Досужие разговоры
* * *
Букша писала. Эдгар писал. Пелевин писал. Да, Пушкин писал! Мердок писала. Писали и перечитывали, перечитывали и писали. Эх, писатели, блин…
* * *
Помните, Стогов писал еще про подкову? «Если вы однажды на счастье нашли подкову, значит, кто-то другой недавно откинул копыта». Это, как нельзя кстати, приходится здесь эпиграфом. Илья, не сердись…
* * *
Писатели, они как? Уходят вечером от жен, садятся на грязные стулья в кабаках и заказывают бухло. А чего им еще? Знала я одного: окромя газированной воды ничего не пил. Его спрашивают: «Ужиков, а, Ужиков, ты это чего воду без алкоголя пьешь? Помереть боишься?». А он им: «Мне нельзя, у меня язва…». Тогда его за шиворот – и за ворота. Долго очухаться не мог, а как очухивался – вперед батьки в горящую избу. Конем называли. И правильно. Нечего. Настоящие писатели не только водку пивом, но и пиво – водкой…
* * *
Про Пушкина писать уже не актуально. Старушки – любовницы литературы – с Пушкиным в одной постели, а молодежь нынче интересоваться отказывается. Им ужасы подавай да фантастику. Стругацких вот забыли. А кто помнит, тот общается. Эти парни давно на наркоту подсели. Сядешь вечером в уголке, курнешь, телевизор включишь, а там передачка про братьев Борю и Аркашу. Как они «Пикник» писали. «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный». А по экрану пустышка плывет, затягивает. В глазах двоится. Слава Богу, отпускает потом потихоньку…
* * *
Страшно в этом мире жить. За кефиром вечером в киоск не сходишь. А рискнешь, так на что-нибудь напорешься. Вот и придумали мы по трое в магазины бегать. Лолиту набоковскую – в ближайший гастроном. А сами газету откроем – страницы хрустят, печатным станком пахнут – знай перелистывай. Так страница за страницей газетке-то и конец. Нехорошо, господа.
* * *
Яшку Лукина помнишь? Ну, в газете работал. Статьи про книги писал. Мол, почитайте это – офигенная вещь, почитайте то – это, мол, еще офигеннее. Так вот. У него друг был, Петька Матросов. Помнишь? Так вот. У Петьки-то этого Матреша, сестра, родила двойню. Так эта двойня в одном дворе с Есениным росла. Понимаешь? Есенин апосля написал «Шаганэ ты моя, Шаганэ…». Так это он ихней сестре двоюродной. Понимаешь? Вот ведь как у писателей-то. Да хоть у поэтов…
* * *
А когда Шолохов болел, его собака Шура на охоту бегала к этим… Как их? К Луцким. У Луцких поля, леса, все свое… Корова молоко дает, свинья поросится. Не жизнь, а сказка! Так вот Шура однажды гуся принесла. Жалко только гуся-то. Шолохов как узнал, собаку из дома выгнал, на ворота замки железные повесил. А когда дом горел – выбраться так и не смог. И рукописи сгорели… Открою вам секрет – рукописи горят. Даже у мастера.
* * *
Если бы Маяковский жил в начале двадцать первого века, он бы носил оранжевую рубашку haute couture, затягивался дорогой сигарой, спал в рваных джинсах, работал на стройке и любил мужчин:
Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!..
Чего еще – гений!
* * *
Вообще- то, у всех писателей жизнь необыкновенная. Одна, когда просто спят. Вторая, когда выпьют и спят. И третья, когда напишут и спят. Не так-то все просто. У некоторых еще жизнь в тарелках плещется с супом. Они ее и так, и эдак выловить пытаются. А та их дразнит, близко не подпускает. Не поймаешь, мол, не поймаешь. Тот плюет в тарелку и говорит:
– Пойду-ка я лучше напишу чего. А ты пока тухни здесь. Все равно тебя в унитаз потом выльют.
Та пугается, на руки просится.
– Не покидай меня, – говорит, – прости, дуру грешную.
У писателя душа добрая. Жалеет он эту жизнь, на руки берет, молоком парным поит.
– Ладно, – говорит, – я тебя знаменитой сделаю. Будешь у меня в лимузинах ездить, виски пить, сигары курить.
Той интересно:
– Как это? – спрашивает.
– А я, – говорит писатель, – напишу про тебя книгу о том, как ты в писательских супах купаешься, жить им спокойно не даешь, дразнишься.
– И что?
– А на тебя охота начнется. Писатели за тебя деньги начнут предлагать. Журналисты – в газетах писать, а люди – их читать. Понимаешь? И однажды я тебя принесу писателю, деньги у него за тебя возьму, а тебя оставлю. Будешь у него на цепи привязана. На улицу не выйти – будешь воздухом душным дышать, болезней дожидаться. Зато я – богатый, а ты – знаменитая…