. И крокодилы в этом зоопарке есть. Даже две породы. Кайман и аллигатор. И слоны есть, и львы, и пумы, и снежный барс, и зебры, и павианы, и гамадрилы. Замечательный зоопарк..."

     Как всё это невообразимо далеко - коллекция диковинных рыб Леонтовича, одноглазый крокодил, мой - уже далёкий - город Николаев да и весь промелькнувший суровый двадцатый век, в котором также выпало жить...
     Далеко?.. Для меня - близко.
     Через одного человека - Сергея Владимировича Образцова.